– Я не знаю, – честно призналась Арина. – Мне нужно время, чтобы подумать.
– Может быть, баньку тебе затопить? – спросила мама, проведя по ее волосам. – Хочешь?
– Баньку топить ей не буду! – раздался грозный голос из-за двери. – Я спать пойду!
– Спи ты, черт пьяный.
– Не хочу я ничего, – устало вздохнула Арина. – Завтра давай огурцы солить, мам?
– Ты скажи, что с тобой произошло, а, дочь? Тут говорят, ты чуть ли не в каком-то порнофильме снималась? Что в Интернетах твои голые фотографии лежат. Это правда?
– Что? – Арина остолбенела. – С чего вы взяли?
– Нелька приезжала. Говорят. Она показывала со своего этого… планшета, что ли?
– Ничего такого она не могла показать. Ни в чем я не снималась, – вспыхнула Арина. – Только и была, что одна фотосессия.
– Про Белоснежку? – нахмурилась мать. Арина побледнела. Вот он, итог ее неразумной и абсурдной страсти.
Все знают про Белоснежку.
И как теперь жить дальше, если даже в родной деревне ее чуть ли не порнозвездой считают. Причем даже те, кто небось и фотографий не видел. Особенно те, кто ничего не видел. Воображение подскажет куда более интересные варианты, чем высокохудожественная реальность, в какую вляпалась Арина Крылова по глупости да по незнанию.
Фотограф. То, что Максим – фотограф, Арина, конечно, знала. Впервые она узнала о нем на его персональной выставке в Москве, на которой они, собственно, и познакомились. Он принял тогда Арину за одну из своих многочисленных поклонниц, готовых на все. Она не была его поклонницей, ей отнюдь не понравились его жестокие, злые фотографии, объединенные общим названием «Ненависть».
Но он понравился ей так, что дыхание учащалось от одной мысли о его насмешливом красивом лице.
Отлично, просто отлично. Но фотографироваться она не собиралась. Она и не видела этих фотографий. Черт его знает, кто их видел. Может быть, весь мир уже в курсе, какой формы у нее левая грудь – единственная часть ее тела, которую оголили, несмотря на ее отчаянное сопротивление. И когда платье на ней разорвали, она испугалась до обморока.
Максим именно этого и ждал. Он фотографировал ее испуг, ее панику и то, как она дергается от слепящего света осветительных приборов. Ему нужны были и ее смех, и жгучий стыд, и ее обнаженная грудь, которую он запретил ей прикрывать руками.
– Да уж, Белоснежка, – вздохнула Арина. – Но это не фильм. Только несколько кадров, и к тому же я была там одетой. Какая-то глупость.
– И все-таки я не понимаю, как ты могла согласиться на такое! – воскликнула мать. Вскочив из-за стола, она принялась недовольно собирать посуду. Отвела глаза. Арина тоже сидела как каменная. Что тут скажешь? Опозорила себя? Бог с ним. Опозорила семью?
Знала бы ты, мама, что еще я делала для него. На что я еще согласилась, чтобы пробыть рядом с Максимом Коршуновым хотя бы немного. Дура!
– Давай я помою посуду, – подхватилась Арина. Она выхватила намыленную губку из рук матери и принялась яростно тереть тарелку за тарелкой. Вот бы так же стереть все воспоминания о Максиме.
– Ох, Аринка. Что же это такое, а? – Мама всплеснула руками и уселась рядом на табурет. Что бы там ни наговорила эта шалава Нелька, Арина у нее всегда была хорошей девочкой. Заботливая, добрая, нежная. Такая, что смотришь на нее – и страшно становится за то, как сложится ее будущее. Хрупкая, как какая-то прямо фарфоровая статуэтка, а синие глазищи блестят от невыплаканных слез. Нежная, за каждого порося переживает как за родного. В кого только уродилась такая?
– Все наладится, – произнесла Арина с неожиданной твердостью, словно пыталась убедить саму себя в этом.
– Ты учиться-то дальше собираешься? Или, может, ну его? Возвращайся, я тебя на ферму устрою.
– Учиться я буду, мам, – покачала головой дочь. Мать вздохнула, ибо все это время она винила во всем сумасшествие большого города, соблазны всякие. Но она понимала: если уж Арина вбила себе в голову что-то, ее не переубедить. Хрупкая, но упрямая.
– Ладно, давай-ка тогда спать, что ли? – растерянно пробормотала она. – А то у меня огурцов-то много, за завтра и не управимся. – Арина замерла с тарелкой в руке, обернулась и посмотрела на мать. Та только покачала головой и еле заметно улыбнулась.
Значит, мир?
Арина дотерла тарелки и расставила их на полке в старом шкафчике. Мать тяжело поднялась с табурета, обхватила дочь красными руками и прижала к себе. Затем неловко чмокнула в щеку. И уж совсем неожиданно…
– Выпить не хочешь?
– Что? – вытаращилась на нее Арина, не веря своим ушам.
– Да чего уж там, а? Все одно ты уж выросла. Теперь-то можно.
– Ну… давай, – махнула рукой Арина, не представляя, как еще реагировать на такое предложение.
– Как Клавка говорит, давай по маленькой, пока эти охламоны все не дососали. У меня клюквенная наливка осталась, кажись. – Мать засуетилась, и пред изумленными Ариниными глазами стол был накрыт заново. Бутылочка с домашней настойкой и пара чистых граненых «стакашек», зеленый лучок, зеленые огурчики. Домашняя ветчинка.
– А как у тети Клавы дела? – спросила Арина, стараясь вести себя естественно. Надо же, они с матерью сидят за столом на равных. Два взрослых человека. Странно.
– А как у Клавки дела, коли Степка никак не закодируется. И сам пьет, и Пашку спаивает! – всплеснула руками мать. Клавка – это жена дяди Степы и по совместительству мамина лучшая подруга с тех самых пор, как ту угораздило выскочить за маминого брата. Вот теперь они и перемывали кости мужьям. Пашка, отец Арины, любил выпить не меньше дяди-Степиного, однако мать придерживалась теории, что именно Степка его спаивает. Надо ли говорить, что тетка Клава придерживалась строго противоположной теории.
– Так что, Аринка, все из-за мужиков, да? Все беды! – спросила мама, разлив «по маленькой».
– Да, мама, – облегченно призналась Арина, залпом опрокидывая пахнущий спиртом шкалик. – Одни беды из-за них, мама.
– Забудешь! – заверила мать.
– Конечно, забуду, – с готовностью согласилась Арина. – Побыстрее бы.
– Как его зовут-то хоть, англичанина твоего?
– Зачем тебе, мам? – заартачилась было Арина, но мать настояла. Первая любовь все-таки.
– Максим. Его зовут Максим Коршунов.
– Максим? Странно. Что это у него имя-то русское?
– Так он русский… – Арина почувствовала, как жгучий хмель поджигает ей кровь. – Только живет в Лондоне.
– Дурак он, твой Максим! – возмутилась мать. – Другой такой, как ты, поди сыщи. Особенно в Англиях этих! Одни рыжие уродины, я в сериале видела, про мисс Марпл. Так что дурак он, что тебя бросил. А у нас все будет хорошо, да, Аринка? Да?
Дурак. Только ведь он ее не бросал.
3
Все было по-честному, никакого обмана. Деньги лежали на журнальном столике, много денег. Намного больше, чем обычно – целых сто тысяч рублей. Сергей ушел за своим другом, который сидел в машине и ждал «зеленого свистка», как заявил Сергей, усмехнувшись. Нелли сидела на диване и смотрела на разбросанные между грязными чашками и тарелками деньги.
Неужели она согласится на это?
А разве она не согласилась уже? Сергей сказал, «эксперимент». Сказал: «Тебе понравится, ты же сексуальная штучка». Вот уж в чем Нелли сомневалась, так это в том, что его чертов эксперимент может ей понравиться. Они встречались около полугода, их отношения были сложными. Сергей был женат, чего, впрочем, и не скрывал. Он водил Нелли в рестораны, не обращал внимания на других ее поклонников, говорил комплименты и всегда – всегда – оставлял деньги на журнальном столике, когда уходил.
– Он просто заботится обо мне, – сказала как-то Нелли Арине, они вместе снимали эту квартиру. – Я же не стою на Ленинградке в чулках сеточкой!
И вот Сергей предлагает ей сто тысяч рублей и эксперимент. Его друга зовут Алексеем – того, что ждет «свистка». Он очень приличный молодой человек, и они будут использовать презервативы. Обязательно. Она может совершенно ни о чем не волноваться. Здоровье – это их первейший приоритет, так что…
Она – проститутка. Самая настоящая.
Групповуха. Эта мысль обожгла Нелли, щеки вспыхнули. Она оторвала взгляд от гипнотизирующих ее купюр и посмотрела в зеркало. В мутном стекле большого трехстворчатого трюмо отражалась высокая, чуть полноватая девушка с длинными темно-красными волосами, с густо накрашенными глазами и с раскованными движениями тела. Белый кружевной бюстгальтер, белоснежные чулки, белые шелковые трусики – все это принес ей Сергей в хрустящем бумажном пакете. На ногах самые неудобные из ее туфель, бежевые, лакированные, на шпильках высотой с Эйфелеву башню.
Мечты и фантазии у Сергея были банальны до горечи во рту. Еще бы притащил костюм медсестры. Но серость и недостаток воображения у ее любовника не были проблемой. Проблемой было то, что Нелли никогда не считала себя проституткой. Да, она встречалась с несколькими парнями сразу, она брала у них деньги. Но ведь все берут деньги у мужчин. Даже Арина, эта святоша с глазами, которыми она способна просверлить человека насквозь, как какой-нибудь лазер, и та взяла деньги. Улетела, стоило этому сыночку олигарха свистнуть. И никакая совесть не остановила, никакие приличия.