Мы подошли к облезлой двери с заляпанной белой краской табличкой «Рентгенологический кабинет». Над дверным проемом имелось примитивное световое табло. На нем слева зелеными буквами было написано: «Входить», а справа красными — «Не входить». Лампочка внутри короба не горела, так что было непонятно, можно нам вторгаться в кабинет или нельзя.
— Погоди, давай передохнем одну минуточку, — отдуваясь, попросила Катя.
— Отдохнешь в кабинете, — возразила я и потянулась к ручке двери.
— Не спеши! Я пить хочу, — пожаловалась Катерина. — Можно здесь что-нибудь попить?
— Здесь? — я огляделась.
По другую сторону коридора имелась каморка, дверь которой была открыта, что позволяло видеть допотопный жестяной умывальник. В помятую раковину из потемневшего латунного крана занудно капала вода. Видно, давненько капала, потому что на эмали образовалась некрасивая коричневая дорожка.
— Здесь лучше не пить, — рассудила я. — Козленочком станешь.
— Через дорогу я видела магазины, — продолжала зудеть капризная барышня. — Пожалуйста, сбегай туда, купи мне попить! А я пока на рентген схожу.
Страдалица жалобно хлопала ресничками. Я вздохнула и пошла добывать ей питье.
— Купи мне, пожалуйста, сок из маракуйи! — крикнула Катерина мне в спину.
Желания больных надо уважать, но сока из маракуйи в магазинах не нашлось. Чтобы выяснить это, мне пришлось одну за другой обойти четыре торговые точки: три ларька и один продовольственный магазин со странным названием «Агрепина». Мне помнилось, что редкое женское имя Агриппина пишется иначе. Может, надпись следует читать как ФИО владелицы, которую зовут А.Г. Репина? Засмотревшись на вывеску, я остановилась, но задержаться на ступеньках мне не позволили. Распахнувшаяся дверь едва не смахнула меня с крыльца, я очнулась от несвоевременных раздумий, пропустила какого-то торопыгу с полным пакетом продуктов и вошла в торговое заведение.
Спросила, естественно, сок из маракуйи. Продавщица с подозрением выслушала название тропического фрукта и предложила взять морковно-банановый нектар. Я сочла эту смесь достаточно оригинальной, чтобы удовлетворить запросы гурманши Катерины, и с бутылочкой серо-бурой жижи вернулась в травмпункт. С того момента, как мы с Катькой расстались, прошло минут десять.
У рентгенкабинета моей больной не было. Я вопросительно посмотрела на разрешительно-запретительное табло, но оно по-прежнему никак себя не проявляло. Я решила, что Катька вошла в кабинет, и минут пять ждала ее выхода, а потом не выдержала, толкнула дверь и вежливо спросила:
— Извините, можно?
— Можно, все можно, — добродушным басом отозвался кто-то из смежной комнаты, где было темно, так что говорящего я не разглядела.
Катьки я тоже нигде не увидела и поэтому спросила:
— Простите, а где девушка с ногой? Она была у вас или нет?
— Знаете, а ведь у меня все девушки были с ногами! Абсолютно все! — откровенно радуясь за себя, ответил басовитый невидимка. — Так уж вышло, что безногими я как-то никогда особенно не интересовался!
— Завидую! — сказала я, закрывая дверь.
Цепко оглядываясь по сторонам, я пробежалась по пустому коридору в регистратуру.
— Здравствуйте еще раз, вы мою подругу не видели? — быстро спросила я тетку, которая снова стала хмурой, как осенний день.
Благотворное действие сторублевки закончилось.
— Может, она к врачу пошла? Или на процедуры? — нервничая, я подсказывала сердитой тетке ответы. — Молодая девушка в бобровой шубке, с распущенными волосами?
— Хорошая девка, — подтолкнув меня в спину, одобрительно сказала старая бабка с рукой на перевязи из лохматого шерстяного платка. — Она на рентген меня без очереди пропустила, а сама с парнем ушла.
— С каким парнем?!
— Хороший парень, — убежденно сказала бабка. — Белый, чистый, бритый и перегаром не воняет.
Следующие полчаса я бегала по травмпункту и окрестностям, разыскивая хромоногую идиотку Катьку, которая ушла куда-то с чистым, бритым и трезвым парнем индоевропейского происхождения. Травмпункт располагался вблизи оживленной городской улицы, народу по ней шло немало, парни встречались во множестве, и под определение, данное бабкой, попадал каждый второй. То есть белыми и чистыми были практически все, бритыми многие, а дыхнуть для проверки трезвости я никого не просила — постеснялась.
Мороз обжигал щеки, однако я так забегалась, что вся взмокла и распахнула пальто. И Ирку тоже в жар бросило, когда она услышала об исчезновении ее подопечной.
— Как пропала? — ахнула она, когда я позвонила и сообщила пугающую новость. — Куда пропала?
— Ирка, если бы я знала, куда она пропала, я бы там ее и искала! — сердито рыкнула я. — Не тупи и не рассусоливай, звони ей, живо! Мобильник у нее с собой?
— Мобильник? Мобильник у нее: со мной! — убитым голосом ответила подружка.
Тут только я вспомнила, что Катькин папочка-тиран просил Ирку не подпускать его доченьку к телефону. К домашнему аппарату Ирка всякий раз сама подходила, а мобильник, значит, у Катерины просто конфисковала.
— И что же нам теперь делать? — растерялась я.
— А я почем знаю? — огрызнулась расстроенная Ирка. — Возвращайся, может, она тоже сама явится. Большая девочка, адрес знает, и деньги на такси у нее есть.
Однако большая девочка не явилась ни через час, ни через два, ни в Пионерский микрорайон к тете Ире, ни в отчий дом в центре города. Мы много раз звонили и на домашний телефон Катерины — там никто не брал трубку, и на сотовый Катькиному деспотическому папочке, но абонент был хронически недоступен.
— Что же это получается, тетя Ира? Потеряли вы чужого ребенка! — с укоризной заключил Колян.
Наш собственный ребенок мирно спал после обеда, а трое взрослых сидели, пригорюнившись, в гостиной и пили коньяк, чтобы удержать в узде нервы.
Ни удержать нервы, ни удержаться на месте самим не удалось. Распереживавшейся Ирке не сиделось, она бегала по всему дому и выглядывала в окна, словно у нее не родственница потерялась, а домашняя кошка. Только что «Кис-кис» не кричала! Я ходила за подругой с полной рюмкой успокоительного коньяку, Колян следовал за нами обеими с початой бутылкой, а освеженный послеобеденным сном Мася, радуясь непонятной суматохе, путался у взрослых под ногами.
— Куда же она подевалась? — с тоской в голосе в десятый раз вопросила Ирка, по пояс высунувшись в распахнутое окно Катькиной комнаты.
— Осторожно, вывалишься! — я испугалась и потянула подругу за пояс халата.
— Ничего, там должно быть мягко, — безразлично ответила Ирка, разгибая спину. — Снег пошел.
Действительно, в свете мощного электрического фонаря, подвешенного над крыльцом, замедленно кружились редкие крупные снежинки. Они были похожи на бабочек белой моли, очень голодных и ищущих корма.
— Не там ищут! — пробормотала я.
— А где надо? — Ирка проворно развернулась ко мне.
Я сообразила, что мысли подруги всецело заняты поисками пропавшей Катьки, решила, что ей не помешает немного отвлечься, и с готовностью объяснила:
— Снежинки похожи на бабочек моли, которые прилетели в поисках пищи к нам, хотя кормушку для них приготовили соседи!
С этими словами я махнула рукой в сторону близкого забора, разделяющего два домовладения. Там на веревке, протянутой между двумя яблонями, тяжело, со скрипом, как жестяной флюгер, покачивалось на ветру раздвоенное кумачовое полотнище.
— Это красное знамя, что ли? — прищурилась близорукая Ирка. — С чего это Александр Васильич флаг вывесил, разве нынче государственный праздник?
— Какого государства? СССР? — заинтересовалась я. — Вроде в Стране Советов в феврале месяце был только один народный праздник— День защитника Отечества, а он прошел на минувшей неделе. Или этот флаг с тех самым пор висит?
— Нет, вчера его не было, — уверенно сказала Ирка. — Вчера утром у Васильича постирушка была, он все веревки постельным бельем завесил. К вечеру простыни и пододеяльники прихватило морозом, и старик никак не мог сам их снять. У деда артрит, пальцы едва гнутся, где ему с прищепками сражаться. Громыхал замерзшими полотнищами, как досками! Я не выдержала и пошла ему помогать. Точно помню: мы все сняли, ни одной тряпки не оставили. Видно, этот алый стяг Васильич уже сегодня выбросил.
— Да никакой это не советский флаг, слепухи! — замеялся за нашими спинами зоркий Колян. — Это, дорогие мои, шикарные красные шорты для серфинга!
Мы с подругой переглянулись и не выдержали, расхохотались, вообразив себе тонконогого и пузатого пенсионера Александра Васильича в красных шортах серфингиста. Потом Ирка снова нахмурилась, пробормотала:
— Небось, забыл дед про свою спортивную форму! — и пошла в кухню, к телефону.
Мы с Коляном остались у окна и через минуту увидели Иркиного соседа Александра Васильевича. Старый склеротик вышел из дома во двор, проковылял к веревке между яблонями и с трудом отцепил с нее примерзший серфингистский «флаг». Штаны громко хрустели, упорно не гнулись и в целом выглядели так, словно их выпилили лобзиком из листа крашеной фанеры.