– О… – Борис хотел было назвать свою настоящую фамилию, но вдруг его словно что-то остановило.
– О?.. – переспросил Серж. – Вроде бы вы, друг мой, прежде не заикались!
Борис тут же сообразил, что его новые знакомые наверняка навели о нем справки и многое про него знают.
– Мнется, как гимназистка на большой перемене! – захихикал Ванечка.
– Меня зовут Борис. И вы прекрасно об этом знаете, – отчеканил Ордынцев.
– Что ж, – кивнул Серж, – пусть будет Борис. И на этом закончим. Не стоит забивать нам голову вашей фамилией, отчеством и рассказывать, какие пирожки пекла ваша няня. Про детство тоже не надо, у всех оно было, да не все его помнят… Ванечка для нас тоже только Ванечка, да и Мари – только Мари. Я уж не говорю о нас с Луиджи. Время у нас трудное, так что совершенно не нужно интересоваться личной жизнью друг друга.
– Вы весьма проницательны. – Борис с возрастающим интересом разглядывал Сержа. – А позвольте спросить – в каком полку служили?
– Не позволю. – Серж вдруг недобро взглянул на Ордынцева, в его взгляде загорелись зеленоватые волчьи огни, и на парижской улице словно дохнуло зимней ночной степью. – Что было – то прошло, и незачем ворошить прошлое! Мы с вами, кажется, договорились: вы – Борис, я – Серж, а прочее ни к чему. И никакого прошлого ни у кого из нас нет! Важно только, кто из нас к чему пригоден. Каждый из присутствующих имеет какую-то способность, так сказать, человек-инструмент. Вот Луиджи, например, ловок как черт, может в любую форточку пролезть, по карнизам ходит, как кошка. Этим и ценен, за то и держим его в нашем дружном сообществе.
– Кстати, я как раз прошлого своего не скрываю, – подал голос «американец». – Я в прежней жизни был известнейшим цирковым артистом. Было время, когда по всей России мои афиши красовались – «Луиджи Пиранелли, резиновый человек»! Не доводилось бывать на моих представлениях?
– Нет, – отрезал Борис. – Цирковые представления не посещал. Имелись другие интересы… А что же вы по прежней своей специальности не работаете? Цирковые артисты и в Париже нужны… вот даже генерал Шкуро, личность небезызвестная, в цирк устроился, конную вольтижировку французским буржуа демонстрирует…
– Не слушайте его, mon sher! – прервал Бориса Серж. – Луиджи скромничает, в его прошлом тоже много темных страниц, которые лучше не перечитывать, так что путь в обычную обывательскую жизнь для него заказан. Впрочем, он к ней и не стремится. Продолжим знакомство. Ванечка – редкий умелец, может практически голыми руками открыть любой самый хитроумный замок, может также починить любой механизм – от огнестрельного оружия до автомобиля. Совершенно незаменимый человек в нашем деле!
Ванечка безмолвно поклонился.
– С Мари, я надеюсь, вы со временем сумеете найти общий язык. Она в нашем деле так же необходима, как все прочие, поскольку, как вы, должно быть, заметили, принадлежит к прекрасной половине человечества…
– Серж, прекрати паясничать! – прошипела женщина, губы ее при этом презрительно сжались, глаза же, наоборот, заискрились в неверном свете свечи от какого-то приятного воспоминания.
– А очень часто быть женщиной весьма выгодно, – продолжал Серж, не обратив на ее слова ни малейшего внимания. – Зачастую женщину пропустят туда, куда мужчине вход заказан. Кроме того, Мари прекрасно стреляет, да и с холодным оружием управляется… гм… весьма недурно! – Он выразительно взглянул на нож Бориса. – Впрочем, думаю, что вас этим не удивишь.
– А вы? – проговорил Ордынцев, пристально разглядывая Сержа. – Вы также обладаете каким-то особым умением?
– Всего понемногу! – Серж сделал неопределенный жест рукой. – Всего понемногу. А главное – я командир этого маленького отряда, так что с меня некому спрашивать! – И он жизнерадостно рассмеялся, как будто находился не в грязном и опасном парижском переулке, а за обедом в роскошном ресторане на Елисейских полях.
– Лучше скажи, для чего нам нужен этот красавчик? – процедила Мари, повернувшись к Сержу. – Мы столько времени работаем вчетвером, и все пока проходило благополучно, потому что мы друг другу доверяем и знаем друг друга как облупленных. Теперь мы возьмем с собой этого молокососа, и дело наверняка провалится…
– Успокойся, Мари! – прервал ее Серж. – Наш новый друг – вовсе не молокосос, он только что доказал нам это. Кроме того, в наше время в России молокососов и вовсе не осталось, вымерли как мамонты за годы революции и войны. А главное – нам непременно нужно взять его в свой отряд, потому что только он знает того человека, к которому мы идем. А что еще важнее – только его знает тот человек, только ему он доверяет…
– А мне вообще не по душе эта операция! – не умолкала Мари. – У меня скверное предчувствие…
– Свои предчувствия оставь при себе! – грубо оборвал ее Серж. – Ты же сама любишь повторять, что ты не барышня-курсистка! А только эти изнеженные особы прислушиваются к приметам и предчувствиям! За эту операцию нам обещали очень хорошие деньги, так что мы ее выполним, наплевав на все твои предчувствия! Только представь себе – пятьдесят тысяч франков! Мы всегда делим доходы поровну, – обратился он к Борису, – таковы установленные правила. Так что, Мари, дорогая, с помощью этого молодого человека мы заработаем приличные деньги, и ради этого ты должна быть с ним поласковее…
– Поласковее? – переспросила Мари не своим, севшим, голосом. – Ты сказал – поласковее?
Губы ее искривились, как у обиженного ребенка, глаза же застыли, уставившись вдаль, словно там, за линией горизонта, она видела что-то ужасное. Вот она помотала головой, как будто стараясь избавиться от назойливого воспоминания, и закрыла лицо руками.
Серж одним прыжком оказался рядом, взял Мари за руки и заглянул в глаза. Очевидно, то, что он там увидел, ему очень не понравилось, потому что он притянул Мари к себе и забормотал что-то строго и вместе с тем нежно.
Борис не удержался и хмыкнул, за что получил удар в бок от Ванечки. Наконец черты лица Мари разгладились, она повернулась и окинула мужчин равнодушным взглядом, губы при этом попытались улыбнуться. Но при пустых глазах улыбка смотрелась как оскал гиены. Она достала папиросу дрожащей рукой.
Серж дал Мари прикурить и посмотрел на Бориса волком. Борис демонстративно пожал плечами.
– Стало быть, договорились, – твердо сказал Серж. – Вопрос дальнейшему обсуждению не подлежит. Мари с собой справится, верно, дорогая?
Мари промолчала.
– Итак, мы с вами познакомились, – подвел Серж итог разговора. – И сейчас разойдемся. О времени и месте следующей встречи вас своевременно предупредят…
Ордынцев хотел задать ему множество вопросов, но Серж неожиданно исчез, словно растворился в сыром промозглом воздухе парижской окраины. Борис удивленно завертел головой, но вокруг него не было ни души, как будто ему померещилась или приснилась встреча с этими странными и подозрительными людьми.
Он пошел вперед и через несколько минут оказался на той самой круглой площади, с которой началось его ночное приключение. По-прежнему тускло горели газовые фонари да светилось окошко кафе. Борис заглянул в него и увидел пустой маленький зал да все того же блондина за цинковым прилавком, меланхолично перетирающего несвежим полотенцем треснутые бокалы.
– Ну-с, Борис Андреевич, – мягким голосом проговорил Горецкий, – надеюсь, вы не в обиде за то, что я втравил вас в это сомнительное предприятие?
– Я сам принял решение, – уклончиво ответил Борис, – теперь назад пути нет. Тем более что за эту работу предлагают такие приличные деньги.
– Однако я чувствую некоторую ответственность… – Теперь голос Аркадия Петровича звучал нерешительно, что случалось достаточно редко, однако Борис не стал удивляться, его занимало сейчас другое.
Они выпили с Горецким кофе и теперь шли не спеша по набережной Сены мимо лотков букинистов. Дул легкий ветерок, пахло весенней водой и жареными каштанами.
– Вы, голубчик, представляете себе нынешнюю ситуацию в России? – спросил Горецкий и, не дождавшись ответа, продолжил: – К двадцать первому году в Советской России была полная разруха, причем по всей стране. В городах стояли фабрики и заводы из-за нехватки топлива, потому что рудники и шахты в Сибири были разрушены. Можете себе представить, что металла производили примерно столько, сколько выплавляли его в начале восемнадцатого века при Петре Первом!
Борис усмехнулся: профессор Горецкий в своем репертуаре, он обожает читать лекции. Ну да ладно, послушаем, всегда полезно узнать что-то новое…
– Рабочие были вынуждены покидать города и уезжать в деревню, чтобы не умереть с голоду, – продолжал Горецкий, – а в деревне тоже было не сладко. Вы слышали, надеюсь, о продразверстке? По всей провинции рыскали продотряды и отбирали подчистую у крестьянина весь хлеб. Крестьяне, возмущенные этими действиями, поднялись на вооруженную борьбу.