Тарион поднял с земли один из мечей, оброненных пехотинцами, и помчался напролом, через кусты орешника. Спотыкался, но бежал. Его влекла неведомая сила, она тянула его вперед, в атаку! Тарион чувствовал гнев, туманящий сознание, словно крепкое вино; гнев, который нужно было выплеснуть из себя, чтобы сохранить разум.
Впереди звенел металл. Там шла битва! Вперед, только вперед, не останавливаться!
В зарослях мелькнула спина Сарнора.
— Эй! — закричал Тарион, — подожди меня!
Сарнор не ответил, исчез в зеленой пучине листьев, сгинул, словно его и не было. Тарион бросился следом и с размаху влетел в бурелом. Выбираясь, он споткнулся и буквально выкатился на чистое место, едва не выронив новоприобретный меч. Стараясь не делать резких движений — и без того всё тело ныло — осторожно поднялся.
— Что за день, как не задалось всё с самого начала, так и продолжается…
Сливаясь с зеленым фоном листвы, на поваленном дереве примостился лесной змей, похожий чудовищную ящерицу. Черный раздвоенный язык рептилии пробовал воздух, немигающие глаза равнодушно смотрели на Тариона. Под лапой змея лежал задушенный Сарнор… Тарион втянул воздух сквозь сжатые зубы. Да. Все правильно. Шансов на выживание нет. Ни одного. Зря Сарнор полез в бой с этой тварью.
Чудовище сделало легкое движение вперед и сползло с поваленного дерева. Тарион понял, что убежать уже не успеет. Оставалось только драться. Пехотинец сжал рукоять меча, ставшую вдруг влажной и скользкой…
Змей зашипел и двинулся к воину. Тарион отчётливо видел каждую чешуйку на голове чудовища. Оно приближалось медленно, вяло переставляя уродливые лапы, но пехотинец знал, что неуклюжесть лесного змея — всего лишь видимость. Змей играл с ним. Неожиданный бросок — и жертва не успеет даже глазом моргнуть. Спасти пехотинца могло только чудо…
— Святые небеса помогите мне. Только на вас вся надежда, ибо сразить чудовище мне не под силу! Сегодня я уже восставал из мертвых. Но ведь я воскрес не просто так. Что толку меня губить, едва выпустив из плена тьмы… Святые небеса, дайте мне силы, чтобы одолеть эту гадину!
Змей, готовясь к прыжку, присел на своих коротких лапах, делаясь похожим на несуразную кошку. Тарион, продолжая про себя вызывать к небесам, покрепче ухватился за меч и направил его острие ровнехонько в нос рептилии. «Прыгнет — думал он — располосую тварь снизу от шеи до брюха…»
В этот момент Тарион ощутил лёгкий толчок в плечо, словно его дружески приветствовал кто-то из друзей… А дальше — случилось невероятное: пехотинец почувствовал, как его руки наливаются холодной и смертоносной силой. Он распрямил спину, принимая в себя поток энергии, льющийся с небес. Рукоять меча нагрелась, на лезвии заплясали белые огоньки. Тарион шумно вздохнул и рассмеялся. Он чувствовал в себе силу пятерых бойцов. Сила плескалась в нем, он переполнился мощью, он пил её из бездонного колодца, черпал щедрой рукой… Благословенье сошло на Тариона, небеса не остались глухи к его молитве.
Змей, удивленный смехом человека, подался назад. Пехотинец отвёл руку с мечом для удара. Из глаз Тариона лился мягкий свет. Он улыбался чужой улыбкой.
— Да будет благословенье небес с нами, грешными… — пророкотал громоподобным голосом Тарион и шагнул к змею…
* * *Свечение угасло, столик превратился в безжизненную груду хрусталя, застывшую посреди комнаты. Шторы не были задёрнуты, и в комнату пробрался солнечный луч нового дня. Луч осторожно скользнул по хрустальной столешнице, перепрыгнул через сложенные стопкой карты, искупался в бокале с недопитым рубиновым вином и пропал. Опустевшая комната его не интересовала.
* * *Головня в костре затрещала и выплюнула уголек к ногам Тариона, но пехотинец даже не шевельнулся. Тарион находился в неком пограничном состоянии, когда явь сливается со сном, а мечты — с реальностью… Он сидел, ни о чём не думая, уставившись в ночную темень, меч валялся рядом. Внезапно мрак колыхнулся, исторгнув из себя странную фигуру. Отсвет костра упал на зелёную физиономию.
Гоблин едва держался на ногах, рваная рана в его животе сочилась изумрудной слизью.
— Эй! — сказал он, подходя к пехотинцу. — Тар!
Тарион вздрогнул и поднял глаза на гоблина, печально качавшего остроконечной головой. Пехотинец и сам выглядел неважно. Синяки под глазами, лицо в саже, словно у трубочиста, борода подпалена…
— Гашган? — удивился он неожиданному появлению старого знакомца.
Гоблин пристроился рядом, кряхтя от боли.
— Я, кум, я…
Тарион взглянул на живот гоблина, потом перевел взгляд на зеленое лицо. Длинный смешной нос, которым Гашган обычно веселил ребятню, свернулся на бок, глаза слезились…
— Гашган — сказал Тарион, чуть отодвигаясь — ведь это — моя работа, да?
— Твоя — пробурчал тот — а, может, и не твоя… Какая разница? К утру заживет…
— Благие небеса — простонал Тарион. Он повернул лицо к костру, и в оранжевых отблесках пламени гоблин увидел, как по грязной щеке друга ползет слеза, оставляя за собой светлую дорожку.
— Опять — сказал пехотинец — опять все сначала!
— Да — протянул гоблин — а все думали, что этого больше не будет…
— Это безумие. — Продолжал Тарион, словно не слыша Гашгана. — Друг на друга, брат на брата! Святые небеса, за что караете! Все сходят с ума, даже лесные твари друг другу глотку дерут.
— Два года было тихо — гоблин осторожно щупал свой веретенообразный нос. — Но ведь мы ждали, верно, кум?
— И дождались — вздохнул Тарион, — Безумие в чистом виде… Память начисто отшибает! Ты не помнишь, из-за чего началось в этот раз?
— Не помню — гоблин нахмурил густые брови — Все пошли и я пошел… Вроде бы, кто-то из людей прикончил эльфа…
— Это неправда — пробормотал Тарион — Ладно, пусть мы, люди кровожадные монстры, какими нас порой представляют те же эльфы…. Но остальные-то, остальные! Они, что, белены объелись?
Гоблин пожал плечами и оставил свой многострадальный нос в покое.
— Послушай, кум, — сказал он — вы, люди, просто обожаете перекладывать свою вину на других. Мол, это не мы, оно само так вышло. Неурожай — погода виновата. Корова подохла — колдун злобствует. А ежели девка порченая в жены досталась — потрудился лесной дух. Наверное, это у вас в головах зашито. Не ищи виноватых и крайних. Все виноваты. Как всегда. Погорячились мы. Раскричались, разнервничались, вот и кинулись пар выпускать.
— И так — каждый раз? — горько усмехнулся Тарион — нет, кум, не может такого быть.
— Ну, как знаешь, — гоблин встал, разминая ноги.
— Не обижайся — Тарион миролюбиво похлопал гоблина по широкому плечу.
В ответ тот предложил — Заходи завтра к вечеру. Все уже успокоятся. Дело известное. Супруга пирог испечёт, кум Порис бутыль обещал. Только гнома нашего, Барибана, не будет. Помнишь старого бурчалу? Сгинул он куда-то. Наши все собрались: кто живой, кто полудохлый, отходим помаленьку… А Барибана нет. Пропал. Ну, точно, как Пастар, в позапрошлом году.
— И Ахмет пропал — тихо сказал Тарион и уставился на догорающую головню — даже тела не нашли.
— Вот и заходи. — сказал гоблин. — Помянем ребят.
— Гашган, — пехотинец взглянул на тёмный силуэт гоблина — как думаешь, может, это все-таки не мы, а? Мы же не звери. Сегодня пьем с тобой, а завтра друг друга режем. Так не должно быть! Это даже не сумасшествие, это… это… — Тарион поперхнулся и зашелся в кашле.
— Не знаю, кум, — отозвался гоблин. — Ты прости, если я что-то не так сказал. Знаешь, какой сегодня день. Гневный. А завтра — обязательно заходи, посидим, поговорим.
Тарион не отзывался. Костер, на который он молча смотрел, давно превратился в горстку тлеющих углей.
— Ну, бывай, кум — сказал Гашган, — я пошел. До завтра!
Сгорбленный силуэт гоблина слился с ночною тьмой.
По щеке Тариона ползла новая слеза, прокладывая еще одну светлую дорожку. Прощально сверкнула багровым огоньком и исчезла в бороде пехотинца. Тарион шумно вздохнул, спрятал лицо в ладонях и прошептал:
— Не мы это, не мы! Не может такого быть, чтобы мы! Быть такого не может…
2003