Длинный стол под льняными скатертями, хозяин которого сидел на одном конце, хозяйка — ей оказалась та самая девчонка, которая нас встречала — на другом. Я около хозяина, так как мое инкогнито — а хотел я скромно представиться графом Бигоррским, спалили мои же присные с первых фраз разговора, раздувшись от собственной важности и близости к короне. Дона Саншо посадили около хозяйки, как второго феодала нашей иерархии. Остальные — по чинам. Таким вот образом образовалось в середине этого длинного стола много пустого места. Со мной — рядом с бароном, сидели Филипп и шевалье д’Айю, около хозяйки — сьер Вото.
Микал и пажи прислуживали своим рыцарям. Остальным — местные слуги.
Шевалье д’Айю пажа с собой в поход не взял — мал больно.
Сержант харчился где-то в другом месте со стрелками и пахоликами.
Мне, как болезному, уступили темного дерева неудобный прямой стул с высокой спинкой и прямыми подлокотниками — скорее трон, украшенный затейливым гербом неаполитанских королей. Откидываться на спинку этого чуда мебельного искусства было очень неудобно. Но я это должен был почитать за честь. Хозяева старались угодить царственной особе, раненой в неравном бою. Даже сесть за стол мне пришлось первому, несмотря на старость хозяина и его увечье — этикет, его маман. Хорошо, что удалось отбрыкаться от места хозяина за столом. Хотя это и заняло больше десяти минут расшаркиваний и плетения словесных кружев.
Стол освещался массивными шандалами, в которых ярко горели восковые свечи. Просто островок цивилизации посередине Косматой Галлии. Еще бы — мне в куверт подали вместе с ложкой огромную серебряную двузубую вилку, которой можно было насмерть забодать целого барана. И на каждого едока поставили по серебряной тарелке, размером с баклер*. Ну а нож, как повелось, у каждого должен быть свой — пришлось доставать свой понтовый кортик.
Все было готово, но к еде не приступали. Оказалось, ждали только замкового капеллана, который по старости своей всегда опаздывал. Даже на этот раз, когда в замке такие высокопоставленные гости — я и Саншо.
Наконец и святой отец привлачился, поддерживаемый за руки двумя подростками. Седой старик, которому не было нужды выбривать себе тонзуру*, гладко выбритый. В некрашеной холщевой рясе, подпоясанной веревкой. Показалось даже, что он босой, но пришаркивающий стук деревянных подошв информировал, что нет, обутый. На босохождение его святость не распространилась.
Сел падре посередине стола, где было много свободного места и неожиданно громким, хорошо поставленным голосом прочел молитву, освещающую нашу трапезу.
Сам он ел очень мало и медленно, но вино пил.
Вслед за капелланом и остальные поспешили утолить первый голод.
— Это загородный охотничий домик дюка Анжуйского, — просветил меня хозяин, неловко пытаясь за мной ухаживать. — Я же тут только кастелян*. Так, что считайте себя гостями самого господина дюка, который у нас еще и неаполитанский ре*. Вы под его защитой, хоть он и кузен турского затворника.
Это фраза означала, что здесь нас будут защищать даже от целого войска французского короля. Только вот кем? Тем десятком инвалидов, которых мы видели в замковом дворе? Так что в ответ я только буркнул.
— Я тоже его племянник, что не мешало его людям напасть на меня прямо во дворе Плесси-ле-Тур.
Подали очень хорошее красное вино, почти черное, на вкус сорта каберне. Местное вино, как заверил хозяин, из замковых подвалов.
Общаясь как-то с археологами, я узнал, что самый древний сорт винограда в Европе именно каберне-фран. Определили это по косточкам, прикипевшим к донышкам античных амфор. Но именно анжуйское каберне мне очень понравилось. В меру терпкое, в меру кислое, хорошо выдержанное. О чем не преминул сообщить хозяину — ему приятно и я не кривлю душой.
— Мой принц, — польщено улыбнулся барон щербатым ртом. — Мне приятно слышать вашу похвалу, так как в давильный пресс и бочки я всю душу свою вложил за прошедшие тридцать лет. Видели бы вы, что тут творилась на виноградниках после Длинной войны… — махнул он рукой. — Мне пришлось новую лозу сюда возить из Бордо и Бургундии.
— Давайте за это и выпьем, — предложил я тост. — За гостеприимного хозяина этого славного местечка! И его прекрасную хозяйку!
Все подхватили здравницу, хотя вряд ли расслышали наш разговор.
— Я вам в дорогу дам бочонок этого вина, — пообещал польщенный кастелян, — раз оно вам так понравилось, Ваше Высочество. Ему шесть лет выдержки и оно на пике зрелости. Ваше здоровье!
Ох, не напиться бы мне сегодня до неприличия: старое вино очень коварное. Это я еще по первой поездке в Болгарию помню.
— Здесь давно уже нет никакого привозного вина, — просвещал меня в местные реалии старый барон, хорошо так отпив из большого кубка. — С тех пор как тут закончилась всякая куртуазия с отъездом Рене Доброго в Прованс, где его в прошлом году и прибрал к себе Господь. Нынешний же дюк — Шарль Мэнский, сиднем сидит в Анжере за стенами крепости и после смерти жены даже не помышляет о веселых праздниках с жонглерами* и музыкантами. Да и нет их тут — все укатали в Прованс вслед последнему королю-трубадуру Рене. Так что мы вряд ли сможем развлечь вас, подобающе вашему сану, — поклонился мне барон, слегка привстав со стула.
— Мне сейчас не до развлечений, как видите, господин барон, — поспешил я его успокоить, указав пальцем в повязки на голове.
Иначе бы я точно остался без ужина, выслушивая бесконечные сожаления от старика. А слюна уже выделилась как у собаки Павлова, глядя на многочисленные блюда, которые вереница слуг все ставила и ставила на стол. Хотелось жрать, а этикет требовал от меня отведать по маленькому кусочку от каждого блюда, и лишь потом выбирать, чем насыщаться. Микал меня заранее предупредил о такой засаде. Тяжела ж ты шапка Мономаха!
Всего-то от каждого блюда по маленькому кусочку, а в итоге облопался как паук мухами. Микал расстарался и все подтаскивал мне новые и новые блюда на пробу, походя отпихивая от моей особы местных слуг. А блюд этих на столе приготовили и расставили на голодную роту матросиков с острова Русский. Но не пропадет ничего — все доест многочисленная дворня в замке.
Каплуна я совсем не распробовал, чем он так особо от обычной курятины отличается, хотя и отъел от него приличный кусок — бройлер и бройлер, зажаренный на вертеле. Я на каплуна специально налег потому, как с ним особые воспоминания имеются. В Перестройку это было. Заглянул я как-то в пафосный супермаркет из «новых», который не для всех. Но и в них всегда можно было найти продукт, который был бы дешевле, чем в демократических магазинах. И вижу надпись «каплун» и — для особо одаренных, ниже расшифровка «французский петух». Купил. Цена была средняя, а вот тушка очень большая, с гуся так размером, только в груди пошире. Жена этого каплуна варила-варила, варила-варила, а он — стервь такой, все жесткий и жесткий, не укусить даже. Не выбрасывать же… Заморозили и долго еще всей семьей питались куриным салатом, натирая каплуна в него на терке. Жена сказала, что это ни хрена никакой не французский петух, а самый настоящий «Дикий кур».
Пулярка также ничем не отличалась на вкус от венгерских кур в целлофане. Разве что соусами. Те были выше всех похвал.
Лебедя я даже пробовать не стал, несмотря на все украшения этого блюда — жесткая очень птица.
Как-то в археологической экспедиции лебедушку поймали, и схарчили — студентами еще. Начальник нас не кормил, а выдавал по рубль двадцать на день на питание. А ближайший магазин был за тридцать километров. И мясо в нем было в продаже не каждый день. И транспорт экспедиционный ходил в тот поселок как хотел, никого не предупреждая. Вот мы и подвиглись на охоту силками у ближайшего болота. Первой такой добычей стал лебедь. Потом мы их из силков выпускали — нехай летает птиц железобетонный.
В Европе лебедь считается «царской птицей» — остальным даже жрать вроде как запрещено ее. В Англии до сих пор ежегодно лебедей поголовно отлавливают и кольцуют — собственность королевы, едрить ее налево. Сама не ест и другим не дает. Но тут видать сготовили анжуйцы лебедушку спецом для меня, как для члена королевской семьи. Я вот его не ел, так на децил попробовал, а остальные собутыльники сточили диковинку целиком, чуть ли не с костями. Понятно: когда еще выпадет такой случай, а тут и похвастаться на будущее есть чем: «с принцем лебедя едал!» Типа нашего советского: «да мы с ним пили».
Вот паштет из дичи меня очень порадовал тонким насыщенным вкусом и куриная печенка, приготовленная особым образом, по-анжуйски хорошо пошла по пищеводу.
Ну и конечно фуа-гра, куда же без него. Пришлось показывать себя патриотом (выяснил по дороге, что изначально я из рода Фуа по отцу, из первых графов Шарлеманя), хотя эту цирозную и очень жирную гусиную печень я в и прошлой жизни не очень-то жаловал. И не из-за ее дороговизны совсем — просто не нравилась. Но тут меня удивили тем, что сделали это блюдо из утиной печенки. Пришлось попробовать — монопенисуально, как говорят врачи в двадцать первом веке.