И Катя окрылилась окончательно и возгордилась ужасно. Все чаще и чаще бросала взгляды в зеркало заднего вида и практически мало следила за тем, что происходит вокруг нее на шоссе. Когда собственные серые глаза в зеркальце кажутся такими прекрасными, лукавыми, когда загар на скулах золотят солнечные лучи, заливающие салон, когда светлые волосы треплет летний ветер... ладно, хорош, долой это наглое самолюбование!
Катя водрузила на нос черные очки и... буквально через минуту свернула с магистрального шоссе в направлении второй кримлаборатории ЭКУ, прятавшейся стыдливо в глубине больничного парка у морга.
План ее выглядел просто – пройти внутрь и найти эксперта Сивакова, который и вчера и сегодня работает здесь. И, конечно же, следователя Валерия Чалова, который с утра тоже должен заехать в кримлабораторию за результатами вскрытия.
Но на пороге лаборатории Катя еще из машины узрела вчерашних недругов – личностей в бронежилетах с надписью «ФСБ». Автоматы свои они, правда, попрятали, однако вид, с каким они охраняли подступы, Кате совсем не понравился. Но, как и вчера, отступать она не собиралась. Лихо крутанув руль, Катя подъехала на своем малыше к самым ступенькам – еще бы чуть-чуть, и подавила бы этих из заградительного отряда.
Что, испугались?
– Пресс-центр ГУВД Московской области, – Катя с удостоверением наперевес...
– Не положено пропускать, – тоном «робокопа» ответствовал бронежилет.
– Я работаю вместе со следователем Чаловым, и мне необходимо видеть старшего эксперта Сивакова.
– Старший эксперт Сиваков занят. Следователя нет на месте. А вас мы пропустить не можем, у меня приказ начальника.
Какой-то там начальник чего-то приказал... Катя снова начала было злиться, но... Если Чалова и правда тут нет, а Сиваков все еще не закончил работу, то сидеть в кримлаборатории у стеклянной двери, за которой вскрывают труп... Мало радости – точно.
Катя вернулась в машину. Закрылась в салоне и включила магнитолу. Музыка, музыка... Ох и рожи у бронежилетов... Интересно, а чего это так долго вскрытие идет? Должны были ночью закончить, утром уже докладывать, а все возятся. А может, Гаврилов все же не сам? Может, это убийство? Что он там бормотал в своем «последнем слове»... Он кого-то боялся. Боялся, что этот кто-то заберется ночью в квартиру? Но почему тогда он сам пооткрывал везде окна, лоджию? И так настойчиво снимал месяц небесный на камеру телефона? Что он там бормотал... И зачем за несколько дней до смерти он ездил на ту дачу у озера к некой Полине?
Ведь это о Полине Каротеевой речь идет, о ней упоминал его шофер Долдонов.
И эта дама – она немного старше Валентина Гаврилова. Рыхлая, с красными щеками, с полными плечами, что лупятся от дачного загара... Дачка вся чисто прибрана, на терраске уют, клеенка пестрая на столе, варенье домашнее, а в саду пропасть цветов, за которыми она преданно ухаживает все лето. Анфиса говорила, она что-то там преподает в институте... балуется графоманством на досуге и воображает, что могла бы быть актрисой...
Что общего у такого человека, как Гаврилов, с этой женщиной? Она его бывшая? Отчего-то трудно в это поверить. По крайней мере сейчас.
А что, если отправиться к ней – тут недалеко. Он ведь приезжал к ней, значит, была причина! Может, правда, шофер Долдонов ошибается... Но нет, водители у чиновников такого ранга люди вышколенные. И маршруты назубок помнят. Предположить, будто там, в поселке у озера, есть другая дача на пригорке, хозяйка которой тоже Полина... Нет, это маловероятно. И потом, то, что Каротеева сочинила и продекламировала, и то, что так лихорадочно и бессвязно выплескивал на камеру телефона Гаврилов... Все же что он имел в виду? Надо бы эту запись еще раз прослушать – попросить следователя Чалова при первом же удобном случае. И, может, попросить Полину Каротееву поставить на магнитофон ту ее кассету...
Катя, очень сосредоточенная, повернула ключ в замке зажигания – еще не думая о том, как тут, во дворе у крыльца, удобнее развернуться, чтобы окончательно не задавить «людей в черном». Опасное поведение за рулем! Но машинка, казалось, сделала все сама.
И вовремя – со стороны шоссе на аллее парка показались три иномарки, следовавшие гуськом друг за другом. Обогнув мрачную пристройку городского морга, они остановились у кримлаборатории. Какое-то высокое начальство прибыло с утра пораньше узнать самолично о том, как продвигается расследование происшествия.
А Катя отправилась к озеру. Правда, по дороге сразу же заблудилась, свернула не туда, и шоссе вывело ее в какой-то совсем другой поселок – с коттеджами за высокими заборами, с узкими проулками, заросшими лопухами. Только проплутав по этому застроенному лабиринту и дважды спросив дорогу, Катя вновь выбралась на шоссе, доехала до нужного поворота, миновала синий указатель «Дачный кооператив «Сосновый бор» и увидела озеро.
А вот и пригорок, и прилепившийся к его склону участок, и маленькая голубая дачка, обшитая тесом, вся в цветах.
Катя закрыла машину и подошла к калитке. Сейчас она постучит, и что она скажет дачнице Каротеевой? «Доброе утро, а это вот снова я, мимо ехала... на меня такое сильное впечатление произвел ваш опус с декламацией...» Еще в шею тетка выгонит за такие комплименты. «Правда, правда, честное слово, мне так понравилось, как вы читали, а нельзя еще раз ту запись послушать... О чем это вы там рассказываете? Что это за история о четырех, и той женщине в колодце, и о жутком существе, что оттуда выбралось... А знаете...»
Катя постучала в калитку. Нет, такую чушь нести – себе дороже. Это просто детский лепет. А если хочешь, чтобы вопросы били в цель, то надо...
– Это кто там стучит? Сейчас открою, я на террасе. Анна Ивановна, вы за мной? Что, в магазин? Молоко привезли свежее, сейчас, сейчас, подождите, я с вами.
Из-за кустов, цветов и зарослей хозяйку дачи, восклицавшую все это оживленно и деловито, не различить.
– Полина, здравствуйте, это опять я.
– Кто, простите? – Полина Каротеева открыла калитку. – Ой, вы? Катенька? И Анфиса с вами? И сегодня купаться приехали?
Полина Каротеева, судя по сумке, откуда торчала пустая пластиковая бутыль из под кока-колы, которой на дачах по простоте нравов часто пользуются как удобной емкостью для разливного молока, точно собралась в магазин. Удивленно хлопая ресницами, она оглядела Катю, одетую не в шорты с майкой, как в прошлый раз, а в белый деловой костюм, и...
– Полина, я не купаться, я тут сегодня по делу. Я вам тогда не сказала, что работаю в ГУВД области, вот мое служебное удостоверение. Можно войти? Мне надо с вами поговорить.
– Пожалуйста, – Полина отступила, скользнув взглядом по удостоверению. – А в чем дело? Если это по поводу той кражи с участка Сутеевых, то я...
– Дело не в краже. Вы ведь знаете Валентина Гаврилова? Так вот он повесился вчера ночью.
Вот так. Так и надо работать со свидетелями – не рассусоливать вокруг да около, а сразу – в лоб и самое главное. Результат же окажется...
Полина Каротеева попятилась, судорожно сжимая в руке сумку с пустой бутылью. И на лице ее что-то изменилось, треснуло и раскрошилось в самих чертах, как в глиняной античной актерской маске... и на щеках выступили алые пятна.
– Простите, но я не знаю никакого Гаврилова. Почему ко мне... почему это меня должно касаться? Я... я ничего не знаю, простите, мне надо идти.
– Одну минуту!
Это сказала не Катя. Это кто-то громко и внушительно произнес у нее за спиной. В проеме распахнутой калитки стоял следователь Валерий Чалов. Катя не слышала ни шума подъехавшей машины, ни шагов.
– Одну минуту. Подождите. Доброе утро, Екатерина Сергеевна. – Чалов прищурился.
– Доброе утро, я... мы с Полиной знакомы, и я решила...
– Я следователь Следственного комитета при прокуратуре Чалов Валерий Викентьевич, – Чалов потеснил их в глубь сада. – Какие георгины у вас потрясающие... Я сейчас, когда ваш адрес уточнял у дачного сторожа... он так и сказал мне – дача с цветами. Полина Георгиевна, я проверяю обстоятельства, связанные со смертью Валентина Гаврилова. И хочу задать вам несколько вопросов, давайте присядем вот тут, тут как раз удобно записать ваши ответы для протокола, – он теснил их все дальше – умело, настойчиво, к садовому столу и скамейке под сливой.
– Но я не знаю никакого Гаврилова.
– Вы знаете его... он к вам приезжал сюда, на дачу, всего дня три назад и... Зачем это отрицать? Что за ребячество, Полина Георгиевна?
Она – не поймешь, то ли устыдилась, то ли пораскинула мозгами, то ли решила не врать, по крайней мере в этом.
– Ну хорошо, он действительно приезжал. И мы были с ним раньше знакомы. В детстве... еще в юности, понимаете?
– Я понимаю, не будем торопиться, ладно? Все по порядку. Сначала рутинные вопросы протокола, я должен заполнить документ, – следователь Чалов невозмутимо положил на дачный столик папку, достал чистый бланк и начал неторопливо записывать, задавая вопросы «год и место рождения», «место работы» и так далее.