И этот полунебоскреб ступает по уродливой улице, как великан в болотных сапогах, и кажется, вот-вот разгонит всех этих докучливых ворон, что кружатся в свете фонарей и орут на бесконечный поток машин, следующий из центра – куда?
Туда…
Кате не понравились эта улица и эта площадь до чрезвычайности. Но места еще более странные и мрачные были впереди.
Они развернулись, въехали в какую-то щель. «Улица Прямикова», – сказал Мещерский, снова свернули и въехали в Безымянный переулок через проход между офисным зданием семидесятых и его более старым соседом.
Мещерский остановился возле офисного здания. Лишь несколько окон на его первых этажах освещены. А вот кирпичный дом выглядел как обычный старый жилой московский дом в тихом переулке.
Катя вышла из внедорожника Мещерского, потянулась.
– Нам туда. – Она показала рукой.
И они направились к стоявшей у прохода между зданиями полицейской машине. В ней дремал один патрульный. Его напарник, видно, проявлял любознательность в старом цехе.
Катя предъявила патрульному свое удостоверение, и они пошли через темный двор, то и дело спотыкаясь о кучи мусора.
По двору тянулись кабели. Катя поняла: это для софитов, которые привезли эксперты и установили внутри.
Возле разбитой двери цеха курили двое мужчин. Один в деловом костюме и черной куртке нараспашку. По виду – типичный чиновник или средней руки бизнесмен. Полный, лет сорока, уже с залысинами и поэтому коротко стриженный. Он держал в руке папку с бумагами и что-то тихо говорил своему визави.
А этот визави с сигаретой, небрежно зажатой между пальцами, оказался Катиным коллегой, то есть человеком в полицейской форме. Молодой, маленького роста, как и Мещерский, едва доходящий высокой Кате до плеча.
Он был блондин, лицо в веснушках. Тело мускулистое, сильное, но посаженное на этакие коротенькие ножки-колышки, крепко попирающие землю. Нижняя челюсть выдавалась вперед, что придавало ему одновременно забавный, дерзкий и угрожающий вид. На подбородке – яркая глубокая ямочка. Глаза голубые – по семь копеек, под светлыми бровками-закорючками – зыркнули и уставились на Катю.
– Тут проводится полицейское мероприятие. Посторонним вход запрещен.
Голосок – мальчишеский, басовитый и наглый.
– Я знаю. Капитан пресс-службы ГУВД Московской области Екатерина Петровская. – Катя помахала и у него под носом удостоверением. – Это мы здесь задерживали утром преступника и обнаружили захоронение. С кем имею честь общаться?
– Участковый, старший лейтенант Лужков. Имеете честь общаться со мной.
– Это ваша территория?
– Я только с этого дня прикомандирован в «Таганский». Ну, считайте, что моя теперь, – Лужков зыркнул на Мещерского. – А это кто?
– Это антрополог, – не моргнув глазом, ответила Катя. – Консультант Сергей Мещерский. Я его пригласила помочь мне.
– А что вы делать собираетесь? – осведомился Лужков. – Там же эксперты кости сортируют по коробкам.
– Я пишу обо всех обстоятельствах задержания краснопрудского стрелка. Захоронение – это же факты, не так ли?
– Факты. – Маленький Лужков глядел на нее, выпятив свой украшенный ямочкой дерзкий подбородок. – Ладно, мне-то что. Пишите.
– А вы уж мне, пожалуйста, помогите, лейтенант. – Катя светло ему улыбнулась. – Мы можем с антропологом пройти туда? Но сначала – что это за место такое? Кому цех принадлежит?
– А это вот у Виктора Андреевича спросите. – Лужков кивнул на мужчину с залысинами и папкой.
– Ларионов, – представился тот. – Весь этот комплекс зданий принадлежит нам, обществу акционеров фирмы «Мельников и компаньоны». Я один из акционеров и являюсь главным менеджером по программе реконструкции всего комплекса промышленных зданий.
– Очень приятно. – Катя закивала, включая в кармане диктофон. – А что это за здания такие? Бывший завод?
– Раньше это была фабрика «Театр-грим».
– «Театр-грим»? – переспросил Мещерский.
– Фабрика по производству театральной косметики и парфюмерии, а до этого здесь была мыловаренная фабрика. Но с начала девяностых все производство остановлено. Здания переходили из рук в руки, никто этой территорией не занимался.
– Но и не ломали? – спросила Катя.
– Тут некоторые здания – памятники архитектуры промышленного дизайна девятнадцатого – начала двадцатого века и входят в список федерального наследия. Поэтому все так долго пребывало в полном запустении. – Виктор Ларионов вздохнул. – Мы с компаньонами три года назад выкупил этот кластер с обязательствами реставрации исторических зданий и реконструкции. Вот и занимаемся потихоньку.
– Денег тут прорва нужна, – констатировал лейтенант Лужков, оглядывая разбитый двор.
– Мы много сделали здесь в переулке, не все сразу. – Ларионов пожал плечами.
– Мы можем пройти внутрь? – опять спросила Катя.
Лужков и Ларионов посторонились, давая им с Мещерским проход. Но тут же сами бросили окурки и двинулись следом. Видно, стало любопытно – чего это приехала какая-то девица с удостоверением и консультантом-антропологом.
Внутри цеха кипела работа, но лишь в том месте, которое ярко освещали два мощных софита на железных треногах. Они освещали примерно одну треть помещения. Все остальное тонуло во мраке. По потолку с ржавыми балками и кирпичным выщербленным стенам скользили гигантские уродливые тени. Под ногами хрустел битый кирпич.
Катя потянула носом – тленом и разложением не пахнет. Трупами тоже. Воздух в цехе сырой и тяжелый. И вокруг софитов вьется какая-то мошкара в своем последнем осеннем танце перед долгой зимой.
Бригада экспертов состояла из пяти человек – они все работали в ночную смену.
Катя громко поздоровалась, сообщила, кто она и откуда. Эксперты – люди интеллигентные и общаются с ведомственной прессой охотно. Кате разрешили задавать любые вопросы, но попросили передвигаться везде осторожно, и она поняла почему.
Ну, во-первых на ней не было защитного комбинезона, как на всех экспертах, а кругом такая пыль и грязь.
А во-вторых, здесь все уже было расчерчено мелом и везде в квадратах стояли картонные коробки с номерами, предназначенные для эксгумированных останков.
– Что там внизу? – спросила Катя старшего группы экспертов, как спрашивала до этого патрульных и сыщиков группы перехвата.
– Скелеты в количестве семи.
– Можно взглянуть?
Эксперт провел ее к пролому в каменном полу. На пролом были направлены яркие лампы софитов. Катя наклонилась. Нет, придется встать на колени и упереться руками в каменный пол, низко нагнуться, заглядывая туда.
Мещерский, дыша Кате в шею, последовал ее примеру.
Их взору открылось что-то вроде сводчатого подвала. Там, на полу, на корточках сидели эксперты в синих комбинезонах и защитных масках. Рядом коробки, а на полу – пластиковые ленты, полосующие пространство на квадраты, и в каждом квадрате – пластиковая бирка с номером.
Но не только это увидели Катя и Мещерский.
На полу лежали человеческие кости и черепа.
Ребра в свете софитов отливали темной желтизной.
Эксперт в комбинезоне и в резиновых перчатках держал в руках череп и аккуратно укладывал его в коробку.
– Когда они умерли? – тихо спросила Катя.
– Они не сами умерли, их убили, – ответил старший эксперт-криминалист.
– Кто?
– Кто сейчас на этот вопрос может ответить?
– А когда их убили?
– Давно. Судебно-медицинская экспертиза даст свой ответ после исследования. На мой взгляд, этим костям не менее ста лет.
– Сто лет? – переспросил Мещерский.
– Или около того. Там пуговицы на полу любопытного вида, фрагменты истлевшей одежды и кожаной обуви. Ничего ценного, впрочем, нет. Никаких дорогих вещей – ни колец золотых, ни часов. А в каждом черепе в области затылка – дырка.
– Дырка? – Катя нагнулась так низко, что едва не повалилась в дыру.
– Пулевое отверстие. И там несколько ржавых гильз. Их всех убили выстрелом в затылок, – сказал эксперт. – И сбросили в этот подвал. Всех семерых. Причем двое из них – дети, подростки, судя по останкам.
Катя отшатнулась – эксперт снизу протягивал ей коробку с уложенным туда в пенопласт черепом. Старший криминалист нагнулся и бережно принял коробку у коллеги.
– В потолке подвала обнаружены остатки ржавого железного люка, – продолжил он. – Но там все было сначала закидано щебнем с кусками угля, затем залито раствором. Замуровано наглухо. А уже позже на все это наложили бетон. В другие времена, когда пол в цехе переделывали. Этот подвал, по сути, никто не вскрывал почти целый век.
– Страсти какие, надо же! – произнес Виктор Ларионов.
Катя подняла голову – он смотрел в провал, в дыру, в склеп. На лице – гримаса отвращения и жалости.
– Несчастные люди, – произнес он. – И двое детей, вы сказали?
– Я вот одного не понимаю. – Мещерский подал Кате руку, помогая подняться. – Как беглый преступник сумел проломить этот пол? Если вы говорите, что столько слоев и цемента, и камня, и щебня? Как его угораздило проделать эту дыру?