А дома, как только одна, так сразу же руками. Глажу, тискаю себя. Но все больше сверху. Постепенно стала спрашивать, как у девочек, моих сверстниц. Многие даже не понимали о чем я, и только Танька, с нашей банды, сразу же засекретничала со мной.
— Ну, что? Ручками, лазаешь. Пробуешь? — Я даже зарделась от такого прямого вопроса. Хотела что-то сказать, но вместо того, головой качнула. Она восприняла это, как согласие. И тут же прижавшись ко мне, стала шептать.
— У меня старшая сестра. Так она меня научила. Я до этого только сверху трусиков, а она меня под трусики научила и теперь я тоже так. А ты как? Сверху только, или туда тоже лазаешь?
Всю ночь после того плохо спала. Все казалось мне, что Танькины руки ко мне под трусики лазают. Мама на утро забеспокоилась, как меня увидела, даже в школу меня не пустила. Сказала, чтобы я день полежала в постели. А мне того только и надо!
Как только дверь за ними хлопнула, и замок щелкнул, я тут же стала на себе пробовать все, что Танька мне вчера рассказала.
Сначала ручку сверху положила. От напряжения вся дрожу. Пальчиками слегка погладила. Ох! Потом пальчиком, но только одним. Нащупала дорожку между валиками и потянула подушечку пальца между ними. Мне так хорошо стало, что я уже забылась. Полчаса возилась под одеялом, а потом отбросила его с ног. Рубашку тоже задрала. Вспотела вся. Приложилась пальчиками, смотрю на бугорок и на пальчики, а у самой такое неясное что-то внутри и волнует. Игралась час, наверное. И все оторваться никак не могла! А потом, когда разошлась, то с замиранием сердца полезла пальчиками под трусики. С тех пор, так все и лазаю. Потом я уже воспользовалась свободой и уже себя не щадила. Мама стала замечать, что со мной что-то происходить стало. Пару раз меня на откровенный разговор вызывала, но я не решилась открыться перед ней. Строго она со мной обращалась. Наказывала. А тут я замкнулась. Вот тогда она и запаниковала. Правильно, что тревогу забила. Я уже с Танькой той, на пару мастурбировала. Началось с того, что она мне предложила наконец, пока отец в командировке был, в гараж с ней пойти. Пришли, как воришки. Она с замком повозилась, и вот мы, прошмыгнули за створки. Она тут же дверь на засов. Потом отошла и свет включила. Я первый раз. Озираюсь. Она мне все показывает и рассказывает, а потом, говорит вниз пошли. Я тебе кое-что покажу. Она первой уходит в темноту, спускаясь по металлическим ступеням. Я следом. На полпути вспыхнул свет, и я озираюсь в изумлении.
Довольно большая комната. Кровать, шкаф, кресла, полки и даже радиоприемник. На полу ковер. Посредине комнаты стол, стулья. Чем не комната! Танька мне.
— Вот это и есть его комната. Здесь он баб приводит и трахает.
— Ну, что ты Танька. Разве можно так про отца?
— А как? Он же мне не родной вовсе. И потом, можно сказать, что это его ебалатория! — И смеется довольная.
— Смотри, что я нашла у него. Ты такого, точно не видела.
Она роится в шкафу, а потом вытаскивает пачку каких-то журналов.
— Это, что? — Срывающимся от волнения голосом спрашиваю. — Парнография?
— Нет! Не парнаграфия, а порнография. Она самая. Идем на кровать, там у него лампа яркая, вместе посмотрим.
Легли на живот. Она рядом, разложила стопку журналов, спрашивает.
— Ты листать будешь? Или я? Ты вообще-то порнушку хоть раз видела?
Я лежу и чувствую, что вся просто сгораю от нетерпения. От напряжения даже слегка дрожу. Ожидаю чего-то в нетерпении.
— Должна сказать тебе, что я первый раз, когда ее увидела, извелась прямо вся. Три дня и три ночи все у меня перед глазами эти фотографии маячили. Насилу отбилась ручками. Ты, смотри, а я сейчас.
Она встала, включила над кроватью яркий свет и ушла за шторку. Я смотрю ей в след, а рука уже сама потянулась навстречу яркой и цветной обложке.
Что меня поразило больше всего? А то, что я впервые увидела и поняла истинное предназначение женщины. Оказывается, мы вовсе не для строек коммунизма нужны, а есть у женщин еще предназначение, о котором я, до той поры, даже не задумывалась. Все
женщины, что окружали и встречались тогда в моей жизни, были какие-то бесполые. И мама и учителя в школе, соседи и все те, кто вокруг нас жил и работал, или служил рядом со своими мужьями. Только девки, с узла связи, у меня под общепризнанную категорию никак не подходили. Уж те точно были особенные. Тогда я еще не знала такого названия нам, женщинам, как сексуальное. Чаще, вместо такого интригующего и заманчивого слова тогда говорили, почему то, что эти женщины развратные. А попросту, шлюхи. Некоторые бабы с отчаянием в голосе говорили, что все они бл…ди. Это от того так, что их мужья иногда пропадали там, а некоторые, долго путались с ними, развратными. Но мне они все время нравились. Хотя нас приучали, к ним относится негативно, тем более, что многие из них были не только не замужние, но и просто очень привлекательные. Было что-то в них порочное, а что я тогда так и не выяснила. Уже позже я поняла, что? Доступность. Вот что! Ничто так не возбуждает мужчину, как доступность нашего тела. Но это я поняла потом. И еще. Что та из нас женщина, кто не засела и не затерлась в семейной жизни, а все время флиртует, играет, интригует собой и самим этим понятием о своей доступности.
А пока я напряженно разглядывала страницы этих развратных журналов, то от неожиданности того, что ее тело улеглось рядом, я даже немного испугалась и засмущалась.
— Смотри, смотри. Я не буду тебе мешать! — Проговорила тихонечко Танька. А сама уже руку ко мне под платье сунула и приятно и не привычно положила на мою ногу. Я на секунду замерла, а она.
— Да, что ты? Я ведь тебе не мешаю. Смотри, смотри, где ты такое еще увидишь?
Я все равно замерла. Все возбудило меня. Эти запретные, но такие прекрасные фотографии, и ее рука, которая уже не просто лежала, а поползла выше по ляжке.
— Не, надо, Таня. Прошу тебя. — Мямлю я. Скорее по привычке, казаться сдержанной и не доступной, чем от того, что я на самом деле испытываю. На секунду рука ее замерла, и она потянулась, а потом выхватила из стопки журналов один и сказала.
— Вот, такого ты точно не видела. Смотри!
Я действительно испытала первое в своей жизни потрясение. Как? Что они делают? Что и так, оказывается, можно? Особенно меня потрясла фотография взрослой и молодой девочки во взаимном интимном поцелуе. Я как ее увидела, так у меня в голову сразу же кровь ударила, а внизу живота необычно сжалось что-то и потянуло.
— Правда, красиво? — Словно сквозь сон доносится до меня ее голос. — Ну, что ты молчишь и сопишь? Скажи хоть что-то, подруга?
Я действительно засопела и в глазах у меня, впервые в моей жизни, запрыгали похотливые чертики. Танька этот момент очень четко подметила. И пока я все еще справлялась со своими видениями и обрушившимися понятиями, ее рука уже уверенно поползла и залезла ко мне под платьем, на ягодицы. Ничего иного, как спросить у нее я уже не нашлась.
— Что? Что они делают? — Ищу в этом вопросе ее сочувствие и спасение.
А в то же время я признаю над собой ее верховенство. Рука то ее у меня. Сжимает и нежно натягивает кожу и где? Уже под трусиками на моей попе. Я невольно сжимаю булочки и сразу же получаю от этого тянущий и первый в своей жизни толчок, откуда-то изнутри в самую середину лона.
Голова моя падает прямо на эти картинки, и я, закрывая глаза от удовольствия, все еще цепляюсь, своими детскими представлениями о девичьей чести шепчу ей.
— Не надо! Пожалуйста! Танечка!
А потом все происходит, как в тумане. Я стала такой безвольной, что позволяю ей делать с собой все, что ей хочется. Платье задрано. Трусики стянуты до колен. Ее обе руки приятно и волнительно гладят, сжимают, играются булочками моей попки. Она ими, теплыми, мягкими и расслабленными булочками, мелко трясет, а потом стиснет и сжимает обе одновременно. Особенно я замираю, когда она подхватывает их сразу обе, большими пальцами рук прямо по складочкам у ножек, а всеми остальными пальцами крепко сжимает и тянет булочки вверх, до состояния истомы и боли. Единственный раз, когда я начинаю сопротивляться и не сдаюсь, это когда она пытается дотронуться у меня там, до самой дырочки шоколадки и с усилием пыталась раздвинуть эти самые булочки. Между нами несколько секунд происходит молчаливая борьба, и она отступает. Ей и так всего с меня достаточно! Хватит ей для нашего самого первого раза!
— Пусти меня в туалет! Мне надо. — Взмолилась я. И вместе с тем, говорю это сухо и требовательно.
Пока я сидела и выдавливала из себя, хоть что-то, она времени зря не теряла. По крайней мере, когда я появляюсь из-за шторки, то сразу же замираю. Я вижу, как Танька, откинулась на бок, поджала ноги в коленях, а руки засунула себе между сжатых ног и мастурбирует. Стою и чувствую, как у меня опять все заныло, заволновалось внизу, а еще не привычно потянуло и заныло в грудочках. Я невольно сама приложила ладони рук во все напряженные места и тут же почувствовала, еще большее возбуждение. А то, что это именно оно я все еще не догадывалась или, по крайней мере, врала себе и в душе все надеялась, что у меня там волнение от того, что затекла кровь, пока я на кровати валялась. А она и вправду затекла. Причем, с каждой минутой все большими струями и волнами. Обливая каждый раз меня какой-то сладкой и волшебной волной. Я сама не заметила, что стою, глаз с нее не спускаю и вместе с ней мастурбирую. Увлеклась и пропустила момент, когда она глаза открыла и на меня стала смотреть. Я, как ее взгляд перехватила, так она мне в ответ улыбнулась и, сначала высунула и показала язык, а потом заговорщицки подмигнула. Я как увидела, так у меня, так взволновалось что-то внутри, а потом просто вздыбилось и взбунтовалось.