Даже с предстоящим ему делом можно было справиться по планетарному каналу. К примеру, человек, сидевший рядом с ним в его гостиной, был Чарльз Хиджкмен, и на самом деле он сидел у себя в гостиной на острове посреди искусственного озера, где водилось пятьдесят видов рыбы и до которого было двадцать пять миль пути.
Эта близость была, разумеется, иллюзорной. Если бы Мейнард протянул руку, то наткнулся бы на невидимую стену.
К этому парадоксу привыкли даже роботы, и, когда Хиджкмен сделал знак подать ему сигарету, робот Мейнарда даже не шелохнулся, чтобы исполнить его желание, хотя прошло не менее чем полминуты, прежде чем робот самого Хиджкмена пришел на помощь своему хозяину.
Мужчины разговаривали как истые жители Внеземелъя, слишком сухими и рублеными фразами, чтобы их беседа производила впечатление дружеской, однако неприязненной она определенно не была. Просто в ней отчетливо недоставало сливок – пусть даже кисловатых и жидких – живого человеческого интереса, который волей-неволей вынуждены проявлять обитатели перенаселенных земных муравейников.
– Я уже давно хотел связаться с вами в приватном режиме, Хиджкмен, – сказал Мейнард. – Много дел в Собрании, в этом году мы…
– Довольно. Это понятно. Поговорим сейчас, разумеется. Даже хорошо, что вы связались с мной, поскольку я наслышан о превосходном качестве ваших почв и ландшафтов. Это правда, что ваш скот питается привозной травой?
– Боюсь, это легкое преувеличение. Вообще-то некоторые мои молочные коровы из лучших во время отела питаются импортным кормом с Земли, но придерживаться подобной практики в общем случае, боюсь, было бы непомерно дорого. Впрочем, молоко получается бесподобное. Не окажете ли мне честь принять в подарок мой дневной удой?
– Вы исключительно любезны. – Хиджкмен с достоинством наклонил голову. – В таком случае я настаиваю, чтобы вы взяли у меня немного лососины.
На взгляд землянина, двое этих мужчин почти ничем не отличались друг от друга. Оба были рослыми, хотя, по меркам Авроры, не слишком – здесь средний рост взрослого мужчины составлял шесть футов и полтора дюйма. Оба были светловолосыми и жилистыми, с резкими и ярко выраженными чертами. Хотя обоим было уже за сорок, никто не дал бы им этих лет.
На этом обмен любезностями был окончен. Не меняя тона, Мейнард перешел к цели своего вызова.
– Знаете, наш комитет сейчас ведет сражение с Мореану и его консерваторами. Мы намерены проявить твердость – говоря «мы», я подразумеваю нашу Независимую партию. Но прежде чем мы сможем сделать это с необходимым спокойствием и уверенностью, я хотел бы задать вам кое-какие вопросы.
– Почему мне?
– Потому что вы – самый крупный физик на Авроре.
Скромность противоречит человеческой природе и ее с большим трудом удается привить детям. В индивидуалистическом обществе необходимость в ней отпадает, и потому Хиджкмен ею не страдал. Он просто бесстрастно кивнул в знак согласия со словами Мейнарда.
– И один из нас, – продолжал тот. – Вы ведь независимый.
– Я член партии. Не слишком активный, но взносы плачу исправно.
– И все же вы человек надежный. А теперь скажите мне вот что. Вы слышали о Тихоокеанском проекте?
– О Тихоокеанском проекте? – В голосе физика послышалась вежливая заинтересованность.
– Это нечто, затевающееся сейчас на Земле. Кажется, Тихим называется один из земных океанов, но название само по себе, возможно, ничего не значит.
– Никогда о нем не слышал.
– Ничего удивительного. О нем даже на Земле не многим известно. Кстати, мы с вами сейчас общаемся по фокус-лучу, и все сказанное должно остаться между нами.
– Понимаю.
– В чем бы этот Тихоокеанский проект ни заключался – а наши агенты располагают крайне расплывчатыми сведениями, – он вполне может таить в себе угрозу. Похоже, к нему причастны многие из тех клоунов, которых на Земле считают учеными. А также кое-кто из наиболее радикальных и недалеких политиков.
– Гм. Когда-то давно был такой Манхэттенский проект.
– Да, – навострил уши Мейнард. – Что это был за проект?
– О, это дремучая древность. Просто название похожее, вот и вспомнилось. Манхэттенский проект, или проект «Манхэт-тен», как его еще называли, разрабатывался еще до эры внеземных путешествий. У них там давным-давно случилась какая-то небольшая междоусобная война, и такое название дали группе ученых, которые исследовали атомную энергию.
– Гм-м… – Мейнард сжал руку в кулак. – И в чем тогда, по вашему мнению, заключается этот Тихоокеанский проект?
Хиджкмен задумался. Потом сказал негромко:
– Думаете, Земля готовится к войне?
На лице Мейнарда отразилось неожиданное отвращение.
– Шесть миллиардов людей. Вернее, шесть миллиардов полуобезьян, живущих друг у друга на головах, против нескольких миллионов нас, колонистов, в общей сложности. Положение не кажется вам опасным?
– Подумаешь, численный перевес!
– Ладно. Вы считаете, что нам ничего не грозит, несмотря на перевес не в нашу пользу? Объясните мне. Я всего лишь функционер, а вы физик. Земля способна выиграть войну?
Хиджкмен глубоко и надолго задумался. Потом сказал:
– Давайте рассуждать логически. Существует три широких класса методов, посредством которых индивидуум или группа людей может достичь своих целей в борьбе с противником. Эти три класса довольно условно можно назвать физическими, биологическими и психологическими.
Физические методы можно отмести сразу. Земля не имеет необходимой промышленной базы. У них нет техники. И ресурсы у них крайне ограниченные. На всю планету не найдется ни одного выдающегося специалиста в области естественных наук. Так что Земля не в состоянии создать какой-либо вид физико-химического устройства, которое не было бы известно во Внеземелье. Разумеется, в том случае, если по условиям задачи предполагается, что Земля намерена в одиночку противостоять любому из миров Внеземелья. Насколько я понимаю, ни одной из планет Внеземелья не придет в голову вступить с Землей в коалицию против нас.
Мейнард поспешил отвергнуть даже самую возможность такого предположения.
– Нет, нет и нет. Об этом не может быть и речи. Даже не думайте.
– Значит, обычное физическое вооруженное нападение можно сбросить со счетов и обсуждать его в дальнейшем не имеет смысла.
– А что со вторым классом, с биологическим? Хиджкмен медленно повел бровями.
– Вот тут уверенности меньше. Мне говорили, что на Земле есть довольно сведущие биологи. Конечно, сам я физик и достоверно судить не могу. И все же я полагаю, что в отдельных областях они до сих пор не утратили своих знаний. Хотя бы в агрономии, чтобы далеко не ходить за примером. В бактериологии. Гм…
– Да, а как у них обстоят дела с бактериологическим оружие?
– Я тут кое-что подумал… Впрочем, нет, это уже из разряда невозможного. Такая до предела перенаселенная планета, как Земля, не может позволить себе сражаться против открытой системы из пятидесяти разрозненных миров при помощи биологического оружия. Они неизмеримо больше нашего подвержены эпидемиям, то есть наш ответный удар обойдется им гораздо дороже. Вообще, я бы сказал, что, учитывая условия жизни как у нас, на Авроре, так и на других планетах Внеземелья, едва ли нам грозит сколько-нибудь серьезная эпидемия какого-либо инфекционного заболевания. Нет, Мейнард. Можете, конечно, проконсультироваться с бактериологами, но думаю, что они скажут вам все то же самое.
– А третий класс? – спросил Мейнард.
– Психологические методы? Тут ни в чем нельзя быть уверенным заранее. И все же миры Внеземелья населены разумными и душевно здоровыми жителями, которые не поддадутся незатейливой пропаганде или нездоровому ажиотажу, если уж на то пошло. Мне тут подумалось…
– Что?
– А вдруг Тихоокеанский проект именно в этом и заключается? Ну, то есть это какая-то чудовищная уловка, призванная вывести нас из равновесия. Какой-то суперсекрет, который должен в строго определенное время просочиться наружу, чтобы планеты Внеземелья пошли на небольшие уступки Земле, просто на всякий случай, для подстраховки.
Наступило долгое молчание.
– Быть того не может, – сердито выпалил Мейнард.
– Вы правильно реагируете. Колеблетесь. Но я не настаиваю на этой идее. Это было всего лишь предположение. – Повисло еще более долгое молчание, потом Хиджкмен снова заговорил: – У вас есть еще какие-нибудь вопросы?
Мейнард вздрогнул от неожиданности.
– Нет… это все.
Канал отключился, и на месте, где только что было продолжение гостиной, возникла стена.
Медленно, с упрямым недоверием, Франклин Мейнард покачал головой.
Эрнест Кейлин поднялся по лестнице и почувствовал, как его обступили все прошедшие века разом. Здание было древнее, опутанное паутиной истории. Когда-то в нем располагался Парламент Человечества, и слова, произносившиеся в этих стенах, гремели среди звезд.