– Совершенно верно, – кивнул Сельони.
– На каком основании?
– Мы что-нибудь придумаем. Потом. Кейлин вышел – под конвоем.
На Авроре происходили события, в точности соответствующие вышеупомянутым, только с большим размахом.
Комитет по инопланетной агентуре при Собрании собирался уже который день – с того самого заседания, на Котором Ион Мореану и его Консервативная партия внесла свое памятное предложение выразить вотум недоверия. За то, что оно в итоге не получило поддержки, следовало благодарить отчасти превосходящее по численности политическое руководство Независимой партии, а также деятельность все того же Комитета по инопланетной агентуре.
Доказательства копились уже не первый месяц, и, когда стало понятно, что Независимые побеждают в голосовании со значительным перевесом, Комитет смог нанести свой удар.
Мореану взяли под стражу в его же собственном доме и посадили под домашний арест. Хотя при сложившихся обстоятельствах процедура домашнего ареста была незаконна – о чем Мореану не преминул решительно заявить, – это отнюдь не помешало благополучному ее завершению.
На протяжении трех дней Мореану подвергали тщательному перекрестному допросу – ровным и вежливым тоном, который едва ли выражал что-либо, кроме бесстрастного любопытства. Семеро следователей Комитета по очереди сменяли друг друга, тогда как Мореану давали лишь десятиминутную передышку в те часы, когда заседал Комитет.
Через три дня эффект был налицо. Мореану охрип, требуя личной встречи со своими обвинителями, обессилел, настаивая, чтобы ему сообщили, в чем именно его обвиняют, и сорвал себе горло, возмущаясь незаконностью всего происходящего. В конце концов представители Комитета принялись зачитывать ему обвинения.
– Это правда или нет? Правда или нет?
Мореану был в состоянии лишь устало мотать головой.
Он заявил о том, что свидетельские показания сфабрикованы, и ему учтиво сообщили, что слушания являют собой производимое Комитетом расследование, а не суд…
В конце концов председатель ударил молотком. Это был широкоплечий мужчина, настроенный пугающе решительно. Он говорил целый час, подводя итоги допроса, однако приводить здесь большую часть его речи нет никакой необходимости.
Он сказал:
– Если бы вы вступили в заговор с другими обитателями Авроры, мы еще могли бы вас понять и даже простить. Подобные проступки вменялись в вину не одному честолюбивому человеку в истории. Дело вовсе не в этом. Если что и ужасает нас и заставляет забыть всякую жалость к вам, это ваша готовность связаться с насквозь больными и невежественными недочеловеками. Против вас, обвиняемый, имеются весьма тяжкие улики, доказывающие, что вы вступили в заговор с наихудшими элементами выродившегося населения Земли…
Речь председателя прервал отчаянный крик Мореану:
– Но мотив! Какой мотив вы можете мне приписа…
Обвиняемого усадили обратно на место. Председатель поджал губы и отступил от тяжеловесной серьезности своей заранее заготовленной речи в пользу некоторой импровизации.
– Вникать в ваши мотивы не входит в задачи Комитета, – сказал он. – Мы здесь изложили фактическую сторону дела. Комитет располагает доказательствами. – Помолчав, он оглядел членов Комитета, сидевших справа и слева от него, и продолжил: – Думаю, я смело могу утверждать, что Комитет располагает доказательствами, которые изобличают ваши намерения воспользоваться людскими ресурсами Земли с целью устроить государственный переворот и захватить власть на Авроре. Но, поскольку указанные доказательства не были пущены в ход, я не стану углубляться в этот вопрос, скажу лишь, что подобное деяние представляется весьма в вашем характере, как показали эти слушания.
Он вернулся к своей речи.
– Полагаю, все сидящие здесь слышали название «Тихоокеанский проект», который, если верить слухам, представляет собой попытку Земли вернуть себе утраченные доминионы.
Нет нужды напоминать, что любая подобная попытка скорее всего будет обречена на провал. И все же возможность нашего поражения не исключена полностью. Лишь одна вещь может заставить нас дрогнуть, и вещь эта – наша собственная внутренняя слабость, о которой мы не подозреваем. В конце концов, генетика до сих пор не всесильна. Даже двадцать поколений спустя нежелательные признаки могут обнаружиться в самых неожиданных местах, и каждая такая неожиданность – слабое место в стальном щите обороны Авроры.
Вот в чем заключается этот Тихоокеанский проект – в использовании против нас наших же собственных преступников и предателей, и если им удастся отыскать таковых в наших рядах, злодейский план землян может даже увенчаться успехом.
Комитет по инопланетной агентуре существует для того, чтобы противостоять этой угрозе. В лице обвиняемого мы имеем дело лишь с отдельной ячейкой разветвленной агентурной сети. Мы ни в коем случае не должны прекращать…
Речь свою он, во всяком случае, прекращать точно не собирался.
Когда она все же была завершена, Мореану, бледный, с огромными глазами, грохнул кулаком:
– Я требую последнего слова!
– Обвиняемый может высказаться, – провозгласил председатель.
Мореану поднялся и обвел присутствующих долгим взглядом. Зал, рассчитанный на аудиторию в размере семидесяти пяти миллионов пользователей планетарного канала, практически пустовал. Там были следователи, судебный персонал, официальные протоколисты. И рядом с ним, во плоти, его охранники.
Он пожалел, что нет публики. К кому ему теперь обращаться? Мореану оглядел все лица по очереди, и от каждого отвел взгляд, понимая, что слушать его не собираются. Однако больше ему обращаться было не к кому.
– Во-первых, – начал он, – я отказываюсь признавать законность этого заседания. Мои конституционные права на уединение и обособленное существование были грубо попраны. Надо мной учинила судилище шайка людей, не имеющих никакого права вершить суд, людей, которые были заранее убеждены в моей виновности. Мне было отказано в справедливой возможности защищать себя. Напротив, все это время со мной обращались как с осужденным преступником, которого уже признали виновным и которому осталось лишь вынести приговор.
Я отрицаю, полностью и безоговорочно, свою причастность к какому-либо виду подрывной деятельности, наносящей вред государству или призванной ниспровергнуть какой-либо из его основополагающих институтов.
Более того, я открыто и решительно обвиняю данный Комитет в умышленном злоупотреблении своей властью для того, чтобы одержать победу в политической борьбе. Я виновен не в государственной измене, но в инакомыслии. Я выступаю против политики, направленной на уничтожение большей части человеческой расы на основании ненаучных и негуманных причин.
Вместо истребления мы обязаны протянуть руку помощи этим людям, которые обречены на безрадостную и полную лишений жизнь только потому, что это нашим, а не их предкам посчастливилось первыми добраться до планет Внеземелья. Имея наши технологии и ресурсы, они еще могут заново воссоздать преобразовать…
Жаркий сорванный шепот Мореану заглушил голос председателя:
– Вы нарушаете регламент. Комитет готов выслушать любые доводы, которые вы желаете высказать в собственную защиту, но проповедь о правах землян лежит вне законной сферы данной дискуссии.
Слушания были официально объявлены закрытыми. Независимая партия одержала значительную политическую победу; на этом сходились абсолютно все. Из всех членов Комитета один лишь Франклин Мейнард остался не вполне удовлетворен. Его продолжал грызть червячок сомнения.
Может быть…
Может быть, нужно попробовать в самый последний раз? В самый последний раз попробовать переговорить с этим странным обезьяноподобным коротышкой, послом Земли?
Мейнард быстро принял решение и стремительно перешел к действиям. Единственное промедление было вызвано необходимостью запастись свидетелем: разговор в приватном режиме с глазу на глаз с землянином был чреват опасными последствиями даже для него.
Луис Морено, посол Земли на Авроре, представлял собой, откровенно говоря, жалкую пародию на человека. И это не было случайностью. Все дипломатические представители Земли на планетах Внеземелья были темноволосыми, низкорослыми или морщинистыми – а то и все это сразу.
Это была всего лишь вынужденная мера самозащиты, поскольку Внеземелье обладало огромной притягательностью в глазах землян. К примеру, дипломаты, вкусившие всех прелестей жизни на Авроре, волей-неволей проникались отвращением к мысли о возвращении на Землю. Но хуже всего и намного опаснее было то, что, попадая на Аврору, они все больше сроднялись с полубогами со звезд и все больше отдалялись от обитателей перенаселенных земных трущоб.
Если, конечно, сам посол не оказывался отверженным. Или не обнаруживал, что к нему относятся с некоторым презрением. После этого едва ли можно было сыскать где-то более преданного слугу Земли, человека, который был бы меньше подвержен коррупции.