Стас, гад такой, сделал чиновничье-почтительное лицо и даже привстал со своего стула от усердия, глядя поверх голов подчиненных в мою сторону.
Я поднялся со своего кресла и сел рядом с подполковником:
– Уточню последние слова Станислава Федоровича, господа. Политическое поле, к сожалению, беспощадно прополото коммунистами. Но для того, чтобы избежать ошибок в принимаемых решениях, чрезвычайно важно видеть проблему под разными ракурсами. Поэтому мы обязательно всеми силами будем инициировать возникновение новых партий, представляющих интересы всех социальных слоев. К сожалению, здесь присутствует одна проблема. С большой долей вероятности прогнозируется, что в политическое строительство, а значит и во власть, вначале ринутся проходимцы, а не носители идей. Последние будут пока осторожно осматриваться, помня, чем чревато открытое высказывание своего мнения. Поэтому первые два года партии, разрешение на регистрацию которых будет обнародовано в самом ближайшем будущем, будут допущены только до уровня управления городом и областью. Пусть эти новые политические образования покажут себя на самом неблагодарном направлении. Демагоги, воры и просто негодяи за этот промежуток времени отсеются избирателями, а останутся те, кто действительно может и хочет конструктивно работать в политике на государственном уровне. Вы же будете постоянно мониторить этот процесс, Яков Исаакович.
Начальник секретно-политического отдела сделал недоуменное лицо:
– Мониторить?
– Контролировать. В плане идей и их воплощения в жизнь. Обязательно появятся крайне левые и крайне правые экстремистские группировки, которые будут пытаться достигать своих политических целей путем насилия. Вот они, как удачно заметил Станислав Федорович, и станут вашими «клиентами». Но степень законности их действий и право на участие в политической жизни страны будет определять суд присяжных, и только он, а не органы безопасности.
Стас повернулся ко мне:
– Я могу продолжать?
– Продолжайте, Станислав Федорович.
Подполковник постучал карандашом по столу:
– Теперь с вами, господин Эйтингон. У вас та же самая ошибка. Вы мне приносите сводку особых отделов, которая на девяносто процентов состоит из обзора высказываний обычных законопослушных граждан, и только десять процентов в ней отведено вероятной активности иностранных специальных служб. А надо совсем наоборот. Вы контрразведка и военная контрразведка в первую голову. Понимаете? Контр. Разведка. Высказывания гражданских и военнослужащих особый отдел должны интересовать, только если они впрямую затрагивают безопасность страны. А вот начальников и командиров своих пусть костерят. Как говорится, если подчиненные тебя не считают муда… э-э-э… плохим человеком, значит, тебя пора гнать в шею с командной должности.
Подполковник вежливо улыбнулся начальникам отделов:
– Я жду от вас завтра, в это же время, других докладов. На сегодня все.
Серебрянский с Эйтингоном встали и вытянулись:
– Разрешите идти?
– Идите.
Проводив долгим взглядом подчиненных и дождавшись, пока за ними закроется дверь, Стас тяжело вздохнул.
Я покосился на него:
– Ну как, дела движутся, господин подполковник?
Новый начальник ОГПУ устало потер лицо ладонями:
– Ага. Движутся. Только вот куда? Людей катастрофически не хватает. От направленцев из партии здесь, в управлении, и на местах надо немедленно освобождаться. А это значит, на улицу уйдут люди пусть и поверхностно, но знакомые с принципами работы секретной службы. Что не есть хорошо, так как они уйдут обиженными и затаят злость. Остальных надо срочно пропускать через курсы повышения квалификации. Я уже поручил Фараде разработать методички, которые предусматривали бы выборочную «промывку» в плане профессиональной подготовки и лояльности. Но как это сделать, не раскрывая наших возможностей, ума не приложу. И законы надо новые вводить. Немедленно.
Я перебил подполковника:
– А что с документами по проекту «Золото» от Леонтьева, которые пришли из Цюриха? Они уже обрабатываются?
– Да, обработка идет. Сейчас происходит сравнение его предложений с разработками аналитиков «Росомахи» в ключевых пунктах по золотому рублю, институту частной собственности и созданию элиты государства. В ближайшие два-три дня бумага ляжет тебе на стол. Но главный, если не сказать принципиальный, вопрос – это кадры, которые, как сказал бы товарищ Джугашвили, если бы мы его не арестовали, – решают все. Они нужны как воздух.
– А…
Новый начальник ОГПУ внезапно уперся двумя ладонями в столешницу и посмотрел на меня исподлобья. Плохо так посмотрел:
– А вам, господин Государственный секретарь, чтобы не задавать лишние вопросы, следует вникать в текст до последней запятой документов, которые вам пересылает канцелярия вверенной мне службы. Они не просто так вам пересылаются. Я, конечно, понимаю, что чтение казенных бумаг в полном объеме не ваш конек и слова «рапорт» и «докладная записка» вызывают у вас идиосинкразию. Я также понимаю, что вы, как и я, в полном завале от проблем, которые надо решать еще вчера, но все же…
Я достал пачку сигарет, неторопливо закурил и помахал ладонью, разгоняя дым:
– Ну что, господин подполковник, полегчало?
Он еще несколько мгновений смотрел на меня набычившись, потом тяжко опустился в кресло и проговорил почти безнадежным голосом:
– Тут все надо менять, Андрей. Все. Начиная с идиотского ковра в этом кабинете и командира взвода где-то на Колыме, заканчивая системой мотивации и приоритетов среди простых граждан и высших чиновников. Ведь практически создана схема управления, заточенная под одного человека. В ней нет никакой обратной связи, нивелирующей неизбежные ошибки при управлении государством, и она не способна функционировать без занесенного топора над головой. Сталин что, не понимал, что, выигрывая тактику, – проигрывает стратегию? Такое впечатление, что он всегда выбирал решение между плохим и очень плохим, а не хорошим и лучшим.
Я взял идеально чистую пепельницу с его стола и с силой затушил в ней окурок:
– Это нам с тобой сейчас легко говорить, когда мы знаем, что все закончилось в конце концов развалом государства от действия этой схемы. А вот понимал ли Сталин – это другой вопрос. Ведь информацию ему несли советники. И кто знает, что они ему несли. И что советовали. Но так или иначе – других людей и другой страны у нас с тобой нет и не будет, Станислав Федорович. Точка.
Подполковник вздохнул, а потом неожиданно улыбнулся:
– Ты прав, старина. Все это лирика. Ладно, возвращаемся к нашим делам.
Я достал еще одну сигарету из пачки и снова закурил:
– Поэтому начни с запланированных операций в Европе. Какова степень их готовности?
– На завершающей стадии. Шлифуем последние детали. У аналитического отдела также готов обзор по состоянию экономики и внутренней политике Германии, который ты должен предъявить на встрече во Франкфурте с промышленниками этой страны.
– Что у нас с итальянским и австрийским направлениями?
– Всю основную агентуру, участвующую в первом этапе, я успел забрать из 4-го управления Генштаба и Исполнительного комитета Коминтерна.
– Что значит «успел забрать»?
Подполковник приторно улыбнулся:
– «Старик» в свою бытность начальником военной разведки приказал все направления, участвовавшие в первом этапе операции, помножить на ноль, гражданин начальник. Перестраховался, понимаешь…
– Немедленно отменяй решение.
Новый начальник ОГПУ посмотрел на меня с непонятным выражением:
– Вот так всегда – то ликвидируй, то орден на грудь. И когда вы, начальники, на шаг вперед научитесь думать? И в первую очередь о людях, которые на страну работают.
Стас отвернулся и делано-равнодушно начал перебирать документы на своем столе. Я вздохнул:
– Ты прав, старина…
Он усмехнулся, приподнялся с кресла и хлопнул меня по плечу:
– Ладно, не напрягайся. Я уже давно отменил все решения по этим фигурантам. Просто дал тебе прочувствовать, что людская кровь не водица. А то вдруг власть голову вскружит.
Мы помолчали. Потом я склонил голову:
– Спасибо, дружище…
Подполковник нахмурил брови и решительно придвинул назад к себе бумаги:
– Все, проехали. Теперь по новым персонам. Во-первых, это Энгельберт Дольфус, канцлер Австрии, председатель Христианской социальной партии. Его негласно поддерживает Ватикан. Он непримиримый противник аншлюса с Германией и настроен к Гитлеру резко отрицательно. Вторая персона – Эрнст Рэм, начальник генерального штаба штурмовых отрядов НСДАП, министр без портфеля в правительстве Гитлера. Оба уже в разработке. Внедряться в их окружение будет не старая агентура ИНО ОГПУ и 4-го управления Генштаба, а люди прошедшие через обработку в «Росомахе». Я не полностью доверяю кадрам, которые в наследство оставили Менжинский и Берзин.