— И это все?
— Есть еще одна маленькая, но не лишенная значения заметка в другой утренней газете.
— Какая?
— Арестована мисс Флора Миллар, произведшая скандал. Оказывается, что она была прежде танцовщицей в «Аллегро» и уже несколько лет знает новобрачного. Вот и все, что известно об этом деле по газетам.
— Замечательно интересный случай. Ни за что на свете не отказался бы исследовать его. Звонят, Ватсон. Недавно пробило четыре часа, и потому я не сомневаюсь, что это наш высокородный клиент. Не думайте уходить, Ватсон; я предпочитаю иметь свидетеля, хотя бы на случай, если мне изменит память.
— Лорд Сен-Симон, — доложил мальчик, открывая дверь.
Вошел господин с приятным, утонченным лицом, орлиным носом, бледный и с глазами человека, на долю которого выпала приятная участь повелевать другими. Он вошел бодро, но вообще казался старше своих лет, так как сгибал колени и слегка наклонялся вперед. Волосы у него начинали седеть, а на макушке была лысина. Костюм у него был щегольской: высокий воротник, черный сюртук, белый жилет, желтые перчатки, лайковые сапоги и светлые брюки. Войдя в комнату, он оглянулся, играя шнурком от золотого пенснэ.
— Здравствуйте, лорд Сен-Симон, — сказал Холмс, вставая с места и кланяясь. — Пожалуйста, садитесь. Это мой друг и коллега, м-р Ватсон. Присядьте поближе к огню и потолкуем о деле.
— Дело очень неприятное, — мистер Холмс, как вы сами понимаете. Я слышал, сэр, что вам приходилось заниматься подобного рода щекотливыми делами, хотя вряд ли ваши клиенты принадлежали к тому классу общества, как я.
— Ну, в настоящее время я спускаюсь.
— Что вы хотите сказать?
— Мой последний клиент был король.
— О, в самом деле! Я не знал этого. А у него также пропала жена?
— Вы понимаете, что мои другие клиенты в праве так же рассчитывать на мою скромность, как и вы, — вежливо заметил Холмс.
— Конечно! Вы правы, вполне правы! Что касается моего дела, то я готов дать все сведения, которые потребуются вам.
— Благодарю вас. Я знаю только то, что напечатано в газетах. Например, верно это известие об исчезновении новобрачной?
Лорд Сен-Симон пробежал глазами заметку.
— Да, все это верно.
— Прежде чем я могу составить себе какое либо мнение об этом случае, мне нужно узнать еще многое. Я думаю, лучше всего будет, если я стану предлагать вам вопросы.
— Пожалуйста.
— Когда вы познакомились с мисс Гэтти Дорэн?
— Год тому назад, в Сан-Франциско.
— Вы путешествовали по Соединенным Штатам?
— Да.
— И тогда же обручились с ней?
— Нет.
— Но вы были в дружеских отношениях с ней?
— Мне нравилось ее общество, и она видела это.
— Ее отец очень богат?
— Он считается самым богатым человеком на всем тихоокеанском побережье.
— А как он нажил деньги?
— На рудниках. Несколько лет тому назад у него ничего не было. Потом он нашел золото и разбогател.
— А теперь скажите мне ваше мнение о вашей жене. Что она за человек?
Лорд стал сильнее раскачивать пенснэ и уставился на огонь в камине.
— Видите, м-р Холмс, моей жене было уже двадцать лет, когда разбогател ее отец. До этого времени она свободно бегала среди рудокопов, гуляла по лесам и горам, так что воспитала ее скорее природа, чем школа. Она, что называется, сорванец, с большой силой воли, свободная от всяких предрассудков. Она очень порывиста и вспыльчива, настоящий вулкан, решительна и, не задумываясь, приводит в исполнение свои решения. Но я не дал бы ей имени, которое я имею честь носить (тут он внушительно кашлянул), если бы не считал ее, в сущности, благородной женщиной. Я считаю ее способной на героическое самопожертвование и думаю, что она с отвращением относится ко всему бесчестному.
— У вас есть ее фотографическая карточка?
— Я принес с собой ее портрет.
Он открыл медальон и показал нам портрет очень красивой женщины. Это был миниатюр на слоновой кости, и художник чудесно изобразил блестящие черные волосы, большие темные глаза и очаровательный ротик мисс Дорэн. Холмс долго и внимательно всматривался в изображенное на портрете лицо, потом закрыл медальон и отдал его лорду Сен-Симону.
— Барышня приехала в Лондон, и вы возобновили знакомство с ней?
— Да, отец привез ее сюда. Мы встречались с ней во время сезона, потом я сделал ей предложение и женился на ней.
— Кажется, она принесла вам большое приданое?
— Хорошее, но не больше того, какое приносят обыкновенно жены в нашем роде.
— И оно остается за вами, раз брак состоялся?
— Я, право, не справлялся об этом.
— Вполне естественно. Вы видели мисс Дорэн накануне вашей свадьбы?
— Да.
— Была она в хорошем настроении духа?
— Наилучшем. Она все время говорила о нашей будущей жизни.
— В самом деле? Это очень интересно. А утром в день свадьбы?
— Все время до окончания венчания была весела, как всегда.
— А потом вы заметили в ней какую-нибудь перемену?
— Сказать по правде, я в первый раз заметил, что характер у нее не очень мягкий. Но случай, наведший меня на это размышление, так ничтожен, что я не счел нужным упомянуть о нем, и к тому же он не имеет никакого отношения к нашему делу.
— Все-таки расскажите нам этот случай.
— О, сущий пустяк! Она уронила букет, когда мы шли в ризницу. Он упал на одну из скамей. Какой-то джентльмэн, сидевший на скамье, подал ей букет после минутного замедления. Kогда я заговорил с ней об этом случае, она ответила мне резко и все время, пока мы ехали домой, сильно волновалась из-за такого пустяка.
— Вот как. Вы говорите, что какой-то господин сидел на скамье. Значите, в церкви была посторонняя публика?
— О, да. Этого невозможно избегнуть, когда отперта церковь.
— Он не из числа друзей вашей жены?
— Нет, нет, я назвал его джентльмэном только из вежливости, но, на самом деле, он простой человек. Я не обратил особого внимания на него. Но право, мне кажется, мы уклоняемся в сторону.
— Итак, лэди Сен-Симон вернулась из церкви в менее веселом расположении духа, чем была раньше. Что она сделала, когда вошла в дом отца?
— Я видел, что она разговаривала со своей горничной.
— А кто такая ее горничная?
— Ее зовут Алиса. Она американка и приехала из Калифорнии вместе с своей барышней.
— Пользуется ее доверием?
— Даже слишком. Мне казалось, что мисс Дорэн позволяет ей слишком много. Но, конечно, в Америке смотрят на это совершенно иначе.
— Долго она разговаривала с Алисой?
— О, только несколько минут. Я думал о другом.
— Вы не слышали, что они говорили?
— Лэди Сен-Симон сказала что-то на американском жаргоне, который употребляет очень часто. Я не понял ее слов.
— Американский жаргон бывает иногда очень выразителен. А что сделала ваша жена, окончив разговор с горничной?
— Она вошла в столовую.
— Под руку с вами?
— Нет, одна. Она очень независима в подобного рода мелочах. Посидев минут десять, она вдруг встала, пробормотала несколько слов извинения, вышла из комнаты и не возвращалась более.
— Но, насколько я знаю, горничная Алиса показала, что лэди Сен-Симон вошла в свою комнату, накинула манто на подвенечное платье, надела шляпу и ушла.
— Совершенно верно. Потом ее видели в Гайд-парке с Флорой Миллар, арестованной в настоящее время, пытавшейся утром устроить скандал в доме м-ра Дорэна.
— Ах, да. Я бы желал знать некоторые подробности об этой молодой леди и ваших отношениях к ней.
Лорд Сен-Симон пожал плечами и поднял брови.
— Мы были с ней несколько лет в близких, очень близких отношениях. Она служила в «Аллегро». Я не обидел ее, и у нее нет повода жаловаться на меня, но вы знаете женщин, м-р Холмс. Флора очень милое создание, но чрезвычайно вспыльчива и очень любит меня. Она писала мне ужасные письма, когда узнала, что я женюсь. Правду сказать, я потому хотел венчаться скромно, что боялся скандала в церкви.
Она подбежала к подъезду дома мистера Дорэна, когда мы вернулись из церкви, и хотела ворваться в переднюю, осыпая мою жену страшною бранью и угрозами, но я предвидел возможность этого случая и отдал приказания прислуге, которая вывела ее вон. Она успокоилась, когда увидела, что поднятый ею шум ни к чему не повел.
— А ваша жена слышала все это?
— К счастью, нет.
— А потом ее видели в обществе этой самой женщины?
— Да. Мистер Лестрэд отнесся к этому факту очень серьезно. Предполагают, что Флора вызвала мою жену и устроила ей какую-нибудь ужасную западню.
— Что же, это весьма возможно.
— Вы того же мнения?
— Я не утверждаю этого. А вы сами считаете это правдоподобным?
— Флора не обидит и мухи.
— Но ревность может совершенно изменить характер человека. Пожалуйста, скажите, что вы сами думаете об этом?