НФ: Альманах научной фантастики ВЫПУСК №8 (1970)
ПРЕДИСЛОВИЕ НАУКА И ФАНТАЗИЯ
Наука и фантазия. Еще вчера казалось, что между ними пропасть. Слишком велика была разница между возможностями и мечтой, слишком долог промежуток между моментом, когда выдвинута гипотеза, и минутой, когда ее удалось подтвердить и реализовать практически.
Новое время изменило эти отношения. Сегодня, говоря о науке, мы тут же почти невольно начинаем фантазировать, пытаемся заглянуть вперед, а принимаясь фантазировать, немедленно стараемся проверить сказанное данными современных знаний о природе и человеке. Они постоянно близки в нашем сознании — точное суждение ученого и дерзкий полет мысли писателя-фантаста. Высказанное фантастами вдруг оказывается предметом научного рассмотрения, высказанное учеными ошеломляет, поражает своей фантастичностью.
Эта близость двух понятий и важность занимаемого ими в нашем мышлении места обусловлены серьезными причинами. Во первых, наша эпоха научна, если можно так выразиться, во-вторых, она фантастична как в смысле удивительно быстрых изменений, которым подвергаются едва ли не все сферы окружающей нас действительности, так и в том плане, что нам все чаще приходится вглядываться в будущее, предусматривать, фантазировать.
Научные открытия за последние сто лет преобразовали быт человека, переменили его взгляд на мир сильнее, чем несколько предшествующих тысячелетий человеческого существования. Сегодня научно-технологические знания в принципе позволяют пяти процентам населения прокормить остальные девяносто пять и еще создавать излишки. Наука и техника уменьшили расстояния на Земле, связали все ее части, заставили нас осознать, что мы пассажиры одного космического корабля, судьбой которого не имеет права самовластно распоряжаться какая-нибудь группа людей. В развитых странах прогресс знания сделал человека более здоровым, дал ему более высокий, чем прежде, жизненный уровень и больший досуг.
На глазах живущих ныне людей производство превращается в научное, достижения абстрактного и прикладного знаний проникают во все поры нашего бытия. Сегодня почти все, что окружает нас в городе, почти все, чем мы пользуемся, является элементами не природного, естественного, а научно-технологического, искусственного мира. Горожане живут в домах, сложенных не из бревен или дикого камня, а из бетонных блоков, они ходят по линолеуму, кафелю и асфальту, и на каждое сорванное с дерева яблоко приходится множество продуктов питания, потерявших в ходе сложной обработки первоначальный вкус, цвет и запах. Не заметив этого, мы переселились в мир «второй», искусственной природы.
Пожалуй, славяне, занимавшиеся земледелием десять веков назад, скорее поняли бы жизнь крестьянской общины прошлого столетия, чем человек, чудом попавший из середины XIX века в наш шумный XX. Слишком многое изменилось за небольшой исторический срок.
В одной из своих книг известный английский популяризатор Ричи Калдер рассуждает о том, что перечувствовал бы новый Рип ван Винкль,[1] засни он сто лет назад в Америке возле Нью-Йорка и проснись сейчас. Давайте пофантазируем. Вот Рип ван Винкль пробуждается где-нибудь в лесной чаще, в уголке, случайно обойденном охотниками и туристами. Его встречает лесничий и, пользуясь портативной рацией, сообщает в город, что перед ним странный тип в необычной одежде, расспрашивающий о здоровье президента Авраама Линкольна. Через час направленные агентством «Ассошиэйтед Пресс» несколько вертолетов уже кружат над лесом, но их опережает телерепортер, который спрыгнул с реактивного самолета на парашюте и успел заключить с Рипом ван Винклем контракт на несколько выступлений. Прежде чем бедняга успевает как следует прийти в себя, ему показывают сверху Нью-Йорк, небоскребы и улицы, сплошь забитые автомобилями…
Приземление, медицинский осмотр в поликлинике, Рипа рентгенируют, ему измеряют кровяное давление, электроэнцефалограф исследует волны его мозга, электрокардиограф проверяет работу его сердца, а «детектор лжи» — правдивость рассказанной им истории. Физиологи, офтальмологи, эндокринологи, гельминтологи, психологи и множество других суетятся вокруг старика, стараясь исследовать его и даже отщипнуть кусочек.
Скоростной лифт поднимает Рипа в телестудию, перед ним искусственное солнце, он видит на экране самого себя, всю историю его доставки в Нью-Йорк. Потрясенный, он чешет в затылке, не подозревая, что каждый его жест и любое слово транслируются на всю страну и через океан.
Впервые в жизни он пробует мороженое, пищу приготовленную в электропечи или извлеченную из холодильника. Рипа одевают в искусственную шерсть и нейлон, он ощущает запахи, которых не существовало столетие назад. Ему предлагают пересадить сердце и почку, показывают на экране рентгеновский снимок его внутренностей. По радиотелефону он говорит с Москвой, ему показывают электронный микроскоп и радиотелескоп, миниатюрный транзисторный приемник, лазеры и ракету, стартующую на Марс. В кабине самолета Рипа ван Винкля поднимают на десять тысяч метров над Землей, в глубоководной кабине опускают на пять километров под воду…
Это наука, наука, наука. Всего этого не было сто лет назад, половины не было даже три десятилетия назад. Мы не задумываемся над тем, что из всех ученых-исследователей, которых вообще знала история, 90 процентов живут сегодня, что именно на последние 50 лет падает основной объем конкретных научных достижений, которыми может похвастаться человечество. Сто веков лошадь была самым быстрым средством передвижения на Земле, и только за один век люди пересели с лошади на паровоз, на автомобиль, в самолет и ракетное устройство. Тысячекратно увеличилась скорость, с которой мы можем попадать из одного пункта в другой, новейшие телескопы тысячекратно увеличили нашу дальнозоркость, электронные микроскопы — нашу способность видеть малое, благодаря новейшим энергетическим установкам в тысячу раз возросла мощь человека.
Блестящая эпоха! С этим «звездным часом человечества» не сравнятся, пожалуй, ни классическая древность, ни Возрождение. Прорыв во внутреннюю структуру ядра, начало и бурный расцвет кибернетики, применение антибиотиков в медицине, штурм тайны ДНК в биологии. На протяжении жизни одного-двух поколений точное знание выросло в решающий фактор для судеб человеческой цивилизации.
Наше время мы можем с полным правом назвать веком науки. Если ее во всем мире удастся направить на удовлетворение непосредственных нужд людей, если успехи точного знания повсюду будут использоваться для блага человека, а не во вред ему, мы можем смело считать, что перед человечеством еще миллионы, а возможно, и миллиарды лет развития ко все более и более прекрасному будущему.
Однако чтобы так получилось, мы должны прежде всего мобилизовать нашу способность предвидеть, предсказывать, фантазировать. Не секрет, что неконтролируемые последствия развития науки могут приносить не только пользу людям, но также и новые тревоги и заботы. Автоматизация на Западе становится синонимом безработицы, и когда в контору фирмы вносят еще один тяжелый тщательно упакованный предмет, лица немногих оставшихся там конторщиков бледнеют… Многое сделано в борьбе с голодом и болезнями, и вместе с тем в развитых капиталистических странах все невыносимее становится жизнь в тесноте и спешке крупных городов. Резко подскочила кривая умственных заболеваний, растет преступность, распространяются нравственная опустошенность и скука, заставляющие обывателя искать спасения в алкоголе, наркотиках, азартных играх. Становится ясно, что триумф техники сам по себе еще не делает человека счастливым.
Наука, а также ее непосредственное приложение к практике — технический прогресс — имеют порой тенденцию к опасному слепому самодовлеющему развитию. Вспомним хотя бы известное «затемнение» в Америке. В одну из ноябрьских ночей 1965 года северо-восточная территория США и часть Канады погрузились во тьму, электрический свет и силовые установки самопроизвольно выключились. Началось с того, что отказало реле на станции у озера Онтарио. Вся сеть электроэнергии, рассчитанная на безаварийную работу, выключилась. Важно здесь не само происшествие, а то, что специалисты, пытавшиеся потом установить причинно-следственную связь событий, так и не сумели этого сделать.
Одна из американских газет следующим образом комментировала катастрофу:
«Северо-восточное кольцо было сложнейшим образом взаимосвязано и взаимообусловлено в своих частях. Однако только машины разговаривали между собой. Они задавали механические вопросы и получали механические ответы. Человек не имел непосредственного контроля над всей системой, и поэтому никто не может ответить на вопрос «Почему?». Но механическое, машинное, электронное мышление не было заинтересовано в том, чтобы опекать жителей близлежащих городов».