Шаналорм раскинулся, грезя о чем-то, под куполом фиолетового света, который, казалось, не проникал в сам город. Некоторые из причудливых зданий расплавились и оставались в полужидком состоянии, сохраняя, однако, все еще различимые очертания. Другие здания разлагались - машинная плесень и энергомох волнообразно двигались по их каркасам: яркие, желто-зеленого, желто-голубого и красновато-коричневого цветов, с шелестом и глухим почмокиванием они искали свежие утечки из энергорезервуаров. Особые маленькие животные, присущие городам, сновали взад и вперед из отверстий, которые, должно быть, были когда-то дверями и окнами, исчезая в тенях бледно-голубого, малинового и розовато-лилового оттенков, отбрасываемых чем-то невидимым; они переплывали лужи мерцающего золотого и бирюзового цветов, лакомились полуметаллическими растениями, которые, в свою очередь, питались энергией странной радиации и кристаллами загадочной структуры. И все это время Шаналорм пел сам себе тысячи переплетающихся песен, гипнотических мелодий. Говорили, что когда-то город был разумен - самое разумное существо во Вселенной, но сейчас он одряхлел, и даже воспоминания его были расплывчаты. Образы возникали там и тут среди гниющих металлодрагоценностей и зданий: сцены величия Шаналорма, его обитателей, его истории. Он имел много имен, прежде чем получил название Шаналорм.
- Разве он не прелестен, Джерек? - воскликнула Железная Орхидея. Где мы устроим пикник?
Джерек погладил ограждение ландо, и экипаж по спирали стал медленно опускаться вниз, пока не оказался между двумя башнями, проплывая чуть выше крыш блоков, куполов и шаров, которые сияли тысячами неопределенных оттенков.
- Там? - Он показал на пруд с рубинового цвета жидкостью и нависшими над ним старыми деревьями с длинными, покрытыми ржавчиной ветвями, касающимися поверхности. Мягкий красно-золотистый мох покрывал берег, и крошечные звенящие насекомые оставляли в воздухе искрящиеся следы янтарно-аметистового цвета.
- О да! Превосходно!
Когда Джерек посадил свою машину, Железная Орхидея величественно шагнула на землю и поднесла палец к губам, осматривая сцену вокруг с выражением смутного узнавания.
- Хм, не то ли самое место? Может быть... Джерек, знаешь, я думаю, что именно здесь был зачат ты, мой плод. Твой отец и я гуляли. - Она показала на комплекс низких зданий на противоположном берегу, чуть различимый сквозь медленно проплывающее облако желтого цвета. - Вон там! Разговор зашел, как это обычно бывает в таких местах, об обычаях древних. Я помню, мы обсуждали Мертвые Науки. Как оказалось, он изучал некоторые древние тексты по биологическому переконструированию, и мы подумали, существует ли еще возможность создать ребенка согласно практике Эпохи Рассвета. - Она рассмеялась. - Сколько ошибок мы наделали сперва! Но постепенно мы разобрались, что к чему, и вот ты здесь - великолепное создание, продукт искусного мастерства. Вероятно, поэтому я так дорожу тобой, так горжусь.
Джерек взял ее мерцающую, черную, как смоль, руку и поцеловал кончики пальцев, ласково погладил по спине. Он ничего не мог сказать, но руки его были нежными, выражение лица - любящим. Джерек знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она сейчас странно взволнована...
Они лежали на уютном мхе, слушая музыку города, наблюдая за насекомыми, танцующими в заливающем все вокруг фиолетовом свете.
- Думаю, именно покой я ценю больше всего, - пробормотала Железная Орхидея, томно двигая головой по его плечу, - античный покой. Как ты считаешь, не потеряли ли мы нечто, чем обладали наши предки, - некоторое качество, вырабатываемое жизненным опытом? Вертер верит, что оно у нас все еще есть.
Джерек улыбнулся.
- Как я понимаю, самый великолепный из цветов, каждому индивидууму дается индивидуальный жизненный опыт. Мы можем сделать из нашего прошлого все, что захотим.
- А из будущего? - проговорила она сонно и непоследовательно.
- Если принимать всерьез предупреждения Юшариспа, тогда будущее неясно. Вряд ли его сколько-нибудь осталось.
Но он уже утратил ее внимание. Она встала и подошла к берегу пруда. В глубине, под поверхностью, переливались мягкие цвета, и, очарованная на миг, она засмотрелась на них.
- Я пожелала бы... - начала она, затем замолчала, тряхнув темными волосами. - О, запахи, Джерек! Они грандиозны!
Джерек встал и подошел к ней, сам похожий на движущееся облако: он глубоко вдохнул химическую атмосферу, и его тело засветилось. Джерек смотрел через пруд на очертания города, думая, как он изменился с того времени, когда был населен людьми, когда люди проводили время среди его машин и заводов, еще до того, как стал независимым, больше не нуждающимся в присмотре. Страдал ли город когда-нибудь от одиночества, думал Джерек, скучал ли, как это могло в конце концов показаться, по неуклюжему заботливому вниманию инженеров, давших ему жизнь? Покинули ли обитатели Шаналорма город или он сам отверг их? Джерек обнял одной рукой плечи матери, но понял вдруг, что вздрагивает от порывов неожиданного холодного ветра.
- Он грандиозен, - сказал Джерек.
- Я думаю, не отличается от тех, которые ты посетил... от Лондона?
- Это город, - согласился он, - а города ненамного отличаются друг от друга по своей сущности. - И почувствовал еще один укол боли, поэтому засмеялся и сказал: - Какого цвета будет наш обед сегодня?
- Снежно-белого и темно-голубого, - сказала она. - Эти маленькие улитки с лазурными раковинами, откуда они? И сливы! Что еще? Аспирин в желе?
- Не сегодня. Я нахожу его несколько пресным. Нам нужна какая-нибудь снежная рыба?
- Обязательно! - Сняв платье, она встряхнула его надо мхом, и оно превратилось в серебристую скатерть.
Вместе они приготовили еду, усевшись на противоположных концах стола.
Но когда еда была готова, Джерек не почувствовал голода. Чтобы доставить удовольствие матери, он попробовал немного рыбы, сделал глоток-два минеральной воды, взял кусочек героина и обрадовался, когда ей самой наскучила еда и она предложила рассеять остатки. Как Джерек ни старался всем сердцем присоединиться к энтузиазму матери, но обнаружил, что не может освободиться от смутного чувства беспокойства. Он знал, что хочет быть в каком-то другом месте, но знал также, что в мире нет места, куда он мог бы отправиться и освободиться от ощущения неудовлетворенности. Он заметил, что мать улыбается.
- Джерек! Ты печален, мой дорогой! Ты хандришь! Возможно, пришло время забыть свою роль, сменить ее на ту, которую можно лучше воплотить в жизнь?
- Я не могу забыть миссис Ундервуд.
- Я восхищаюсь твоей твердостью. Я уже говорила тебе это и теперь просто хочу напомнить, исходя из моих знаний классики, что страсть, подобно совершенной розе, должна в конце концов увянуть. Возможно, сейчас самое время дать ей начать понемногу увядать?
- Никогда!
Она пожала плечами.
- Конечно, это твоя драма, и ты должен быть предан ей. Я первая, кто сомневается в мудрости уклонения от первоначальной концепции. Твой вкус, твой тон, твой стиль - они совершенны. Я больше не буду спорить.
- Кажется, это больше, чем вкус, - сказал Джерек, оттягивая кусочек коры и заставляя его мелодично бренчать о ствол дерева. - Трудно объяснить.
- Как и любое по-настоящему важное произведение искусства.
Он кивнул.
- Ты права, Железная Орхидея. Так оно и есть.
- Скоро все разрешится само собой, плод моего семени. - Она взяла его под руку. - Пойдем, прогуляемся немного по этим спокойным улицам. Ты, может быть, найдешь здесь вдохновение.
Он позволил провести себя через пруд, в то время как она, все еще во власти приятных воспоминаний, говорила о любви его отца именно к этому городу и о его глубоком знании истории Шаналорма.
- И ты так никогда и не узнала, кто был мой отец?
- Нет. Разве это не восхитительно? Он все время оставался с измененной внешностью. Мы любили друг друга несколько недель!
- Никаких намеков?
- О, видишь ли... - Она беспечно рассмеялась. - Знаешь, слишком упорное расследование тайны все испортило бы.
Под их ногами какой-то захороненный трансформатор вздохнул и заставил задрожать землю.
2. ИГРА В КОРАБЛИКИ
- Я иногда задаюсь вопросом, - сказала Железная Орхидея, когда ландо Джерека уносило их прочь от Шаналорма, - куда ведет нынешняя мания изучения Эпохи Рассвета?
- Ведет, моя жизнь?
- Я имею в виду артистически. Вскоре, в основном из-за моды, которую ты породил, мы вновь создадим ту эпоху вплоть до мельчайшей детали. Все будет похоже на жизнь в девятнадцатом столетии.
- Неужели, металлическое великолепие? - Он был вежлив, но все еще не способен следовать ее рассуждениям.
- Я имею в виду, нет ли опасности из-за увлечения реализмом зайти слишком далеко, Джерек? В конце концов воображение людей может стать неповоротливым. Ты всегда утверждал, что путешествие в прошлое влияет на восприятие человека - делает мысли расплывчатыми, затрудняет творчество.