Я грустно улыбнулся.
– Пока всё в порядке, просто ещё не в курсе, что и как, и зачем.
– Мой совет: не торопитесь. Делайте всё обстоятельно. Ну, и успехов на новом поприще.
В папке находились статистические данные за последние сутки по всей промышленности, сводки и донесения с фронтов, разведсводки и проект тезисов внеочередного пленума ЦК ВКП(б). Одним из вопросов пленума стоял мой доклад о переговорах в Англии. Я попросил секретаря дать мне несколько листов ватмана и цветные карандаши. Перевёл статистику в графическую форму. Разложил донесения по фронтам, соединил разведданные с фронтами и направлениями. Здесь вроде всё понятно, постоянно с этим работаю, только данных больше. А вот пленум? Несколько непонятно, о чём пойдёт речь. Начал делать наброски доклада, но успел только обозначить канву. Раздался звонок внутренней связи: Поскрёбышев сказал, что приехал Сталин и просит зайти к нему. Взял всё, что успел сделать, захожу.
– Здравствуй, Андрей!
– Здравствуйте, товарищ Сталин.
– Нам вчера не удалось поговорить. Мне не хотелось сталкивать тебя с Берией. Это верный пёс! Но верная собака больней кусает! Никогда до конца ему не доверяй. – Сталин улыбнулся. – Реально, он спит и видит занять моё место. Очень властная натура. Но если его держать в руках, то вполне можно использовать. Бог с ним! Что сейчас нужно от тебя. Во-первых, я ничего или почти ничего не понимаю в науке и технике. И меня попросту используют. Стоит что-либо похвалить, это начинают использовать для тех или иных целей. Ты реально можешь меня подменить в этом направлении. Так что возьмёшь на себя все эти вопросы, включая атомный проект. Тем более что инициировал его ты. Второе сложнее. Требуется обосновать, что те решения, которые принял ты – мы же практически не оговаривали детали по переговорам в Англии, – соответствуют нашим устремлениям. Я знал, что ты не упустишь выгоду для нас, поэтому и не связывал тебе руки. Теперь требуется доказать остальным, что это тот максимум, который мы могли получить в результате. И ещё одно: в партии до сих пор велико влияние раннего коммунизма. И того, что можно всего добиться военным путём. Что мне нравится в тебе, так это то, что ты очень разумно применяешь силу. Предпочитаешь действовать другими методами. И очень эффективно. Но нас не все поймут. В первую очередь в ЦК. В-третьих: система управления государством сильно устарела: мы вышли на международный уровень, а там нет понятия «наркомат». Требуется провести реформу управления. В-четвёртых: Советский Союз состоялся и сумел себя защитить: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться». Необходимо перевести этот успех в политический и изменить направление пропаганды и атрибутов новой реальности. Третья и четвёртая задачи должны стать для тебя приоритетами. Но ты к ним не сможешь приступить, не закрыв первые две проблемы. Что скажешь, Андрей?
– Первая задача мне вполне по силам. Вторая – не знаю. Я мало сталкивался с людьми из этой среды. Но мне кажется, что слишком многие могут не понять нас с вами, товарищ Сталин.
– Я не отрицаю этого. Более того, мне необходимо знать всех, кто этого не поймёт.
– Товарищ Сталин! Есть такое понятие, как мимикрия: в случае опасности животное перекрашивается и маскируется.
– Вот эти замаскировавшиеся интересуют меня в первую очередь! Да, и ещё, Андрей. На первых этапах я тебя поддерживать не буду. Те, кто поумней, конечно, поймут, что ты не просто так живёшь на моей даче. Но их вскрывать уже придётся тебе. Сейчас главное, выявить настоящих троцкистов.
– Мне кажется, товарищ Сталин, что таким образом мы поймаем только глупых троцкистов. Умные спрячутся и будут более опасны.
– Что ты предлагаешь?
– Может быть, мне подставиться?
Сталин некоторое время думал.
– Нет. Они того не стоят. Уберём глупых, а остальным придумаем что-нибудь другое.
– В этом случае, товарищ Сталин, нет надобности что-либо доказывать по результатам переговоров с Англией. Пусть воспринимают как данность. А вам, видимо, стоит показать своё отношение к этим результатам. Глупые сами начнут атаку, а умные станут подлизываться ко мне. И этим выдадут себя. Вы же с самого начала ставили задачу не допустить войны на своей территории, разгромить фашизм с минимальными потерями с нашей стороны. Осталась ещё одна задача – это укрепить наши восточные рубежи. При этом не допустить в Европу ещё одного хищника – США. Две задачи из трех выполнены. Мы ещё и заработали на войне. Помните, в ноябре сорокового я протестовал против демонстрации Су-9 на параде?
– Да. А потом настоял на демонстрации их и Су-12 странам оси, а союзникам показал их только сейчас. То есть ты и сейчас не хочешь демонстрировать силу вероятным противникам, хочешь выманить их из убежищ и жарить слона кусочками. Твои слова! Я их хорошо помню!
– Да, товарищ Сталин. Незачем устраивать свалку, в свалке можно потерять и людей, и технику. Надо добиться преимущества и превосходства над противником до схватки.
Сталин, чуть наклонив голову, смотрел на меня. Когда я закончил фразу, он встал и начал ходить по кабинету. Он всегда так делает, когда обдумывает решение. Видимо, мои предложения расходились с тем, что придумал он. Что сейчас победит в нём: желание побыстрее расправиться с врагами или здравый смысл?
– У тебя, Андрей, богатый военный опыт. Ты умеешь сосредоточить на нужном участке в нужное время нужные средства. Этого не отнять. Мне нравится то, что ты предлагаешь. Это разумное решение. Если мы начнём «свалку», как ты выразился, сейчас, тебя обвинят в том, что ты – английский шпион и действуешь в их пользу. А на самом деле мы с тобой поставили Англию на колени. «Свалка» сейчас действительно не нужна, иначе Англия заколеблется. И куда её понесёт, одному богу известно.
Он снял трубку и сказал соединить его с Поспеловым.
– Товарищ Поспелов, направьте ко мне Кожевникова. – И он повесил трубку. – Что по остальным вопросам, Андрей?
– Требуется некоторое время, чтобы сформулировать их, товарищ Сталин. И определить их последовательность. Мы никогда не сможем встроиться в систему, нами не созданную и не предназначенную для нас. Надо искать варианты.
– Хорошо, Андрей. Но это дело ближайшего будущего!
– Хорошо, товарищ Сталин. Основное внимание я уделю именно этим вопросам.
– Как устроились? И на даче, и тут? Что жена? Митька?
– Митя – просто в восторге. Мама будет учить его плавать! – Сталин улыбнулся. – А Маргарита… Её тяготит бездеятельность, поэтому она решила заняться живописью и переводами.
– Береги их! Иначе останешься, как я, бобылём. Ну, ступай. Приедет Кожевников, мы к тебе зайдём.
Они зашли ко мне в кабинет минут через сорок. Со Сталиным были Вадим Кожевников, подполковник, известный военный корреспондент «Правды», и Иван Ерохин, майор, фотокорреспондент ТАСС. Я с ними познакомился. После этого мы перешли в другой корпус, в Георгиевский зал, где начальник наградного отдела Шверник зачитал указ Президиума Верховного Совета СССР, а Сталин лично вручил мне орден Победы. До и после этого ни одну награду СССР Сталин никому никогда не вручал. Снимки момента вручения, самого ордена, очень богато и красиво оформленного, были опубликованы и растиражированы как по всему Союзу, так и в Англии, и в Америке. Кроме того, было опубликовано довольно обширное интервью, взятое Кожевниковым у Сталина и у меня. В интервью была указана и моя новая должность: первый заместитель Верховного Главнокомандующего. Сталин сказал о моём большом личном вкладе в победу, а я поблагодарил конструкторов и рабочих за создание самых совершенных самолётов и танков, которые позволили разгромить немецкий фашизм. Сталин подробно остановился на предварительных договорённостях с Великобританией и пожелал народам СССР и Соединённого Королевства скорейшей победы над общим врагом. Реакция Лондона не заставила себя долго ждать. В тот же день посол Криппс сообщил, что Великобритания отвергла предложение Гитлера о сепаратном мире и выдвинула такие же условия, как и СССР: безоговорочная капитуляция Германии. США отмолчались, так как понимали, что они ничего уже не успевают сделать.
Северный фронт, после тяжёлых двухмесячных боёв, преодолел мощную оборону гитлеровцев у наших границ и вышел на оперативный простор, заняв город и порт Киркенес. Особенно хорошо действовали огнемётные танки, уничтожая долговременные огневые точки противника. «Кошмар Севера», линкор «Тирпиц», стоял в Альтенфьорде, дожигая последние тонны топлива. Береговые бункербазы немецкого флота Голованов и фронтовая авиация сожгли полностью. Как только стало известно о прорыве немецкой обороны, англичане передали нам около полутора тысяч малых десантных кораблей и больше сотни больших и средних. Три огромных ордера под охраной Роял Нэви вышли в сторону Мурманска. На наши немногочисленные поисковики Бартини легла огромная нагрузка. Мы установили плотный контакт с адмиралом Фрейзером и передавали ему всю собранную информацию о передвижениях и дислокации подводных лодок противника. Потерь избежать не удалось, но они были незначительны: малая осадка десантных судов не позволяла немцам атаковать их торпедами, а артиллерийские возможности подводных лодок серии 7 – довольно скромные, если учитывать фрегаты и корветы Роял Флит. Мы срочно направляли танкеры в порты Севморпути. Папанин просто сбился с ног: такого количества судов Севморпуть никогда не обслуживал. Сталин поставил перед ним очень жёсткие условия: все корабли должны пройти Севморпуть в течение этой навигации. Три ледокола обеспечивали западный участок, ледорез «Литке» и два малых ледокола – восточный.