Харри перегнулся через перила крыльца и прижался носом к кухонному окошку. Внутри было темно; единственное, что ему удалось рассмотреть, — белый настенный календарь с логотипом «Нордеа».
— Ладно, поехали обратно, — сказал он.
В этот момент с шумом распахнулось кухонное окно у соседей.
— Вы, случаем, не Тронна ищете?
Слова эти были произнесены с типичным бергенским акцентом: «р» настолько раскатистое, что казалось, средних размеров поезд сходит с рельс. Повернувшись, Харри увидел смуглое морщинистое лицо пожилой женщины, которая пыталась одновременно и улыбнуться, и сохранить серьезное, даже скорбное выражение.
— Точно, — подтвердил Харри.
— Родственники?
— Полиция.
— Понятно, — кивнула пожилая дама, и скорбная мина исчезла. — Я-то думала, вы пришли выразить соболезнования. Он на теннисном корте, бедняга.
— На теннисном корте?
— Вон там, за забором палисадника, — показала соседка. — Он там с четырех часов.
— Но ведь уже совсем темно, — сказала Беате. — И дождь идет.
Дама пожала плечами:
— Видно, так он переживает. — Она так напирала на свое трескучее «р», что Харри вспомнилось детство, проведенное в Уппсале: [6]точно так же трещали, ударяясь о спицы, кусочки жесткого картона, которые они специально закрепляли на втулках своих велосипедов.
— Насколько я понимаю, ты тоже родом с востока, — сказал Харри, когда они с Беате двинулись в направлении, указанном дамой. — Или я ошибаюсь?
— Нет, — коротко ответила Беате.
Теннисный корт оказался на полпути между блочными и рядными домами. Глухие удары ракетки о мокрый мяч они услышали еще издалека, а когда подошли ближе, сумели в быстро сгущающихся осенних сумерках различить на огороженной металлической сеткой площадке силуэт одинокого игрока, раз за разом тренирующего подачу.
— Эй, вы, там! — позвал Харри, подходя вплотную к ограде. Мужчина не ответил. Только сейчас стало видно, что на нем костюм, рубашка и галстук.
— Тронн Гретте?
Теннисный мячик плюхнулся в темную лужу и отскочил прямо в сетчатую ограду, обрушив на них каскад дождевых брызг, которые Беате, к счастью, отразила своим зонтом.
Девушка попыталась открыть калитку.
— Он заперся изнутри, — шепнула она.
— Холе и Лённ из полиции! — крикнул Харри. — Мы с вами договаривались. Можно, мы… черт! — Харри заметил мячик, только когда он врезался в металлическую сетку и застрял в ней в дюйме от его лица. Протерев глаза от брызг, он осмотрел свой костюм и убедился, что выглядит так, будто его только что с головы до ног обдали жидкой красновато-коричневой грязью из краскопульта. Увидев, как теннисист подбрасывает следующий мяч, Харри непроизвольно повернулся к нему спиной.
— Тронн Гретте!
Ответом на крик Харри было эхо, родившееся между блочными домами. Прочертив замысловатую дугу на фоне света, падавшего из их окон, очередной теннисный мячик скрылся где-то во тьме за пределами площадки. Харри снова повернулся к корту как раз в тот миг, когда некое существо с диким ревом выскочило из темноты и с размаху ринулось на ограждение как раз напротив него. В момент соприкосновения разъяренного теннисиста с металлической сеткой раздался надсадный скрежет. Нападавший рухнул на четвереньки, затем поднялся, разбежался и повторил свою попытку. Упал, поднялся и кинулся снова.
— Господи, да у него, похоже, крыша поехала, — пробормотал Харри. Он инстинктивно отшатнулся, увидев прямо перед собой мертвенно-бледное лицо с выпученными глазами. Это Беате включила фонарик и направила его на повисшего на ограждении Гретте. Ко лбу его прилипла прядь мокрых черных волос, а бегающий взгляд, казалось, искал, за что бы зацепиться. Медленно скользя по сетке, как тающая снежная каша по ветровому стеклу, он наконец сполз на землю и замер.
— И что нам теперь делать? — по-прежнему шепотом спросила Беате.
Почувствовав, как что-то скрипнуло у него на зубах, Харри сплюнул в ладонь и убедился, посветив фонариком, что это красноватая грязь с гаревого корта.
— Звони в «Скорую», а я пока схожу к машине за кусачками, — сказал он.
— И что, ему дали успокоительное? — спросила Анна.
Харри кивнул и сделал глоток колы. Вокруг них у барной стойки, как куры на насесте, сидели представители младой поросли здешних завсегдатаев из числа жителей западной части Осло и дружно поглощали вино, коктейли и колу. «М», как и большинство столичных кафе, было заведением, с одной стороны, достаточно фешенебельным, а с другой — довольно провинциальным. Такая смесь претенциозности и наивной скромности производила, в общем, благоприятное впечатление. Харри почему-то вспомнился одноклассник по прозвищу Диез — отличник и тихоня, — у которого, как однажды выяснилось, имелась некая тетрадочка, куда он прилежно записывал все бранные слова из лексикона отпетых школьных хулиганов.
— Они свезли беднягу в больницу. Мы еще немного побеседовали с соседкой, и выяснилось, что с тех пор, как погибла жена, он каждый вечер проводил на корте, раз за разом тренируя подачу.
— Надо же. С чего бы это?
Харри пожал плечами:
— Психические срывы — не редкость у тех, кто теряет близких при таких обстоятельствах. Некоторые стараются забыть обо всем и вести себя так, будто умерший человек по-прежнему жив. Соседка рассказала нам, что Стине и Тронн Гретте были превосходной парой в миксте и, если позволяла погода, ходили на корт чуть ли не каждый вечер.
— Выходит, он ждал, что жена вот-вот примет его подачу?
— Похоже на то.
— О господи! Слушай, закажи мне еще пивка, а я пока прогуляюсь в туалет.
Анна соскочила с высокого стула и, слегка покачивая бедрами, направилась в глубину зала. Харри старался не провожать ее взглядом. Он уже успел рассмотреть все, что его интересовало. Пара свежих морщинок у глаз, несколько новых седых волосков в прическе цвета воронова крыла. В остальном она была все той же. Прежний, слегка загнанный взгляд угольно-черных глаз из-под сросшихся бровей, немного крючковатый узкий нос, излишне полные вульгарные губы, впалые щеки, временами придававшие всему лицу какое-то голодное выражение. Красавицей ее не назовешь — для этого все черты были слишком тяжелыми и резкими, — однако Харри успел заметить, что стройная фигурка и плавные изгибы ее тела заставили как минимум двоих сидящих в зале мужчин умолкнуть, потеряв нить разговора, и проводить ее пристальным взглядом.
Харри прикурил новую сигарету. После Гретте они побывали у заведующего отделением банка Хельге Клементсена, однако и этот визит не дал им практически ни одной дополнительной зацепки. Клементсен по-прежнему пребывал в шоковом состоянии: неподвижно сидел на стуле в своей квартирке в доме на две семьи по Хьелсосвейен и только тупо переводил взгляд с суетящегося у его ног королевского пуделя на супругу, снующую между кухней и столовой с кофейником и блюдом пирожных-трубочек, таких сухих и черствых, каких Харри еще никогда не доводилось пробовать. В уютном мещанском гнездышке четы Клементсен костюм Беате смотрелся куда лучше, чем застиранные джинсы «левис» и тяжелые мартенсы Харри. Тем не менее именно Харри в основном поддерживал разговор с лихорадочно хлопочущей фру Клементсен о небывалом количестве осадков, выпавшем в Осло этой осенью, а также об искусстве приготовления сладких трубочек. Временами их светскую беседу прерывали тяжелые шаги и рыдания, доносившиеся из квартиры сверху. Фру Клементсен объяснила, что это их беременная дочь Инна. Муж ее, мерзавец эдакий, не придумал ничего лучше, чем откосить именно теперь, когда бедняжка уже на шестом месяце. Именно «отКосить» [7]— этот прохвост ко всему прочему еще и грек. Харри уже едва сдерживался, чтобы не швырнуть на стол каменную трубочку, когда Беате наконец-то соизволила вступить в разговор. Дождавшись момента, когда пес покинул гостиную и Хельге Клементсен вынужден был сфокусировать свой бегающий взгляд всецело на одном предмете — супруге, — Беате ровным и спокойным тоном поинтересовалась:
— Как вам кажется, какого роста был грабитель?
Хельге Клементсен посмотрел на нее, порывисто схватил чашку с кофе и застыл, так и не донеся ее до рта, поскольку не мог и пить, и отвечать одновременно:
— Высокий. Может быть, метра два. Стине, она ведь никогда не опаздывала.
— Но он не был таким уж высоким, господин Клементсен.
— Ну тогда, может, метр девяносто. И всегда была такой аккуратной.
— А в чем он был?
— В чем-то черном, вроде как прорезиненном. Прошлым летом она впервые взяла полный отпуск. Ездила на Кос.