Кто его так сумел разозлить, я не знал и знать не хотел, разве что затем, чтоб помянуть недобрым словом, если жив останусь, но довел он Свет Никитыча примерно до уровня тактического джинна. А я и влез, заместо Хиросимы.
– Явился, Зорин. – Проскрипел Никитыч. – Ну, проходи.
Я бочком протиснулся в щель и опустился на стул для посетителей, предварительно удостоверившись, что предыдущий гость не забыл на нем свою ручную гадюку. А что? Был у нас такой случай. Каких только «знакомцев» некоторые чародеи не заводят.
– Явился? – ласково осведомилось начальство.
– Э‑э… так точно, – сознался я.
– Ну и что с тобой прикажешь делать, а, Зорин? – все тем же подозрительно ласковым тоном осведомилось начальство.
– Э‑э… а‑а… А в чем дело, Свет Никитыч? – пропищал я.
– Не дело, Валя, – укоризненно покачало головой начальство. – Не дело, а дела.
Как ни странно, поняв, за что меня сейчас будут убивать, я успокоился. Приятно знать, за что умрешь, а еще приятнее, если грехи эти и не твои вовсе.
– Три «глухаря»! – возвестил чугунному медвежонку на столе Свет Никитыч. – Три! Чем, интересно, ты думал, а?!
– Так ведь никак не отвертеться было.
– А голова тебе для чего дадена? А? – Вопросило начальство. – В ней, знаешь ли, мозги водятся.
Я промолчал.
– Эх, взять бы да и повесить их на тебя. – Мстительно предположило начальство.
Я в первый монент не понял кого повесить. Мозги, что ли?
– Так ведь один и из них уже мой, – напомнил я. – «Заказуха» на Новоапостольской. «Глухарь» капитальный.
– И поделом! – пробурчало начальство. – Две недели до конца квартала, а у тебя сколько дел незакрытых? То‑то. Ты фокусников своих когда брать собираешься? А?
Я вздохнул.
– Не знаю, Свет Никитыч. Я и так уж всех стукачей на уши поставил. Они ведь не только на моей земле пасутся, они по всему участку ползают, и у соседей отметились, а валят все ко мне.
«Фокусниками» именовалась группа мошенников – по неуточненным данным трое‑четверо – которые вот уже второй месяц не давали мне спокойно жить. Начали они с неразменных червонцев, потом, очевидно, подкопив денег на оборудование, перешли на липовые четвертаки, а последним их достижением была пачка баксов, которая спустя пару часов обернулась тремястами граммами капустных листьев.
– Ты, это, давай, заканчивай с ними, – посоветовало начальство. – Конец квартала на носу и потом – кто его знает, чего они в следующий раз выкинут.
– Постараюсь, Свет Никитыч.
Половцев одобрительно кивнул, сунул руку в стол, извлек из‑под него чайную кружку и с удивлением уставился на нее.
Во мне зашевелилась надежда.
– Я могу идти, Свет Никитыч?
Половцев оторвался от изучения кружки и так же озадаченно посмотрел на меня.
– Что? Ах, да, иди, Валя.
Я начал приподниматься со стула.
– Хотя нет, погоди.
Я замер, и плюхнулся обратно на сиденье.
– Тут еще вот какое дело, – пробормотал Свет Никитыч. С послезавтра Корюшкин в отпуск уходит.
Не‑ет! Только не это!
– Придется, Валь, тебе его территорию на себя взять, – безжалостно забил гвоздь в крышку моего гроба Половцев. – Инда как больше некому.
– Да за что ж это мне, Свет Никитыч! – взвыл я. – Я ж две земли в жизни не потяну. Давайте уж нарезать, раз такое.
– Но твою‑то территорию Смазлик в одиночку тянул, – напомнило начальство.
– Так ведь моя‑то земля спокойная, тихая, – возразил я.