– Что есть философия? Наука о сочетании теории, – Фуйкин достал из внутреннего кармана робы плоскую фляжку, – и практики. – Он залез в карман штанов и прибавил к фляжке пару раздвижных стаканчиков.
Традиции земных космодромов были незыблемы. Это знали даже салаги, только вчера получившие лицензию Департамента Торгового Флота. Прилетел на Землю – прими пятьдесят граммов за встречу. Если космонавт по той или иной причине не употреблял алкоголь, его место посадки было на Луне. Там техники встречали гостей пригоршней стимулирующих пилюль. Или на орбитальной станции «Эвелунгма». Там угощали пивом из тюбиков-непроливаек.
* * *
Безногий был капитаном старой закалки и садился всегда только на лучших космодромах: Магадан, Салехард, Киншаса, Сидней... Он принял из рук Генри стакан с техническим спиртом и, запрокинув голову, влил его содержимое в глотку, эффектно, со щелчком, сложив алюминиевую посудинку, когда в ней не осталось ни капли огненной жидкости.
– Да-а, – с уважением протянул Фуйкин. – Что значит школа!
– А ты думал! – Зигфрид вытер рот рукавом и вернул стаканчик технику.
– Ребята, бутылочку не выбрасывайте, – к собеседникам подковылял небритый субъект в грязном комбинезоне и драной стеганой куртке.
– Пшел вон, – пряча фляжку в карман, бросил Генри.
Грязный субъект, бормоча неразборчивые слова, засеменил прочь.
– Топливный насос правого разгонного движка барахлит, и стартовый антиграв рывками работает, – продолжил беседу капитан.
– Устраним, – заверил Генри. – Насос у меня на складе завалялся, как раз для твоего «ЗУБа». Правда, бывший в употреблении, я его с одной бродячей платформы снял... Прикинь, ситуация! Рухнула на последних каплях топлива прямо на мою территорию. Видимо, в океане хотела затопиться, да промазала. Я ее осмотрел – дыра метеоритная во весь борт! В общем, как бы стихийное бедствие с ней случилось, но все приборы уцелели. Почти... Да... О чем это я? А! Насос! Вот оттуда я его, стало быть, и сниму. Из двух-то один по-всякому соберем. А за антиграв не беспокойся вообще. Знаю я эту проблему. Это у «каров» прямо-таки болезнь. Бегунок стирается, как будто о наждачку трется... я тебе от «Форда» поставлю, алмазный. Он тоже бэушный, но гарантия еще через десять лет истечет...
– Тпру, Гена, стоп, не разгоняйся, – Безногий положил на плечо техника тяжелую волосатую руку. – Тут, понимаешь, какое дело...
– В кредит? – уныло предположил Фуйкин.
– Ага... в последний раз...
– Вообще-то не положено, – Генри почесал в затылке, – тем более, ты еще последние три кредита не покрыл...
– Ну, ты же меня знаешь! Я же все до последней йены отдам! У меня завтра встреча с одним заказчиком. Ему надо трассу обкатать от астероида Шельман до Релаксии-13. Обещает двадцать тысяч...
– Йен?
– Ты издеваешься?! Галкредитов! Никаких местных денег, только настоящие, но и на работу он будет принимать тоже серьезно. Так что корабль должен быть как игрушка.
– Да-а, – Генри обреченно вздохнул. – И тебе самому тоже надо... ну, побриться, приодеться...
Как все проститутки испокон веков рассказывали слезливые истории о голодающих детках, так и капитаны частных посудин всегда твердили о сказочных контрактах, которые будут заключены со дня на день. Верить и тем и другим было глупо, и Фуйкин не верил, но Безногий принадлежал к той немногочисленной касте, которую полагалось уважать, а значит, обслуживать, даже не веря ни единому слову. Зигфрид был настоящим космическим волком, и дружба с ним стоила гораздо больше, чем мелкие расходы на какой-то там «бегунок» для антиграва. Один факт того, что Безногий питает особую слабость к Сиднею-120, приносил космодрому прибыль, покрывающую любые затраты на обслуживание и заправку посудины капитана в бесконечный кредит.