Выбравшись на тропу, Тюха первым делом протянул к Пятому трясущуюся руку, и тот безропотно отдал ему свою сигарету. Пантюхин одной могучей затяжкой выкурил ее почти до фильтра, обжег пальцы, зашипел и бросил окурок под ноги.
– Б-блин, – повторил он, избегая смотреть в сторону кустов. Пятый заметил, что Тюха так и вернулся без шапки.
– Ты чего, братан? – пристал к нему недалекий Малахов.
Тюха перевел на него немигающий взгляд и энергично потряс головой, словно пытаясь таким образом поставить на место перепутавшиеся извилины.
– Чего, чего, – сказал он неожиданно нормальным голосом. Краски начали понемногу возвращаться на его лицо. – Жмурик там, вот чего. Подснежник, елы-палы…
– Обалдел, что ли? – по инерции спросил Малахов.
Но Пятый уже понял, что шутки кончились.
– Какой жмурик? – спросил он, хватая Тюху за рукав кожанки. – Где?
– Б-баба, – с трудом выговорил Тюха. Его снова начало трясти. – Голая. Синяя, блин… Там. Т-ты в нее моей шапкой почти попал. Чуток не хватило, а то бы прямо в рожу…
– Аида посмотрим, – решительно скомандовал Пятый.
– Ты что, с дуба рухнул? – возразил Малахов. – Надо когти рвать, а то еще скажут, что это мы ее.., того.
– Найдут – хуже будет, – ответил на это Пятый. – Тогда уж точно не отмажешься. Пошли, говорю. Ты что, Жека, в штаны навалил?
– Шапку мою захвати, – попросил Тюха, непослушными пальцами выковыривая из мятой пачки сигарету.
– А ты? – удивился Пятнов, но, бросив на приятеля еще один взгляд, махнул рукой. – Ладно, стой тут, калека… Пошли, Жека. Посмотрим, что он там надыбал…
Решительно раздвигая кусты, он сошел с тропинки и двинулся туда, где минуту назад столбом стоял Пантюхин. Малахов беспомощно оглянулся на Тюху, пожал плечами и без всякой охоты последовал за Пятым. Продираясь через кусты, он все время оглядывался, словно ждал, что Тюха вот-вот окликнет его и позовет обратно, так что, когда Пятый вдруг остановился, Малахов наткнулся на него, как на дерево.
Пятый стоял в разрытом ногами Тюхи мокром снегу и молча смотрел на что-то прямо перед собой. Малахов проследил за направлением его взгляда и едва успел отвернуться в сторону. Если бы он этого не сделал, его стошнило бы прямо на спину Пятнову. Все время, пока он кашлял, тужился и отплевывался, Пятый молча стоял на месте, глядя в одну точку, а потом, медленно наклонившись, поднял валявшуюся на снегу шапку Пантюхина и начал пятиться к тропинке.
Милиция прибыла через полчаса, а уже к вечеру микрорайон гудел от слухов и домыслов, как осиное гнездо, в котором кто-то энергично пошуровал палкой.
* * *
Полковник устало прикрыл глаза и немного помассировал веки пальцами. Он знал, что заниматься этим при подчиненных не стоило, но в последнее время с глазами творилось черт знает что: к концу дня они напрочь отказывались смотреть на белый свет. У него было такое ощущение, словно в глаза сыпанули песка. Раньше так бывало после двух, а то и трех проведенных без сна ночей, теперь же для возникновения подобного эффекта достаточно было просто отработать полный рабочий день.
«Старею, наверное, – подумал полковник, усилием воли заставляя себя открыть глаза. – Податься, что ли, на пенсию?»
Чтобы немного потянуть время, он вынул из кармана сигареты, вытряхнул одну из пачки и принялся задумчиво постукивать фильтром по краю стола, словно в руке у него была «беломорина» с нуждавшимся в прочистке мундштуком. Кто-то торопливо чиркнул зажигалкой, и полковник погрузил кончик сигареты в ровное оранжево-голубое пламя, одновременно окинув своего предупредительного подчиненного строгим взглядом: подхалимов он не любил. Впрочем, зажигалка принадлежала капитану Резникову, которого, насколько знал полковник, можно было обвинить в чем угодно, кроме подхалимажа.