Другое дело, что ни один нормальный, в понимании посетителя, человек не позволил бы дышащему на ладан старикашке, да еще и калеке, хлестать почем зря себя по физиономии.
Это прискорбное несовпадение понятий о том, "что такое хорошо, и что такое плохо", привело к еще более прискорбному, но вполне закономерному и предсказуемому итогу. Держа свернутый холст в левой руке, посетитель небрежно и вроде бы даже неторопливо выбросил перед собой правую, но не ударил, а всего лишь взял лицо Константина Ильича в горсть и отодвинул профессора от себя на расстояние вытянутой руки. Толстые, как сардельки, и крепкие, как железо, пальцы, подобно когтям хищной птицы, глубоко вонзились в дряблую старческую кожу. Очки профессора сбились на сторону, открыв округлившиеся от ужаса и недоумения глаза; Константин Ильич нечленораздельно замычал в зажимавшую ему рот ладонь, безуспешно пытаясь оторвать ее от лица.
Посетитель помедлил секунду, как игрок в регби, примеривающийся, в какую сторону послать мяч, а затем с огромной силой толкнул голову профессора Андронова от себя, совершенно так же, как спортсмен на стадионе толкает ядро.
Расчет оказался верным, и в конечной точке короткой траектории затылок профессора вошел в соприкосновение с углом мраморной каминной полки. Раздался неприятный треск, как будто кто-то уронил на пол страусиное яйцо, и тело профессора Андронова с глухим шумом упало на пол. По светлому паркету начало расплываться влажное пятно, цветом напоминавшее вишневый сироп.
Стоявшие на каминной полке антикварные безделушки даже не шелохнулись.
– Умели строить в старину, – одобрительно заметил убийца, брезгливо вытер ладонь о штанину и, перешагнув через распростертый у камина труп, неторопливо покинул квартиру, унося под мышкой бесценный этюд, ставший причиной гибели профессора Андронова.
* * *
Глеб Сиверов остановил машину в тенистом дворе старой, хрущевских времен, пятиэтажки, обреченной, если верить средствам массовой информации и правительству Москвы, на снос в течение ближайшего года. Заглушив двигатель, он повернулся к сидевшей справа от него женщине, которая бог весть почему выглядела насмерть перепуганной, как будто догадывалась, что будет дальше.
Никаких особенных, из ряда вон выходящих событий им обоим не предстояло, и бояться этой почтенной даме было ровным счетом нечего – уж ей-то, во всяком случае, ничто не грозило. Конечно, тащить ее сюда было в высшей степени непрофессионально, но, с другой стороны, обойтись без нее Сиверов не мог. Один раз уже обошелся, хватит...
Он преодолел желание поморщиться, потому что сидевшая рядом полная, некрасивая, безвкусно одетая и еще более безвкусно накрашенная провинциальная тетка могла принять его гримасу на свой счет и вконец расклеиться. "Эксперт, – с горечью подумал Слепой, разглядывая свою пассажирку сквозь темные стекла очков. – Даже два эксперта, один другого лучше... Ну, а что прикажете делать? Еще один такой фортель, и это будет уже не работа, а настоящий водевиль".
– Вот что, Вера Григорьевна, – мягко сказал он. – Вы, пожалуйста, посидите здесь минут десять-пятнадцать, хорошо? Только, я вас прошу, оставайтесь в машине. Договорились?
– Да, конечно, – поспешно согласилась тетка и немедленно встревожилась: – А...
– Все будет в полном порядке, я вам обещаю, – все так же мягко заверил ее Глеб.
– Да, конечно, – покорно повторила тетка, и в ее голосе Сиверову почудился укор.
"Да, конечно, – не без яду подумал он, перегибаясь через спинку и беря с заднего сиденья хрустящий прямоугольный пакет из переклеенной скотче м оберточной бумаги. – В прошлый раз, помнится, я тоже обещал, что все будет в полном порядке. О-хо-хо... Уж если мне помнится, то и ей, надо полагать, не забылось...