– В ту проклятую субботу Виталик, которому, кстати, вот-вот должно было исполниться пять лет, был слегка простужен, и родители решили от греха подальше не брать его с собой. Они оставили мальчика у меня, ведь я заменяла ему бабушку... А он мне, – она снова всхлипнула, с трудом договорив начатую фразу до конца, – а он мне был... как сынок...
– Пелагея Брониславовна, может, все-таки налить воды? – Николай плеснул из графина в стакан и протянул его женщине, стараясь хоть как-нибудь ее успокоить, но та лишь отрицательно покачала головой.
– Нет, спасибо... В общем, в ту субботу Варвара с Василием попали в аварию. Лобовое столкновение "Москвича" с "МАЗом". Шофер грузовика был пьян, не справился с управлением. Это мне уже потом на суде объяснили. Варвара и Василий погибли, на месте...
Посетительница низко опустила голову, пряча от журналиста лицо, и Коля нервно, с какой-то тайной надеждой взглянул на закрытую дверь своего кабинета: хоть и давно он в журналистике, хоть и пропитался уже цинизмом и равнодушием, по крайней мере их внешними проявлениями, но слезы женщин, особенно пожилых, до сих пор не оставляли его спокойным. И теперь он был бы рад любой помощи, лишь бы утешить Пелагею Брониславовну. Но, как назло, дверь его кабинета, обычно распахивающаяся чуть ли не поминутно, на этот раз даже не приоткрылась.
Однако Пелагея Брониславовна, видимо, на самом деле была сильной женщиной, многое повидавшей, многое пережившей и умеющей держать себя в руках. Через мгновение она справилась со своей слабостью и вновь заговорила:
– Виталик, естественно, остался у меня. Пенсию к тому времени я уже заработала, стаж у меня был приличный, и я смогла уйти на заслуженный, как говорится, отдых, работая в школе только на полставки. Впрочем, хоть деньги я получала и небольшие, нам с Виталиком хватало вполне. В отделе соцобеспечения мне посоветовали оформить опекунство над мальчиком, и я стала ему второй мамой. На законных основаниях. Так мы и жили.
– И что же? – Коля сам не заметил, как это у него вырвалось – он уже давно понял, что вот-вот он услышит ту самую сенсацию, которую потом раскрутит в своих статьях, и не выдержав, помимо воли поторопил Пелагею Брониславовну.
– Я заболела гриппом, но не смогла как следует отлежаться – то в магазин нужно выскочить, то на рынок, то в аптеку. А возраст все же дает себя знать. В итоге – осложнение. Не буду вам всего описывать – просто в один прекрасный день мне стало совсем худо. Соседи вызвали "скорую", и меня увезли в больницу, как я ни умоляла лечить меня дома. Виталик пожил некоторое время у соседки, такой же одинокой женщины, как я, а потом сотрудники отдела соцобеспечения вместе с гороно устроили его в детский дом, пока я не выпишусь. На нашу беду дела у меня пошли совсем плохо, и в больнице я провела целых пять месяцев.
– Да... – протянул Самойленко. – А с Виталиком вы как-нибудь общались?
– Как мы могли общаться? Из больницы меня никуда не выпускали. А письма писать... Сами понимаете – Виталик еще слишком мал.
– Конечно.
– Я пыталась воспользоваться телефоном, через силу доползла однажды до аппарата на посту в коридоре, но Виталика в детдоме так долго искали, что я не выдержала и... Словом, обратно в палату меня сестричка чуть ли не волоком тащила, даже на помощь звала.
– И как он там обходился без папы, без мамы, без бабушки? Почти полгода. Как он выдержал-то хоть?
– Ой, и не говорите! Я все глаза выплакала на этой проклятой больничной койке... В собесе у меня одна знакомая работает, Валентина Максимовна... Это она мне в свое время посоветовала оформить опекунство. Очень хорошая, душевная... Так вот однажды она приводила ко мне в палату Виталика. Как он плакал, вы бы видели! Скучаю очень по тебе, бабушка, говорил. Он меня бабушкой называл. Я уж его успокаивала как могла – потерпи, мол, внучек, скоро бабушка твоя вылечится, выпишется, снова вместе заживем.