— Брысь отсюда! Брысь! — закричал Семененко, и я догадалась, что насчет любопытной лошади оказалась права.
Наконец Дмитрий Алексеевич пробрался внутрь. Я тяжело вздохнула и приготовилась повторить его путь. Мне повезло больше. Лошади на моем пути не встретилось.
В конюшне я огляделась. Здесь оказалось достаточно светло. Крыша-то снята! Пол был устлан сеном. В дальнем углу жался к стене небольшой жеребец.
— Ничего интересного, — сказала я. — Похоже, придется лезть обратно.
— Вот черт! — воскликнул Семененко. — Правда мистика какая-то!
Дмитрий Алексеевич, весь грязный и умопомрачительно пахнущий, присел на корточки, тоскливо уставившись на неудобный выход наружу. Он уже просунул голову в щель, когда я его окликнула:
— Постойте, Дмитрий Алексеевич! Погодите немного!
Дмитрий Алексеевич повернулся ко мне:
— В чем дело?
— Как вы думаете, что это может значить?
На полу конюшни я узрела нечто странное. В кучке сена виднелось нечто похожее на остатки пищи. Скорее всего, какого-нибудь супа. И оттуда нахально выглядывала пара косточек с намеками на наличие мяса.
— Что вы об этом думаете? — спросила я.
Дмитрий Алексеевич пожал плечами.
— Баланда какая-то пролита…
— Я имею в виду, вы видели когда-нибудь, чтобы жеребца кормили косточками или мясом?
— Нет.
— Вот и я никогда не слышала, что лошади едят что-то, кроме растительной пищи…
Дмитрий Алексеевич поскреб затылок.
— Я же говорил, что слышал голос какого-то неизвестного мне животного.
— Хищника, — уточнила я.
— Судя по тому, что мы здесь обнаружили, да.
— Но где этот хищник может находиться сейчас? Я лично никакого воя или рычания не слышу.
Вместо этого мы услышали голос Лидии:
— Ребята! Ребята!
— Что там? — спросил Дмитрий Алексеевич.
Но Лидия уже лезла к нам.
— Колдун вернулся! — сообщила она.
Вскоре Лидия была с нами. Я отобрала у нее пистолет.
— Влипли мы, по ходу, — мрачно заметил Семененко.
— Все будет в порядке, — заверила я. — Может, нам и не придется с ним сталкиваться. Будем сидеть тихо, он ничего не заметит.
— Если шаман обойдет конюшню и увидит выломанную доску, то сразу все поймет, — заметила Лидия.
— Главное — сидеть тихо.
Мы забрались в дальний угол. Я зарядила пистолет и приготовилась дать отпор. Затаив дыхание, мы слушали, как колдун бродит по двору. Через некоторое время шаги послышались в нескольких метрах от конюшни.
Раздалась какая-то возня. Рудников что-то поднял с земли. Должно быть, доску. У меня не оставалось никаких сомнений: тот обо всем догадался.
Колдун медленно обошел конюшню. На несколько секунд он замер у входной двери, а потом шаги начали удаляться.
— Что будем делать? — шепотом спросила я.
— Не знаю, — ответил Дмитрий Алексеевич.
Лидия молчала.
— Может, убежать сейчас?
— А успеем ли?
Пока мы размышляли, защелкал ключ, поворачиваемый в замке. Заржал жеребец. Мгновение-другое напряженнейшей тишины, и входная дверь резко распахнулась. На пороге стоял Рудников. В руках его топорщились вилы. Вид у него был угрожающий.
— Что вы здесь делаете? — мрачно спросил Рудников.
— Не приближайтесь, — сказала я, помахивая пистолетом, — я буду защищаться.
Колдун расхохотался.
— Очень глупо с вашей стороны. Что вы здесь надеялись увидеть? Неужели вас заинтересовала обычная лошадь? Я, конечно, понимаю, в городе лошади на каждом шагу не попадаются…
Я решила поблефовать:
— Мы уже увидели.
Мускулы на лице колдуна на мгновение напряглись. Он внимательно огляделся по сторонам, что показалось мне весьма подозрительным. Потом Рудников снова расслабился.
— Вы не могли ничего видеть, — решительно заявил он.
— Да-а?
Я нервно просчитывала варианты. Стоит ли ему говорить об остатках пищи, явно не предназначенных для жеребца? В конце концов решила попробовать:
— А что это за косточки там в углу? Я, конечно, всю жизнь провела в городе, вдали от природы, но, насколько мне известно, лошади не едят мясо.
Рудников сменил несколько гримас — от колебаний с примесью страха до нечеловеческой ярости.
— А пошли бы вы на хрен! — в сердцах воскликнул он. — Я бы мог вам объяснить, но не стану. Не обязан! Считайте, я сам тут ел и пролил миску с супом.
— Вы обедаете в конюшне?
— Повторяю: я не обязан ни в чем отчитываться! Хотите — обращайтесь в милицию. Повторяю: объяснение факту, к которому вы прицепились, у меня есть. А вот на вас, если люди в форме все же приедут, я напишу заявление. Вы незаконно проникли в частные владения, да еще угрожали мне пистолетом!
— Если вы позволите нам уйти…
— Убирайтесь отсюда! И чтобы духу вашего здесь больше не было! Если еще раз повторится такое, я вызову милицию сам, хоть и терпеть их не могу, не стану греха таить. Убирайтесь!
— Пойдемте, Дмитрий Алексеевич, Лидия.
Семененко пробормотал нечто невразумительное, его жена и вовсе воздержалась от каких-либо речей. Я направилась к выходу. Рудников опустил вилы. Я не забывала держать его под контролем.
Вскоре мы оказались на улице. Буквально спиной чувствуя буравящий взгляд колдуна, я прибавила ходу, стремясь как можно быстрее убраться подальше от злополучного дома. Клиенты семенили следом за мной.
* * *Дома мы устроили совещание, и в конце концов все согласились с выдвинутым мной предложением. А предлагала я посетить все семьи, которых так или иначе коснулась эта загадочная кровавая история. Также было бы неплохо собрать все достоверные сведения о колдуне, составить список жертв, дабы выявить между убийствами нечто общее. Если это общее, конечно, не Иван Рудников.
Сначала мы направились в дом первой жертвы. Как сообщил мне по дороге Дмитрий Алексеевич, зарезанный был отставным офицером, майором Вооруженных сил. Сейчас в доме, где когда-то жил несчастный, осталась вдова. Стремительно увядающая женщина после смерти мужа сошла с ума. Теперь она бродит по пустому дому и, как поговаривают соседи, время от времени беседует с «духом» погибшего.
Ухоженный садик. Повсюду цветы: маргаритки, астры, георгины, флоксы, дельфиниум. Калитка в сад свободно открылась. Мы поднялись на крыльцо, и Дмитрий Алексеевич постучал.
Существо, отворившее нам, казалось бесполым. Спутанные, наполовину седые волосы, отвратительного вида мешки под глазами, глубокие морщины у рта, дрожащие руки.
— Здравствуйте, Ольга Викторовна, — сказал Семененко.
— А, Дмитрий Алексеевич! Проходите! Чайку?
— Пожалуй.
На первый взгляд вдова не показалась мне сумасшедшей. Единственное, что вызывало подозрение, — она полностью игнорировала меня с Лидией, будто бы нас и не существовало.
— Какими судьбами навестить старую надумали? — осведомилась Ольга Викторовна, обращаясь исключительно к Дмитрию Алексеевичу.
— Расследование проводим. По поводу смертей, произошедших в нашем поселке за последнее время. Первым погиб ваш муж, и мы решили, что вы не откажетесь помочь нам. Справедливость…
Ольга Викторовна оборвала Семененко:
— Конечно, конечно! Расследование! Муж сегодня ночью сказал мне, что оборотень должен быть уничтожен! Силы света помогут нам в этом!
Дмитрий Алексеевич глубоко вздохнул и покачал головой.
— Ольга Викторовна! Вы же должны понимать, никаких оборотней не бывает!
— Муж сказал, что бывает.
— Ольга Викторовна! Ваш муж умер.
— Его дух является ко мне…
— О господи… Ольга Викторовна, вам что-либо известно о взаимоотношениях вашего мужа и колдуна, который, как говорят, приносит несчастье?
— Вы мне не верите! Вот он! Вот, сейчас!
Ольга Викторовна повернула голову вправо, туда, где не было ничего, кроме стула.
— Олег! — закричала она. — Что ты им ответишь?
Мы молчали. Вдова вперилась взглядом в стул, блаженно улыбалась и кивала.
— Олег говорит, — наконец снова обратила внимание она на нас, — что колдун — посланник дьявола. И он убил моего мужа за то, что он старался жить по законам бога.
— Вы что-нибудь знаете о…
— Колдун боится креста! — закричала Ольга Викторовна. — Вот что мне сказал муж. Если отправиться к нему в дом с крестом и святой водой…
Я взяла Дмитрия Алексеевича за руку.
— Пойдемте отсюда. Толку все равно не будет.
Семененко встал. Его примеру последовали мы с Лидией.
— Ольга Викторовна, спасибо за чай, но нам нужно спешить. Срочное дело.
Ольга Викторовна вцепилась в рубашку Дмитрия.
— Вы хотите исполнить то, что завещал муж?
— Мы сделаем все, что в наших силах.
Наша троица зашагала к выходу. Хотелось поскорее покинуть дом, сама атмосфера которого вызывала тоскливое, тревожное чувство.