Лик их был ужасен и приводил наблюдателей — пешеходов и автолюбителей — в состояние оторопи и, как следствие, очень способствовал выполнению своих обязанностей. Одним словом все шло хорошо. Колонна почти уже дошла до самого полигона, машина с лейтенантом Крокодилом стояла метрах в пятистах от последнего железнодорожного переезда, ожидая подхода колонны. Второй грузовик позади собирал регулировщиков, лейтенант расслабленно курил возле машины, с удовольствием думая, что с первой же ответственной задачей сумел справиться без происшествий.
Так он думал, пока рядом не притормозил уазик начальника штаба полка. Из него выскочил всклоченный подполковник, набрал в легкие побольше воздуха и заревел, как взлетающий истребитель:
— Лииииийтина–а–ант!!! Твою же мать!
— А? Что?! — слабо вскрикнул лейтенант Крокодил и выронил сигарету.
— Ты знаешь, что творится??
— Никак нет, товарищ подпо…
— А почему ты не знаешь, что творится?? Ты у меня сейчас всё, бля, узнаешь!!! Бестолочь! Такое простое дело умудрился запороть! Бегом… нет, пулей! Пулей к переезду и разбирайся там, как хочешь! — подполковник пыхтя запрыгнул в уазик и скрылся в облаке пыли. Лейтенант Крокодил, практически буквально «теряя тапки и роняя кал», помчался к переезду.
Первое, что бросилось в глаза, неправильное такое, это стоящий пассажирский поезд. Колонна как шла, так и продолжала идти нескончаемым потоком, а поезд стоял. Подумаешь, может остановка тут у него. Длительная. Очень.
Так успокаивал себя лейтенант до тех пор, пока не увидел надпись, извещающую, что поезд таки скорый. И таки да, пассажирский. И станции поблизости нету никакой. Это значит, что дрессированные абреки каким–то образом остановили пассажирский состав и пустили перед ним технику, пугая чехов–пассажиров. Лейтенант схватился за голову — забыл! Забыл же им сказать, что поезда нельзя останавливать, это же огромная неустойка за опоздание и срыв графика движения! И кто платить будет?
Когда Крокодил подбежал к переезду, то застал там Худыйбердыева в позе пугала (руки раскиданы в стороны, морда глуповато–зверская, форма мешковатая, бормочет что–то ругательное), машиниста поезда, который молитвенно возносил очи небу и что–то кричал, судя по всему, тоже нецензурное. Завершал композицию командир полка, утирающий слезы, выступившие от смеха, и периодически вскрикивающий:
— Боец! Хи–хих…. Ой не могу! Худыйбердыев, блин! Я ПРИКАЗЫВАЮ, слышишь меня? Тха–ха–ха! Блин, кому расскажешь, не поверят же. А, вот и ты, лейтенант, наконец–то. Гы–гы, блин.
— По вашему приказанию прибыл…
— Хи–хи… слышь, лейтенант, ты его как так обучил, а? Он же меня не слушает вообще! Вот погляди. Эй, рядовой! Худыйбердыев!
Застывший в агрессивно–пугающей позе кривоногий степняк даже не повел ухом на окрик.
— Видал? А теперь ты попробуй.
Лейтенант подошел ближе, а потом вдруг заорал:
— Худыйбердыев, бля! Какого х*я?! Я тебя чему учил, рыцарь без страха и упрека? Я из тебя еще сделаю достойного члена общества, бл*ть! — услышав знакомый голос и интонации, солдатик вздрогнул, подпрыгнул, повернулся, приложил клешню к каске и прокаркал:
— Стравия жилаю, таварища лийтинанта!
Командир полка позади буквально загибался от смеха, едва не скребя ножкой шпалы:
— Лейтенант, убери этого… а–аха–хаха… потомка Чингисхана с путей, блин. Пусть поезд пройдет. У нас уже и колонна вся ушла, а он стоит, состав не пускает.
* * *На самом деле лейтенант Крокодил так и не понял тогда причин дикого веселья командира. На следующий день, когда прибыл командующий армией, к Крокодилу подбежал посыльный и сообщил:
— Вас срочно к командиру!
Подходя к командирской палатке, Крокодил услышал доносящийся из него громогласный смех и голос командира:
— Подъезжаю, короче, к переезду, притормаживаю, смотрю, поезд идет. Ну, думаю, пропустим сейчас и уже почти приехали. А тут этот… гы–гы–гы… как его, шизоид этот… выскочил на пути и замер истуканом. Под шлагбаум пролез, ножки свои куриные расставил пошире, лапки в стороны раскидал… Александр Македонский, бляха–муха… и стоит. А поезд идет. Дал гудок — степняк стоит, набычился только. Дал второй гудок, подлиннее, типа свали пока не поздно, а то размажу по рельсам! Боец стоит! Мало того, жезл вскинул и пошел навстречу поезду!!! Нет, вы только представьте, товарищ генерал! Я бы там от страха обосрался, а этот в атаку с жезлом на поезд! — раздался оглушительный взрыв смеха, потом командир полка продолжил, — Поезд по тормозам! Искры из–под колес, мат–перемат, я там уже небоевые потери себе представил, все ужасы. А машинист смог–таки остановиться. Буквально двух метров не хватило! Высовывается и как давай на Худыйбердыева орать, мол, уйди, дурашка, мы же опаздываем, нельзя так! Этот орел степной ухом не ведет. Думаю, пора вмешаться, вылезаю из машины, иду к нему, а он только покосился на меня и всё, никаких эмоций и реакций. Стоит как статуя Петру Великому в Ленинграде — хрен сдвинешь!
Дождавшись паузы в рассказе, лейтенант Крокодил робко кашлянул и сунулся в палатку:
— Товарищ генерал! Разрешите обратиться?
Командующий армии, багровый от смеха, обмахивающийся фуражкой, махнул разрешающе рукой.
— Товарищ генерал, так вот он, лейтенант, который так выдрессировал степняков! Они теперь только ему подчиняются! Да и то, если рявкнуть как следует!
Генерал всхлипнул и сказал:
— Молодец, лейтенант! Будешь ты толковым командиром, ха–ха, это видно сразу. Дай ему батарею, через месяц другой, полковник, посмотрим, что получится. Да! И этих абреков, которые теперь только его и слушают, к нему в батарею переведи, — генерал лукаво посмотрел на Крокодила, — Ну что, сынок, не подведи меня. Твоя батарея должна будет стать лучшей, ясно?
— Так точно, товарищ генерал! — рявкнул лейтенант.
Так оно и стало. Так и началась карьера будущего полковника Крокодила.
«Истребителю танков…»
Вот представьте себе, вы — командир артиллерийской батареи, на дворе 80‑е, вы служите в Чехословакии и вам, вместо нормальных, толковых призывников, пригоняют целый вагон «выходцев из Азии», которых отловили где–то в степях и отправили Родине служить. А они даже по–русски ни бум–бум. Представили? Так мой отец служил. Далее, его словами:
— Да пи*дец! Ну как ты ему втолкуешь, что такое буссоль и с чем ее едят? Что такое Основное Направление и какую рукоятку крутить, да на что нажимать надо, чтобы орудие бабахнуло? Он же по–русски ни бельмеса. Во! То–то! Практически никак! Одно странно, все эти товарищи волшебным образом понимали не менее волшебный русский мат.
Обычно как все было? Прихожу, запускаю взвод по секундомеру, смотрю, что Худыйбердыев и Мудаев тупят (не удивляйся, я их фамилии на всю жизнь запомнил), и ору: «Сержант Казаков, ко мне! Какого, мать твою, х*я, эти долбо*бы них*я не справляются? А? Я тебя спрашиваю! Даю сутки! Чтоб завтра все пучком было! Истребители танков, мать вашу!» и ухожу, или издалека наблюдаю, как сержанты «учат». Так сказать, передача эстфетной «палки» сверху вниз:
— Худыйбердыев, сука, ты куда снаряд потащил? Положи обратно в ящик! Что–о–о? «Не понимай»? Бля, иди сюда, сука, истребитель танков, ёп твою мать!! Ты чо, совсем тупой? Ты чо выставил? Почему пузырьки съеб*лись? Почему не на середине? Я тебе что говорил, орангутан, бля? Основное сорок пять ноль, а ты чо выставил? — и такой отеческий подзатыльник. — Муда–а–аев! Иди сюда. Бегом! Почему подшива грязная, ты, предок человека? Не успел??? Что ты сказал? Бегом марш подшиваться! Мля, истребители танков!
В результате, несмотря на незнание языка, эти «дети природы» от зубов знали уставы и боевую работу.
Как–то раз, проводили совместные учения, мы и чехи. Создали сводные дивизион — моя батарея и две их. Лучшие батареи Западного и Восточного округов. Выезжаем на огневую. И ведем огонь. Долго ведем. Тут следует команда: «Стволы вверх, от орудий. К орудиям не подходить!»
Ну все, думаю, накрыли не то что–то…
Через полчаса на огневую прибывают Министр Обороны Чехословакии со свитой и наших генералов куча, построил батарею, докладываю. А чехи, оказывается подумали, что мы в мою батарею переодетых офицеров засунули, чтоб, значит, их уделать, так хорошо отстрелялись. Не верили, что личный состав штатный.
— Твои? — спрашивают.
— Так точно, мои!
Ходит их Министр перед строем, по–русски шпрехает довольно сносно, у каждого солдата останавливается, вопросы задает, а я за ним иду.
— Точно твои? — спрашивает.
— Могу по каждому солдату сообщить личные данные. Мать, отец, женился, крестился, и так далее.
Чех останавливается напротив бойца и с подозрением спрашивает фамилию, должность и прочее. Не верит, что перед ним обычные солдаты.