Мушкетов предложил мне занять это место и начать изучение геологии Сибири, еще менее известной, чем геология Средней Азии. Я согласился в надежде на то, что после нескольких лет службы в Сибири представится возможность вернуться к изучению Средней Аэии. И. В. Мушкетов провел в Горном департаменте мое назначение в Иркутск, и нужно было спешно готовиться к переезду с семьей в далекую Сибирь.
В Сибири железных дорог еще не было, и проезд в Иркутск занимал несколько недель. 1 сентября по старому стилю мы с женой Елизаветой Исаакиевной и сыном Володей выехали из Петербурга до Нижнего-Новогорода (ныне г. Горький) по железной дороге, затем до Перми (ныне г. Молотов) на пароходе по Волге и Каме, от Перми до Тюмени через Урал опять по железной дороге. Отсюда начинались сибирские условия. Тюмень поразила нас глубокой черной грязью на немощенных улицах, сибирским хлебом в виде кольцеобразных калачей из серой пшеничной муки и дешевыми пушистыми коврами грубой работы; один ковер для путешествия на лошадях мы приобрели. В Тюмени пришлось сесть на небольшой пароход, который вез нас два дня по извилистой реке Таре и потом по р. Тоболу до г. Тобольска на Иртыше, где мы пересели на большой пароход. Последний рейсировал вниз по р. Иртышу до устья вверх по р. Оби до устья р. Томи и вверх по последней до Томска и тащил на буксире большую баржу — пловучую тюрьму с пересылаемыми в Сибирь политическими и уголовными ссыльными. Это плаванье продолжалось дней десять и представляло мало интереса: невысокие берега рек, увенчанные редким лесом, их песчаные или глинистые откосы, однообразные на огромном протяжении, редкие селения на них при постоянно пасмурном осеннем небе наводили уныние.
25 сентября мы прибыли в Томск и остановились в гостинице; нужно было подготовиться к проезду на колесах 1500 с лишним верст1 до Иркутска и снарядиться соответственным образом. Прежде всего нужно было купить тарантас; не имея его, пришлось бы ехать «на перекладных», т. е. на каждой станции почтового тракта менять не только лошадей и ямщика, но и экипаж и перекладывать весь свой багаж днем и ночью из одной повозки в другую. Имея свой тарантас, проезжий менял только лошадей и ямшика. Новый тарантас на длинных дрогах, до известной степени заменяющих рессоры, с опускающимся верхом и большими фартуками для пассажиров и для ямщика на козлах, стоил недорого, 150 или 200 рублей, насколько помню. К нему нужно было приспособить и багаж, заменяющий сидение. Мы привезли большую часть багажа в корзине, совершенно неудобной в качестве сидения. Пришлось купить большой плоский чемодан и матрац, из которых и составилось сидение, или вернее лежанка, так как удобнее ехать в почти лежачем положении. Для семимесячного ребенка нужно было найти теплую одежду, так как было уже холодно. Жена сшила из заячьего меха мешок, в который вкладывался второй из клеенки, а в последний опускался младенец в пеленках, и мешок завязывался у его шеи; на голову надевался теплый пуховый чепчик. В мешке ребенку было тепло, а ногами и руками он мог действовать довольно свободно, лежа между нами в тарантасе. На каждой станции во время перемены лошадей, что продолжалось не менее получаса, его вынимали из мешка.
Так мы ехали 17 дней до Иркутска, делая около 100 верст, три-четыре станции в среднем, с утра до позднего вечера; ночевали на станциях — жена с ребенком в комнате, а я в тарантасе. Большую корзину, освобожденную от вещей, нам было жаль оставить в Томске; в хозяйстве, которое предстояло организовать, она очень могла пригодиться, и мы привязали ее к дрогам позади тарантаса. Но перед Ачинском, на длинном подъеме уже в темное время, ее срезали любители чужого добра, конечно надеявшиеся, судя по объему корзины, на хорошую поживу.