– Мой февраль тоже по Пастернаку. А самой-то трудно было набрать?
– Не то слово, ты же знаешь, как трудно звонить друзьям, когда не надо.
– Ну да, – смехом отозвалась София.
– А ты как? – выключила плиту Лара.
– Вроде бы суббота, хочется чего-то эдакого, но на душе пусто.
– Вот и в моем холодильнике ни черта.
– Что совсем?
– Приелось как-то все, – вернулась в зал Лара и села на диван к телевизору.
– Лень тебе задницу оторвать и сходить в магазин.
– Так ведь она же прекрасна, – встала Лара с дивана, подошла к зеркальной двери платяного шкафа, стала разглядывать свои бедра, приподняв платье.
– Кто?
– Задница. Атак наберу продуктов – и прощай, моя красота, – удовлетворенно опустила она подол и вернула свои ягодицы дивану.
– Красоту надо беречь.
– Ты бережешь?
– Ага. Сижу крашу ногти.
– Правильно. Суббота – это день, когда очень хочется отдохнуть.
– Но пока думаешь, с кем это сделать, наступает воскресенье – день, когда очень хочется отдохнуть от всех. Тем более денек так себе. За окном осень капает всем на мозги. Время сбрасывать с себя прошлогоднюю листву, – любовалась блеском своих ногтей София.
– Все-таки решила расстаться с ним? – продолжала смотреть на экран Лара, то и дело переключая программы, будто таким маневром можно было поменять тему разговора.
– Да, я уже. Угадай, какой цвет лака я выбрала?
– А что тут гадать, раз свободна, значит, красный.
Как и всякая женщина, София искала идеального мужчину. Такого мужчину, который мог бы любить, будучи готовым, что в любой момент его могут послать, даже не имея на то веской причины. Он должен был бы знать, что это всего лишь значит, что ближе его нет никого. Во-первых, надежного, который будет готов бесконечно быть рядом. Во-вторых, терпеливого, который будет готов остаться один на всю ночь без секса в голодной постели, которого она могла бы разбудить телефонным звонком, при этом слух его всегда должен быть абсолютным, способным трепетно сочувствовать. В-третьих, понятливым: мужчина в ее глазах должен быть готовым к ее глупым порывам, когда, бросая в сердцах в чемодан вместе с многочисленными платьями веские причины, она соберется вдруг уходить, с целью проверить, насколько он сильно влип, и нужно ли ей продолжать спектакль… В-десятых, незаметно поднять ее настроение молчаливым утром, когда холодный кофе взглядов стоит в горле комом. В общем, она искала того щедрого, наглого и даже бесстыжего мужчину, у которого будет достаточно сил исполнять ее капризы.
– Я прямо чувствую этот пронзительный сексуальный запах ацетона, – добавила Лара.
– Он только для женщин сексуальный, для мужчины это запах вредного химического производства, – залилась смехом София.
– По какому поводу разбежались? – не найдя ничего путного, выключила ящик Лара и стала рассматривать свои ногти.
– По гороскопу. Сидела на работе, листала журнал. А там черным по белому: «Если у вас с кем-то не складывается, попробуйте вычесть».
– Надоел?
– Или я ему.
– На работе надо работать.
– Да и дома тоже надо. Только никакого настроения нет для этого. Кто бы пришел помыть полы…
– Я точно не приду, у меня своего пола хватает. Завтра прилетит муж, – резко вскочила Лара, разбуженная собственным подсознанием.
– Соскучился, наверное?
– Надеюсь.
– Я тоже соскучилась. Может, вечерком заглянешь? Страшно спать одной.
– Если тебе страшно спать одной, заведи любовника, мужа, в конце концов, – подошла Лара к платяному шкафу.
– Как? Без любви? Тогда мне будет страшно просыпаться. А ты что, уже любовника завела? – складывала в коробочку предметы маникюра София.
– Заведешь тут. Верность – это мое повседневное платье, – плавно отодвинула зеркальную дверь Лара, словно это была дверь в Зазеркалье. «Только я давно уже не Алиса», – подумала она про себя.
– А какое вечернее?
– Преданность.
– С таким багажом только в гости к родителям ходить. Чем занимаешься?
– Стою перед гардеробом своих капризов и не знаю, какой надеть.
– Тебе все к лицу. Ума не приложу, как тебе это удается.
– Женщина всегда будет выглядеть превосходно, если любима, – перелистывала она висящие в Зазеркалье декорации к ее телу.
– Завидую.
– Это лишнее, лучше наберись мужества, подойди к зеркалу и посмотри на правду.
– Ой, страшно, – София достала из той же коробочки зеркальце и заглянула в него. – Да, вроде ничего, морщинок стало больше. Мне кажется, крем не подходит.
– Да, какой крем, твои морщинки – это твои мужчинки. Любовь зла, – обдала сочувствием трубку Лара.
– Но где найти козла? Ты же знаешь, я очень хотела быть любимой, но почему-то стала любовницей.
– Не вижу разницы, – остановилась Лара на голубом куске ткани с открытыми плечами.
– Вот и я не вижу, но чувствую… – положила обратно в коробочку свое отражение София.
* * *Теплый бриз скуки обдувал посетителей заведения. Пластиковые столы не располагали к откровенности. Легкие разговоры летних платьев и рубашек заливались холодной сангрией: этим душным летом и в наших краях она оказалась как нельзя кстати. Мы тоже заказали себе кувшин вина и блюдо закусок из испанской кухни. Официант довольно быстро нарисовал его на столе вместе с двумя бокалами. Я как зачарованный любовался кровью, которая играла кубиками льда и фруктами в кувшине под переборы испанской гитары, Антонио продолжал мучить газету. Я наполнил стаканы и поднял свой. Антонио сдал макулатуру пустому стулу и поспешил на праздник. Мы чокнулись и сделали по хорошему глотку. Холодная виноградная река приятной прохладой устремилась в самую душу. В голове поселилась непонятная радость. Я знал, что она сняла там угол на час, максимум – на два, пока вино не притащит теплую грусть и ностальгию по настоящей Испании.
– Какой прекрасный понедельник. Почему люди так не любят понедельники? – поставил стакан на стол Антонио.
– Потому что всю неделю они планируют в этот день начать новую жизнь, но в выходные кажется, что и старая вроде ничего. Все знают, что надо жить по-другому, но упорно продолжают жить по-своему, одни – чтобы выжить, другие – чтобы выжить остальных. Давай перезагрузимся! – поднял я стакан. Мы чокнулись и снова глотнули прохлады. На Иберийском полуострове нашего стола возникли моллюски и мидии, вечер обещал стать приятным десертом набитого отдыхом дня.
– Схожу в туалет, – предупредил я Антонио, когда уже встал со стула.
– Ок, жду.
Разговоры не менялись вот уже несколько лет: немного семьи, немного политики, современных машин, женщин, нравов. Потом он переходил к своей главной страсти – к парашютам. О прыжках он мог говорить бесконечно, рассуждая, как, где и при какой погоде какой купол лучше всего использовать. Он любил весело рассказывать о несчастных случаях, которые не добавляли настроения, и которые я знал уже назубок. Особенно его забавляли те случаи, в которые попадали опытные инструкторы. Антонио пытался понять, почему даже профессионалы теряют самообладание в критические моменты. Он детально расписывал мне, к каким последствиям ведут те или иные ошибки.
– Я вижу по твоим глазам, что тебе не хватает в жизни адреналина, ты стал жить слишком спокойно, тебе нужен хороший затяжной прыжок, чтобы встряхнуться, – настаивал он. Эта фраза означала что Антонио уже хороший.
– С тобой готов прыгнуть даже без парашюта, – отшучивался я.
Мне казалось, все будет как прежде, но именно сегодня я ощутил, что несмотря на то, что он по-прежнему листал газету, что-то менялось в человеке, которого Оскар так хорошо знал. Что-то безвозвратно уходило, испарялось, это можно было бы назвать одним общим словом «интерес», хотя они до сих пор прыгали вместе. Если же взглянуть с другой стороны, возможно, это хобби, в которое Антонио незаметно вовлек Оскара, осталось той единственной нитью, стропой, соединяющей их. Дружба тоже способна уходить, как и любовь. В этом не было никакого сомнения, с той лишь разницей, что найти новую дружбу было гораздо труднее или даже невозможно.
С каждой новой встречей Оскар боялся того, что снова придется пересматривать фото воспоминаний из прошлого, которые уже набили оскомину и усталость. Времена приключений малого совместного бизнеса, когда они с Антонио были настоящими пиратами, а сокровищами служили товары из Турции, Китая и Эмиратов. Когда вся страна дышала одной грандиозной авантюрой, питалась мошенничеством, мечтая о могуществе. Когда каждый на своей шкуре испытал, какая веселая штука жизнь, но штуки мало.
Пока я гонял по небу взглядом стада редких, исчезающих видов животных, Антонио вновь взялся за газету. Я уже точно знал, что сейчас будет порция свежих новостей из желтой прессы, после которых сама жизнь начинает пахнуть дешевой газетой.
– Послушай, что здесь пишут, это тебя позабавит, – начал цитировать он: – Жена мужу отрезала член, лишь за то, что он его засунул в другую, тело бедняги, потерявшего сознание, забрала скорая. Самым забавным остается тот факт, что утерянное достоинство так и не было найдено. Жена его спрятала или проглотила.