Прелестница сидела на пенечке в позе а-ля Аленушка, обхватив ноги руками и склонив голову на колени. Длинные темные волосы рассыпались по плечам, скрывая спину и грудь.
— Пардон, леди!
Она встрепенулась, открыла глаза и уставилась на Андрея:
— Ты меня звал?
Голос у нее оказался слишком низкий, с грудными интонациями, никак не вяжущийся с дивным обликом.
— А кого ж еще? Я, по крайней мере, никого больше, кроме тебя, не вижу! Горло, что ли, простудила? — Андрей, решив извлечь из безумного сновидения массу приятностей, наплевал на такт и этикет, справедливо рассудив, что терять ему здесь нечего. — На вот, — он протянул ей снятый с плеча орденский плащ с белым крестом, — прикройся!
Женщина, взмахнув руками, отпрянула.
— А! — Он понимающе покачал головой. — Нечисть! Креста боишься?
— Нет! — Она, словно в подтверждение своих слов, покачала головой. — Не боюсь! Моя магия очень древняя, и твой крест на меня не действует!
— А зовут-то тебя как?
— Странный ты, глупый! — Она громко рассмеялась, отчего ее крупные груди заколыхались. — Вещь свою мне предлагаешь, имя мое спрашиваешь… Так нельзя…
— А что здесь такого? — Андрей недоуменно пожал плечами. — Плаща мне не жалко! Не могу, понимаешь ли, с голыми женщинами долго разговаривать!
— Я тебе нравлюсь?
Она подошла вплотную к Андрею и заглянула ему в глаза. Андрей машинально отметил, что ее глаза совсем темные, почти черные, такие, что зрачка совсем не видно.
От нее несло холодом, явственно ощущался запах воды и тины. А еще ее фигура, а особенно большие, тяжеловатые ступни напомнили Андрею жену Анну из того, прошлого, мира, и начавшее пробуждаться желание напрочь пропало:
— А ты не обидишься, если я скажу — нет? Убить не захочешь, как тех, что там кучкой отдыхают?
— К чему? — Она пожала плечами и отвернулась. — Меня не интересуют люди! А эти… — махнув в сторону, она уселась назад на свой пень, — глупцы! Вы желаете всего и сразу: кто-то возжелал меня как женщину, кто-то захотел убить во имя своего Бога… А мое имя старше любых богов!
— И какое оно?
— Запомнить его легко, а вот забыть трудно! Не говори никогда имя незнакомцам, человек, а то потом пожалеешь!
— Почему?
— Вот неуемный! — Она раздраженно поморщилась. — Зная твое имя, тот, кто хочет навредить тебе, всегда это сможет сделать, особенно если у него есть еще и твоя вещь!
— Мне нечего скрывать — меня зовут Андреас фон Верт!
— Хм! — Она подняла бровь. — Фон Верт… Я уже слышала это имя от одного человека! Он, кстати, очень плохой и хочет причинить тебе зло! Остерегайся его!
— Хм! — Теперь настала очередь хмыкать Андрею. — Знаешь, сколько людей мне хотят причинить зло? Чего же мне, как гадюке поганой, уползти и дрожать, прикрывшись лопухом?
— Почему ты так не любишь змей? — В ее голосе звякнул металл, а брови гневно выгнулись. — Не смей так говорить о них при мне!
— Да чего там! — Андрей махнул рукой. — Все вы, бабы, змеи подколодные…
Договорить он не успел: взметнувшись, она поднялась выше Андрея. Вместо ног от пояса извивалось змеиное тело, а сама она угрожающе покачивалась из стороны в сторону:
— Прочь, человечиш-ш-шко!
— Ты чего такая злая? — Андрей зорко следил за ней, ожидая броска. — Вроде критические дни тебя, судя по хвосту, не должны беспокоить?
Она резко качнулась в сторону и зашипела как настоящая змея.
— Ты ядовитая? — Андрей, вынув кинжал, пригибаясь, стал перемещаться левее, чтобы в случае атаки принять ее на правую руку. — Смотри, язык себе не прикуси: не ровен час отравишься…
Она сделала молниеносный бросок, но Андрей, увернувшись, изловчился резануть ее руку: густая черная кровь закапала на землю.
— Отдай мне с-с-свою с-с-силу… Ус-с-с-сни вечным с-с-сном…
Она свивала хвостом кольца, словно гипнотизируя его блестящей чешуей. Андрей машинально схватился за волшебный пояс — ощущение было таким, словно от него слегка покалывает током, так, словно мокрыми руками взялся за электрический прибор.
— А еще себя предлагала, пиявка! — Андрей, сиганув в сторону, увернулся в очередной раз и, перепрыгнув через извивающийся хвост, понесся вперед, лавируя между огромными стволами. — Не старайся усыпить меня! Хрена с два у тебя получится! На меня твоя магия не действует!
Позади с треском проламывающегося в кустах носорога и с леденящим кровь шипением неслась огромная змея.
Завидев развилку в вековой сосне, он на мгновение задержался перед ней, а затем резко вильнул вбок. Как он и ожидал, змеюга на полном ходу влетела в нее и, застряв, беспомощно повисла. Андрей с размаху пригвоздил ее хвост к стволу.
Даже обернувшись человеком, она не смогла освободиться: кинжал, пробивший одну из ног в районе задней поверхности бедра чуть выше колена, крепко держал ее. Перекинуться обратно в змею сил, по-видимому, уже не оставалось.
— Ну и кто из нас дурак, вернее, дура?
Андрей присел перед ней. Она уже не извивалась, только с ненавистью глядела и что-то быстро забормотала.
— Не старайся колдовать, твоя магия на меня не подействует! — Она резко дернулась, но Андрей с силой наступил ей на пальцы пораненной руки, и она затихла. — Успокойся, а то я — не рыцарь, а ты — не прекрасная дама!
— Ты не посмееш-ш-шь! — Она только сейчас поняла, в какую ловушку попала. — Не посмееш-ш-шь…
— Не боись! — Андрей похлопал ее по белоснежным выпуклостям чуть пониже поясницы. — Твои скользкие прелести меня принципиально не возбуждают! Да и воняет от тебя, помойся, что ли, или как у вас там, змей, кожу смени, или сейчас не сезон?
— Я вс-с-с-сегда меняю кожу ос-с-сенью!
— Ну и умница! — Андрей еще раз оценивающе осмотрел ракурс с, так сказать, тыла, но, сморщившись, сплюнул:
— Нет! Не канает! Все же ты не баба! А вдруг в самый ответственный момент у тебя снова хвост появится или еще, чего хуже, нарожаешь ты потом от меня Змеев Горынычей? Нет, на это я пойти не могу! Я к тому же еще и командор! — Андрей понимал, что молотил полную чушь, начался короткий, но отходняк. — А может, того, устроить трибунал инквизиции в одном моем лице и сжечь тебя? Точно!
Он кивнул и присел на корточки, она немигающим взглядом следила за ним. Выражения отчаяния, ненависти, ярости, страха сменялись на ее красивом лице.
— А твой змеиный хвост я съем! Чего добру пропадать! Эх! В китайском ресторане тебе бы цены не было…
— Не глумис-с-с-сь! Ты же муж-ш-ш-ш-чина…
— Если бы я был, как ты говоришь, мужчиной… Э-эх! — Андрей хлопнул себя по коленке. — Но нет, милая, ты ошиблась! Я крестоносец, рыцарь и христианин, три в одном, у меня к тому же целибат! Поэтому на первую встречную бабу я сразу так и не полезу! Да ты и не баба, так сказать, ни рыба, ни мясо! Вообще, я, видишь ли, терпеть не могу змей! Как представлю, что ты лягушек ешь…
Она в бессильной ярости заскрежетала зубами:
— Я отомщ-щ-щу! Ты ос-с-с-скорбил меня, как женщ-щ-щину ос-с-с-скорбил…
— Я же говорил, что бабы — гадюки подколодные! Сначала выберись, не все такие благородные, как я, могут попользовать, а потом шкурку на чемодан ободрать! Не дергайся! — Он намотал длинные волосы на кулак, поднял голову и взглянул ей в немигающие, черные, без белков глаза. — Совсем забыл! Так с кем ты вела беседы о моей скромной персоне?
— Это был черный ворон! Он называл мне твое имя и униженно прос-с-сил помощи! Раньше я не вмешивалас-с-с-ь в дела людей, только ради забавы, но с-с-сейчас-с-с! Ты ос-с-с-скорбил меня! Я найдут тебя и отомщу! С-с-с-страш-ш-шно отомщу! Мы еще вс-с-с-стретимс-с-с-с-я…
— Уже горячее! — Андрей удовлетворенно покачал головой и с силой выдернул кинжал. Она выгнулась. — С одного его помощника я почти снял шкуру, с тебя тоже спущу, если встанешь на моем пути! Уноси ноги, пока цела! Ползи, в смысле…
Договорить он не успел: она, извернувшись, накинула петлю хвоста ему на шею и стала сжимать кольцо. Задыхаясь, Андрей успел подумать, что ее тело почему-то оказалось обжигающе горячим, слишком горячим…
— Ай-я!
Андрей пришел в себя от лютой боли, которая разлилась множеством уколов, непроизвольно дернулся, и тут же словно огненная лава прошлась по его измученному телу.
— Ай-я!
— Ты куда, дура, льешь?! Ты же ему плечо голым кипятком обожгла! Холодной смочи! Живо!
Из темноты, царящей перед глазами, донесся до боли знакомый голос, в котором Никитин сразу же узнал того самого Дитриха, копьем которого его вытащили из смертельной трясины. И моментально вспомнил все, испытав нешуточное облегчение.
«Я спасен, меня вытащили!»
Пронесшаяся мысль тут же была подмята ощущением дикого холода, который, как ему показалось, заполонил все его тело, превратившись в груди в огромную ледяную глыбу.
— Я ничего не вижу, — еле слышно пробормотал Никитин, не в силах не то чтобы поднять руки, а даже открыть веки. И тут же чьи-то крепкие ладони стали лихорадочно тереть ему глаза, а мягкий женский голос, такой грудной и милый, прошептал прямо в ухо: