Сухая тонкая лапка энергично схватилась за мою руку и сжала ее, как будто стоящее передо мной существо было очень радо представившейся возможности познакомиться. Практически всю жизнь, можно сказать, мечтало.
– Рад, очень рад, – резанул уши непривычно высокий голос. Противный и мерзкий. – Дивар Сагнол. А вы, я так понимаю, и есть та самая легенда дальнего космоса, про которую мне рассказывал Дмитрий Иванович? Очень, очень приятно познакомиться.
Оторвавшись от серенькой лапки и с трудом удерживаясь, чтобы не вытереть руку о штаны, я поднял глаза, судорожно пытаясь понять: этот идиотизм у него врожденный или он издевается? И ничего не понял.
С абсолютно человеческого лица на меня смотрели два лучащиеся доброжелательством глаза, которые могли принадлежать какому-нибудь ученому, актеру, инженеру. И я бы даже, наверное, поверил этим глазам, этому доброжелательству, если бы… Если бы это существо не было нелюдью. Конвергеном. Сиятом. Тем самым сиятом, чьи «соплеменники» забрали больше всего жизней ребят из космофлота. И без кого Земля не знала бы и половины своих проблем.
Хотя раз он тут, значит, он нужен. Полезен. И его надо оберегать. Как минимум. А не вышвыривать в открытый космос и не топить в гальюне клипера. И опять же как минимум все-таки придется поздороваться.
– Егор Савойский, – коротко кивнул я, глядя в неожиданно яркие зеленые глаза, которые на самом деле могли бы принадлежать человеку. Но не принадлежали. И с этим уже ничего не поделаешь.
Это конверген. И мне предстоит провести с ним две недели в замкнутом пространстве. Прощай, радость вольного космоса! Здравствуй, брезгливая тошнота! Спасибо, «дядя Митя», за подарок! Ничего более омерзительного вы для «легенды дальнего космоса» придумать не могли. Живой конверген, подумать только!
Глава 2
– …я это говорил всегда, слышите, всегда! Генно-модифицированные продукты были слишком неизучены, исследования проводились второпях, в сжатые сроки. Но кто тогда нас слушал? И вот теперь, когда мы фактически столкнулись с пандемией…
Немолодой мужчина усталым жестом выключил экран, с которого упивался своей правотой один из еще не так давно отрицаемых ученых. Апокалиптические прогнозы появлялись на Земле с завидной регулярностью, но именно этому суждено было сбыться.
И это невидимое проклятие не щадило никого. Ни бедных, ни богатых, ни начальников, ни подчиненных, ни врачей, ни воинов. Даже огромная власть и деньги не могли от него защитить. И не защитили.
Мужчина с трудом сел в роскошное кресло, провел рукой по лицу сверху вниз, как будто стараясь стереть с него свое горе, и повернулся к сидящему в кресле справа сухопарому человеку с внимательными глазами врача.
– Не могу их слушать, – пожаловался он собеседнику. – Где они все были, когда только начиналось? Предупреждали? Болтали языками? А теперь вылезли трясти своими дневниками с «доказательствами»? Зачем? Имя себе сделать? Упыри.
Аура власти и властности на секунду дала трещину, и перед сухопарым гостем появился убитый горем человек. Но лишь на секунду. Немолодой мужчина взял себя в руки.
– Так вы говорите, доктор, у нее нет шансов?
– Я говорю, что никто на Земле не может даже приблизительно просчитать, у кого и в каком поколении проявятся эти мутации. Мы слишком долго с удовольствием пользовались услугами ученых, в произвольном порядке меняющих генные коды в потребляемых продуктах. Слишком. Поколениями. И теперь, когда мутации начали проявляться, закономерность вычислить невозможно в принципе. Генные изменения могут возникать где угодно, когда угодно и у кого угодно. Количество передающихся из поколения в поколение модифицированных генов совершенно не изучено. Пути их передачи – тем более. Просто не было необходимости. Комбинаций, в которые они могут складываться, – миллионы. Вероятности растут с каждым днем – человечество не может в одночасье отказаться от большей части продуктов. А где и когда, к примеру, передалась пыльца с модифицированного дерева на, так скажем, «оригинальное», вычислить невозможно.
Он покосился на вазу с фруктами, стоящую на столе. Хозяин кабинета проследил за его взглядом и помрачнел еще больше. Он был полностью уверен, что на его столе всегда только «чистые» продукты.
– А другие миры? – без особой надежды, понимая, что вопрос выглядит беспомощно, спросил он. – Мы ведь давным-давно вышли в Галактику. Может быть, там найдется какое-либо лекарство?
Врач вздохнул.
– Увы, – негромко, но твердо разочаровал он собеседника. – От этого нет лекарства. Нет и быть не может. Это не болезнь в привычном понимании. От нее невозможно вылечить. Нет, даже не так, – он сокрушенно покачал головой. – От нее не нужно лечить. Это болезнь, но болеют ею не люди, ею болеет человечество в целом. Это оно начало меняться.
– И все-таки как с нею бороться? – Едва лишь вопрос коснулся глобальных проблем, в мужчине сразу проявился государственный деятель, которым он и являлся.
– Так же, как с любой другой запущенной болезнью, – врач посмотрел прямо в глаза хозяину кабинета, – исключением и удалением зараженных органов или клеток.
Повисло молчание. Первым не выдержал врач:
– И это неизбежно на мой взгляд. Античная Спарта, сбрасывающая в пропасть неполноценных младенцев, еще покажется нам детским садом. Безобидной и невинной забавой. Но если человечество все же хочет выздороветь…
– Третий, это Первый. Как слышишь меня? Прием! – Уж не знаю, как это удалось конструкторам (каждый раз в начале полета удивляюсь), но голос в наушниках создавал полное ощущение, будто напарник говорит из-за смотрового экрана снаружи. Не рядом сидит и не за тридевять планет, а прямо за лобовым обзорным экраном.
– Здесь Третий, слышу отлично, проверка по остальным. Прием.
Дэ-ка всегда «Третий», это закон и традиция. Сколько бы судов его ни сопровождало. Хоть один, хоть двадцать. Хотя двадцать – это я загнул. Эскорт дэ-ка больше шести не бывает. Как, например, сейчас.
– Второй, норма.
– Пятый, норма.
– Шестой – норма.
– Седьмой норма.
– Гусь тута…
Это еще одна традиция. В прикрытии нет «четвертого». Четвертый всегда «Гусь». Почему – не знаю. И никто уже не знает. Он просто «Гусь», и все. Традиция.
– Дан, еще раз не по Уставу ответишь, будешь Гусыней, – пообещал в ухе голос Первого.
– Принято, – согласился Дан. – Гусь норма.
– Комплект, – подвел итог переклички Первый. – Третий, прошу разрешения на старт.
Я скосил глаза на диспетчерскую панель. Эскорт эскортом, но лечу все же я, и это у меня приказ, поэтому все движения конвоя Н-15, так называется наша компания в этот раз, совершаются только по моему желанию. Вообще-то каждый вылет или конвой всегда именуется долго и путанно, типа ЖБМ-23/189-А, но это задание входило в реестр «особо важные», поэтому никаких заумных аббревиатур тут не было. А был дэ-ка клипер серии «Стриж» и шесть автономных истребителей «Шмель». Группа Сереги Серкова, моего одногруппника по Академии, который на выпускных экзаменах по стрельбам на ходу выбил сто из ста, не пропустив ни одной цели за обороняемый рубеж. Куда ему было идти после этого? Только в Экспедиционный Корпус, из которого его тут же забрали в Экоразведку, а потом, почти сразу, – к нам, в УФЕС-В. Это двенадцатый раз, когда его звено в полном составе (эти случаи против воли запоминались как единичные) сопровождает меня к Форпостам. До сих пор все живы… Тьфу, придурок!
Я проклял свой длинный язык. Надо же такую глупость ляпнуть перед вылетом. Так, теперь надо срочно перебить настрой. После такого заявления команду на старт давать нельзя. Еще одна примета из множества тех, которые сопровождают любого космолета всю жизнь. Слишком непредсказуем космос, чтобы не воздавать дань капризной Удаче.
Я завертел головой в поисках хоть чего-нибудь, что переключит мысли. И тут же нашел на свою голову…
– Что-то случилось? – высокий голос пробился через вату наушников. Доброжелательные зеленые глаза смотрели с неизменным участием.
Сият красовался в полупассажирском кресле чуть позади меня. Он прибыл на борт тогда, когда я уже был полностью готов к старту, поэтому сильно не отвлек. Мало того. Вопреки ожиданиям погрузка прошла совершенно спокойно, рутинно и по-деловому. Группа сосредоточенных людей в серых костюмах четко и быстро подошла к клиперу, стоящему с уже активированными двигателями. Их командир, немолодой молчаливый крепыш, сверил мои документы, полетные карты, провел биоидентификацию (как будто на стартовую палубу УФЕСа мог пробраться кто-то чужой) и негромко скомандовал что-то в переговорное устройство, приклеенное к щеке. Обзорный экран тут же показал, как плотный строй костюмов раздался в стороны (несильно, только чтобы пропустить сопровождаемое лицо) и тут же сдвинулся вперед, перекрывая выход. Боялись, как бы не убежал?