Вратарь Андрей Семушкин, здоровенный, почти двухметровый гигант, также показался мне надежным стражем ворот. Был момент, когда мастер ударов издалека, Плющев, «зарядил» метров с двадцати пяти в верхний угол. Семушкин как истребитель вертикально взлетел с места и перевел мяч на угловой.
Насчет другой жизненно важной для футбольной команды игровой линии, а именно защиты, очень красноречиво высказался спустя несколько минут второй тренер клуба Евгений Сумароков.
— Тьфу ты!.. Нет у нас ни х… никакой защиты! — яростно стукнул он кулаком по колену, когда на правом фланге мяч пролетел между ног левого защитника Олега Рудикова, и Алдейро, прорвавшись к воротам, забил гол.
— Надо покупать и левого, и правого, — согласился со своим помощником Гараев. — А этих всех — в задницу!
— Именно там они постоянно и прописаны в последнее время, — со злостью подчеркнул Сумароков. — Воображают себя звездами, а сами горазды лишь водку пьянствовать да… колядовать по-черному!
Про двух других защитников, здоровенного и несколько тяжеловесного Виктора Уфанова, по образному выражению Навашина, «последней баррикады клуба», и тощего высокого Михаила Доронина, тренеры промолчали, но особых восторгов по поводу их игры не высказали.
После тренировки в комнате отдыха состоялся так называемый «разбор полетов», когда Гараев вместе с Сумароковым, вооружившись бумажными планами футбольного поля, объясняли футболистам их ошибки.
— У нас остались очень важные матчи, — подытожил обсуждение Гараев. — Надо собраться и особенно сосредоточиться на выездных играх. Хватит уже получать пинки от спонсоров и газетчиков за то, что не умеем играть на выезде. Цель абсолютно ясна — мы должны войти в высшую лигу. Никаких других задач у нас нет. И всем, подчеркиваю, всем, — тренер особо остановил взгляд на красавце Рудикове и еще одном крайнем защитнике, Алексее Пригарине, которого мать-природа также не обделила мужской красотой, — это нужно усвоить. Никакой водки и никаких баб!
— А как же группа поддержки, Владимир Григорьевич? — пошутил Шлангман, который был капитаном команды и на этих правах мог позволить себе более свободно разговаривать с тренером. — Для чего вы ее создаете?
Ответом на эту невинную шутку был грохот тренерского кулака по столу.
— Я тебе покажу группу поддержки! — завопил Гараев. — Сторожей ко всем приставлю, буду вытаскивать из-за столов и из кроватей!
Фокин не удержался и улыбнулся:
— А если с женами, то как же?
— С женами… можно, — выдохнул Гараев.
Воцарилась пауза, которую спустя несколько секунд прервал главный тренер, снова, уже более сдержанно, стукнув кулаком по столу. Насколько я поняла, это был его любимый способ общения с окружающими.
— Все свободны, утром тренировка, вечером выезжаем в Дальнегорск.
Игроки послушно закивали и засобирались к выходу. Навашин попросил меня подождать у него в кабинете, а сам он должен обсудить с Гараевым кое-какие дела.
Я в кабинет не пошла, предпочтя подождать его на улице. Спустя некоторое время увидела, что к зданию подошла целая группа молодых девчонок. Бросилось в глаза, что все они были очень мажорно одеты. Изящные кожаные курточки, модные ботиночки, обтягивающие джинсы…
Я поняла, что это и есть та самая группа поддержки из девочек-шейпингисток, которых Фахрутдинова «одолжила» на время футбольному клубу.
На вид девчонкам было от шестнадцати до двадцати лет, и глаза их явно никогда не были на мокром месте, когда они разглядывали себя в зеркало. Стройные, красивые, длинноволосые — брюнетки, блондинки, шатенки.
Но долго разглядывать их мне не пришлось. На улице появился Навашин, который, во-первых, пригласил шейпингисток на беседу с главным тренером, а во-вторых, удивился, что я жду его на улице, а не в кабинете.
— Воздух очень хороший. И вечер тоже… — объяснила я. — Теплые деньки-то скоро кончатся.
— Да, — согласился Навашин. — Я, кстати, освободился, мы можем ехать.
— И куда же поедем? — с улыбкой спросила я.
— Думаю, что в «201». — Так назывался один из центральных баров, находившийся в подвале на единственной пешеходной улице города.
— Что, на тебя спортивный режим не распространяется? — лукаво спросила я, незаметно переходя с ним на «ты».
— Во-первых, водку пить я не собираюсь, а во-вторых, у Гараева довольно часто коротит башню, и искры летят во всех подряд. И сегодня он так меня достал, что просто необходимо отдохнуть.
Мы уселись в его «Опель», и вскоре, совершив круг по центральным улицам, машина остановилась на перекрестке с пешеходным проспектом. Навашин припарковал ее в ряду блестящих иномарок между «Мерседесом» и джипом «Чероки».
Дальше нужно было идти пешком. Наступал вечер, отовсюду гремела разностилевая музыка, на проспекте тусовалась молодежь. Совсем рядом с баром на небольшой площадке народ развлекался караоке. Я не удержалась от улыбки, когда увидела, как лысый парень в черной майке, обвешанный цепями, пытался поразить собравшихся познаниями в рок-классике.
«Йестер-дэй! Олл май тр-раблз симт со фар эвэй!» — орал он в микрофон жутко лажовым голосом, не попадая в тональность. Несмотря на все это, девушка, которая пришла вместе в ним, явно была в восторге.
— Пойдем вниз, там лучше поют, — сказал Эдуард, беря меня за локоть и указывая на подвальчик, над которым светились крупные цифры «201».
Он пропустил меня вперед, и мы вошли в слегка затемненное помещение. На небольшой эстраде четверо музыкантов тихо изливали свою в данном случае ностальгию, облеченную в форму ненавязчивого джаза.
Эдуард заказал мороженое и кофе для себя и мартини для меня и, придав лицу задумчивое выражение, начал откровенно заглядывать мне в глаза. Я поспешила отвлечь своего спутника и перевести беседу в деловое русло.
— Эдик, — доверительно начала я, — мне надо, чтобы ты рассказал мне о команде. Словом, дал характеристику тренерам и игрокам.
Навашин не заставил долго себя упрашивать и вскоре уже выкладывал мне информацию обо всех и вся порцию за порцией.
— В общем, защита у нас слабая. Вся бухает напропалую, особенно толстяк Уфанов. Но чтоб свалить такую тушу — алкоголя надо много. Как-то он даже на поле под этим делом вышел, и ничего. Андрюха Семушкин, воротник наш, тот ни-ни. Он вообще какой-то слишком уж наглухо пробитый, я порой удивляюсь, как у него хватает ума понимать, в какой угол бросаться за мячом.
— Тупой, что ли? — уточнила я.
— Угу. Но вратарь ничего себе. У нас даже купить его хотят на следующий сезон, в Москву… Зато полузащитники наши все как на подбор умные, — улыбнулся Навашин.
— А нападение?
Навашин тяжело вздохнул.
— Нападение у нас — это Глеб Крашенинников. Который, как ты отлично знаешь, сейчас выбыл из строя. Глеб у нас звезда местного масштаба. Бразилец Алдейро, который играет с ним в паре, — это так, скорее для понта. Я думаю, что в Рио-де-Жанейро на пляже таких Алдейро — каждый второй. По-русски понимает хреново, объяснять нужно ему все очень долго… Только мат выучил в совершенстве, сволочь, — улыбнулся Навашин. — Иногда как завернет по-своему, по-португальски, а между словами наше, родное и знакомое… Сидишь, слушаешь, и крыша едет потихоньку.
— Ну а руководство?
— Гараев — типичный самодур, почти истерик. Сумароков более выдержанный, он порой удачно компенсирует загоны нашего главного. Ну а я, администратор, — вот он весь перед тобой.
Навашин улыбнулся и взял меня за руку. Мартини уже достаточно рассосался в моем организме, музыка со сцены звучала весьма душевная, и я почувствовала, что мне это приятно. Этот человек, большой и несколько неуклюжий… Я явно чувствовала к нему симпатию.
— Таня, давай потанцуем, что ли? — чуть с хрипотцой произнес Навашин.
Я согласно кивнула и встала из-за столика. Во время танца почувствовала, как у моего партнера сильно бьется сердце. В другой момент я просто отметила бы, что очередной мужчина волнуется в моем присутствии, но сейчас этот факт пробудил внутри меня исключительно теплые и добрые чувства. Я сильнее обняла Навашина и почти всем телом прижалась к нему.
Потом мы еще некоторое время сидели за столиком вдвоем, о чем-то разговаривали, но я не придавала этому большого значения. Почувствовала только, что отдыхаю по-настоящему, может быть, первый раз за последние несколько месяцев.
Как-то само собой получилось, что Эдик пригласил меня к себе. Было уже около десяти вечера, и характер нашего дальнейшего общения был ясен обоим, хотя в открытую это не говорилось ни мной, ни им. Просто я почувствовала, что нами обоими владеют одни и те же импульсы.
Мы вышли из бара, прошлись пешочком по улице, а потом Эдик, щелкнув дистанционкой, открыл дверцы своего «Опеля». Вскоре мы уже катили по вечерним улицам города.