– Извольте, любезный… – извозчик быстро пришел в себя, – куда господин ехать изволят?
– В аэропорт, милейший. Да побыстрее. Поторопишься – не обижу.
– Сей секунд, господин хороший. Сей секунд…
03 марта 2017 года. КабулВылетев из столицы Империи самым ранним утром, днем я уже был в Афганистане. В Кабуле…
В аэропорту было все спокойно, но я заметил, что рейс на Баграм (а был и такой, летал небольшой турбовинтовой самолет для специалистов) числится как отмененный. Подходить к администратору и спрашивать о причинах я не рискнул. Вместо этого я вышел на площадь, оглядел полусонных от жары усатых нафаров, кликнул такси и приказал везти в центр. В центре города у нас было что-то вроде секретной базы на территории, рядом с бывшим зданием «Радио и телевидение Афганистана» в охраняемом, так называемом «посольском», квартале. Секретной, конечно, для посторонних, для своих-то секретов не было – просто вывеска на здании обозначала не то, что было на самом деле. Совсем рядом был парк, разбитый на месте взорванного здания МВД Афганистана – он помогал помнить то, что необходимо было помнить каждую минуту.
Конечно же, в этом здании у меня был свой кабинет, как и у всех – только с номером на двери, без присутствия, без секретаря, без адъютанта. Я открыл его своим ключом, закрыл изнутри им же, наскоро проверил – чисто. Открыл сейф, включил машинку для уничтожения бумаг и принялся за дело…
Через какое-то время в дверь постучали.
Оно самое…
Я открыл дверь. Один человек…
Человек был мне знаком, но плохо. Молодой, с бакенбардами по старой моде… почему-то они снова стали входить в моду в последнее время… в форме полковника бронекавалерии… я где-то сталкивался с ним, но мы не были представлены лично.
– Чем обязан? – сухо спросил я, поднимаясь и протягивая руку, но без улыбки.
– Корнеев. Полковник Корнеев.
– А по имени-отчеству?
– Александр Ильич, будьте любезны.
Да… блестят глаза, блестят. Молодой… торжество скрывать не умеет. А надо уметь.
– Мы с вами не представлены, ведь верно?
Молодой человек сел напротив меня
– Верно. Но у нас есть общие знакомые, поэтому я счет нужным… не искать возможности, скажем так.
– Общие знакомые?
– Князь Абашидзе. Я имею в виду господина Аслана Абашидзе, ныне покойного.
Да, дорогой, это ты. Посланник…
– Припоминаю, припоминаю. Отставной генерал-губернатор Междуречья.
– И патриот.
– Ну, чувство патриотизма у него своеобразное… собственно, чем обязан?
– Чем обязан… в общем-то мы хотели просить вас о небольшой помощи.
– Какой именно, сударь?
– Одним днем ранее в Санкт-Петербурге вы убили Саида Алим-бека, ротмистра гвардейской кавалерии. Это прискорбно, но не смертельно, в конце концов, – незаменимых нет, верно ведь?
– Я не убивал ротмистра Алим-бека. Мне кажется, вы злоупотребляете гостеприимством, сударь…
– Убили, сударь, убили. Мне плевать, как и зачем вы это сделали, возможно, даже из каких-то праведных побуждений. Но мы хотим с вами дружить, вы сильно пригодитесь нам в будущем – и в ближайшем, и в отдаленном. Чтобы между нами не осталось недопонимания – вы ведь убиваете не первый раз, верно?
С этими словами полковник сунулся в карман и достал мобильный коммуникатор. Включив функцию воспроизведения видео, подтолкнул его ко мне.
Ну… этого следовало ожидать. Странно, что это не произошло раньше. Черная гвардия, кто ж еще. Тогда, на Востоке, я попытался противостоять ей, находясь в должности Чрезвычайного и полномочного посла в Персии и пытаясь найти концы в гибели своего друга, князя Владимира Голицына, который долгое время служил на Востоке, дольше, чем я, и первым заподозрил неладное. Тогда мне удалось выйти на генерал-губернатора Междуречья, князя Абашидзе, который и возглавлял самосудные расправы и террор. Ради того, чтобы стать одним из них, мне пришлось совершить убийство, причем убийство, которое засняли на видео. Но князь Абашидзе был убит, и нить на этом оборвалась. Дальше мы почти не копали, только нашли одного урода – профессора в Берлине, и, чтобы наказать его, забрали все его деньги, нажитые предательством. Но дальше копать не стали – а напрасно.
Теперь все это здесь. Это и в Персии было, я теперь уверен.
– Интересно… – сказал я, – и что вы с этим собираетесь сделать? Показать по телевидению?
– Как вариант.
– Да показывайте. Вы в курсе, что у меня есть североамериканское гражданство до сих пор?
Я не был уверен, есть оно у меня или нет на сей день… в САСШ много чего произошло. Но тут пришло в голову, что раз Майкл родился на североамериканской земле – по североамериканским законам и я, и Юлия имеем право претендовать на получение гражданства без испытательного срока…
Мысли в голову лезут…
А этот гаденыш… зашевелился… видимо, просто не рассчитывал на такое. Прорабатывал варианты переговоров – а на такое не рассчитывал.
Интересно, попытается взять на патриотизме? Или угрозами?
– Да, нам известно о вашей деятельности в Северо-Американских Соединенных Штатах, – сказал полковник, явно чтобы потянуть время.
– Вам ничего об этом не известно, – резко сказал я, – не врите. Кстати, Алим-бека я не убивал, но убил кое-кого другого из ваших. Это вас никак не смущает, когда вы предлагаете мне сотрудничество, нет? У вас не принято – один за всех и все за одного.
Думал «повысить градус» еще выше, но сразу, по непроизвольной реакции, понял, что допустил серьезную ошибку. Полковник улыбнулся, показав белые, как снег, зубы. Значит, либо совсем недавно здесь, либо и вовсе – прилетел утром. Зубы у всех здесь плохие – вода сказывается.
– Панкратова? Да скатертью дорога, ни дна ему ни покрышки. Он совсем ошалел от жадности, мразь. Позорил нас и наше движение. Для него деньги были целью, а не средством. Он был нам нужен – но, чтобы вы знали, мы все равно собирались расстрелять его, как только придем к власти. С такими нам не по пути. И ни с кем не путайте нас, сударь, не нужно. Наша мотивация вовсе не выражается в деньгах.
– И в чем же она выражается, позвольте спросить?
– Вам никогда не казалось, господин адмирал, что наша история неким образом… застряла в какой-то яме? Двадцать первый век на дворе, а у нас все еще абсолютная монархия. Право же, перед людьми стыдно.
– Предлагаете привести к власти Думу?
– Ну что вы, право. Конечно, я… не в тех чинах, чтобы говорить об этом, но все же рискну. Полагаю, вам известны настроения народа: все хотят ответственное правительство[4]. Но мы-то с вами понимаем, что такое Дума и каким может быть ответственное правительство. Дума – это сборище краснобаев, которым Его Величество в неизречимой мудрости своей дал трибуну, памятуя завет своего великого предка Петра – дабы тупость каждого видна была. Однако, население заражается вредными и угрожающими стабильности идеями именно оттуда. В свою очередь, ответственное правительство, назначенное Думой, будет не более чем сборищем агентов деловых кругов, каждый из которых будет преследовать свои собственные интересы.
– Я, собственно, не понял – так что же вы хотите поменять и ради чего?
– Охотно объясню. Народу бессмысленно что-то втолковывать, ему надо дать почувствовать это. Сейчас все больше и больше молодых людей заражаются вредными и политически ошибочными идеями демократизма. Интеллигенция влияет на умы масс. Но настроение толпы изменчиво. Через несколько месяцев, когда жить станет намного хуже, чем сейчас, а попытка демократизации придет в тупик, мы будем встречены овациями толпы, и толпа же выдаст нам своих вчерашних лидеров на расправу.
– Военная диктатура? – спросил я. – Желаете повторить аргентинский вариант?
– А почему бы и нет? В столицах немало людей, которые заслужили виселицу без суда и следствия. Да и в целом… это лучше, чем царствие велеречивой царственной проститутки…
Последнее полковник сказал очень и очень напрасно, потому что у меня в кабинете – старая, оставшаяся еще с Мексики привычка – под столом, прикрепленный широкой полосой скотча, ждал своего часа пистолет с глушителем. И сейчас он пригодился – я отодрал его и, прежде чем полковник успел что-то понять, выстрелил и убил его.
Зачем я это сделал?[5] Затем, что есть одно правило, которое не мешало бы помнить любому: если ты живешь по законам беспредела, не удивляйся, если и с тобой поступят по законам беспредела. И не веди себя так, как будто Бога нет над нами. Эти люди давно шагнули за грань допустимого, они на моих глазах бессудно и беззаконно расправлялись с людьми, они плели интриги, а теперь – умышляли на государственный переворот и свержение Монархии. Италия, Аргентина… а теперь и нам предстояло испить ту же чашу. Если кто-то их не остановит.
Если удастся предотвратить государственный переворот – я буду прав по определению, ибо присягал Его Величеству каждым своим действием и намерением укреплять Престол. А если не удастся… придется бежать, но мне, увы, не впервой…