Катя подумала: естественно, патрульные в тот момент не приглядывались, столько народу на ярмарке, машину узнали, что называется, «по привычке», всем местным она примелькалась в городке. И только потом, когда стало известно об убийстве, они вспомнили.
Она закрыла дело. И это все? Никаких вещественных улик на арестованного парня, лишь свидетельские показания. Та драка 2 мая… И то, что все свидетели в один голос практически твердят, что у Султанова имелся веский мотив для убийства – неприязненные отношения, месть и…
Черт, но половина этих свидетелей показывает также, что этот Султанов прежде «звал Марию замуж». Ревность? Обида за оскорбления? Или еще что-то… Страх, что ей известна правда о том, что та авария на ночной дороге не была случайностью, что ее жених не просто погиб, а его убили, убрали с пути?
Но тогда где же тут место признанию отца Лаврентия? При чем здесь священник?
Следователя Николая Жужина она отловила возле дежурной части, в начале коридора, ведущего в изолятор временного содержания.
– Возвращаю вам дело, спасибо. А та драка 2 мая у кофейни…
– Обратили внимание в показаниях? Правильно сделали, с нее многое начинается. Возможно, со временем мы даже объединим эти уголовные дела – хулиганские действия и последующее убийство. К сожалению, она… потерпевшая, сама спровоцировала ту массовую драку на почве национальной розни. Довольно опасный прецедент. – Жужин забрал дело. – Что из чего вытекает, должно стать понятным в суде. Есть вещи, которые люди, живущие в пределах видимости Эльбруса и Бештау, не прощают. Парень мог как угодно в прошлом к ней относиться, даже очень хорошо, даже любить, но если в его адрес ею были сказаны такие слова, как записано у нас там, в протоколах об этой массовой драке, он должен был как-то отреагировать. Иначе соплеменники его бы не поняли. Вот он и отреагировал соответствующим образом.
– Но Султанов в убийстве не признался. Там вообще только два протокола его допроса и везде одна и та же запись: «От дачи показаний отказываюсь».
– Иногда это самый верный способ защиты. Чем меньше говоришь на следствии, тем меньше путаешься в своих словах.
– Но вы на него и материальных улик не добыли – ничего нет в деле: ни следов крови в его машине или на его одежде.
– Мы искали очень тщательно, не нашли. Отсюда следует вывод – умный преступник, дальновидный и осторожный.
– Но вы…
– Мы выяснили главное – у Султанова на момент убийства, на весь тот вечер с 17 часов и на всю ту ночь до утра, когда его дома задержали, нет алиби. Вы на это обратили внимание?
Катя спохватилась – это она пропустила в показаниях.
– Там лишь протокол допроса его матери, которая подтверждает, что он весь тот вечер находился дома. А это не алиби. Какая мать так не скажет, когда сына подозревают в убийстве? Нет алиби и есть веский мотив, над остальным мы пока работаем, – Жужин вздернул подбородок. – Расследование не окончено, а тут этот поп со своей… я даже затрудняюсь это назвать – фантазией, шизофренией. Да нет, нормальный он!
– Молиться они закончили?
– Закончили. Те, от архиепископа, уехали. А он вернулся в камеру. Он не хочет никаких контактов. Вы зря потратили время, приехав сюда. Вряд ли вам удастся побеседовать.
– А завтра? – спросила Катя.
– Завтра я целый день работаю со свидетельской базой по отцу Лаврентию.
– Вы отыскали свидетелей?
– А вы думаете, мы тут сложа руки сидим? Я уже всем позвонил и отправил с оперативниками повестки. Так что завтра с утра начнем…
– Мне присутствовать можно?
– Как хотите.
После этого равнодушного напутствия оставалось только одно – вежливо попрощаться: до завтра.
– Куда вас отвезти? Домой поедем в Москву? – осведомился главковский шофер в машине. – Я тут уже седьмой сон вижу, вас дожидаючись.
– Да, домой… Ой нет, подождите, у меня тут еще одно поручение.
Усталая Катя действительно вспомнила и о другом поручении полковника Гущина. Федор Басов, охранник на стоянке торгового центра. Какой в нем прок, раз его уволили? Но все же Гущин просил, и раз она здесь, в Новом Иордане…
– Заедем сначала в торговый центр – вот у меня тут записано: «Планета».
Однако на стоянке у торгового центра «Планета» Катя узнала, что охранник Басов уже успел смениться. Тогда Катя протянула водителю бумажку с домашним адресом этого типа. И через пять минут (в Новом Иордане все расстояния укладывались в пять-десять минут) они уже въехали в квартал блочных «хрущевок», окруженных буйно разросшимися палисадниками. У въезда во двор пыхтел мусоровоз.
– Я не знаю, сколько тут пробуду, – Катя с тоской смотрела на окна: что еще выдумал полковник Гущин, зачем ей этот уволенный остолоп? – Вы езжайте, я сама потом как-нибудь доберусь.
В дверь нужной квартиры она звонила очень долго. Никто не открывал, и она внутренне возликовала: дома никого. И зачем только машину служебную отпустила? Теперь на автобусе до метро трястись, но это ничего. Главное – «их дома нет», так она и доложит завтра полковнику Гущину.
Но тут в квартире что-то грохнуло, за дверью завозились, щелкнул замок без обычного пугливого окрика «Кто там?», и Катя узрела голый мужской торс.
Сначала только это, потому что торс и плечищи заслонили собой весь дверной проем, нависая мускулистой громадой. «Весь татуированный!» – испугалась Катя.
А потом глянула в маленькие глазки обладателя роскошной мускулатуры.
Он был очень молод, но казался старше своих лет из-за массивности фигуры. Рельефная мускулатура как-то странно сочеталась с полнотой – он производил впечатление толстого парня! Что-то медвежье, медлительное в облике, и вместе с тем он здорово походил на актера Траволту из старинного «Криминального чтива» – вот только волос до плеч не носил, стригся коротко.
– Здравствуйте, – пропищала Катя, внезапно ощущая себя маленькой и слабой, как комарик перед горой. – Вы Федор Басов?
Он пялился на нее, как ей показалось в тот момент, тупо. Маленькие медвежьи глазки сонно моргали, одной рукой он уперся в дверной косяк, а другую держал за спиной, что-то там пряча.
– Я Басов.
– Капитан Петровская Екатерина из Управления подмосковной полиции, я по делу об убийстве девушки, тело которой вы обнаружили в Гнилом пруду, – Катя старалась сразу «подавить», «сразить» его обилием сведений о себе, но поражалась, как противно тонко звучит ее голос сейчас. – Мне надо с вами поговорить, мне сказали, что вы окажете любую нужную мне помощь.
С этим она, пожалуй, хватила через край. Но в тот момент ей было уже все равно. Лучший вариант, чтобы этот громила захлопнул дверь у нее перед носом. И тогда, бормоча «спасибо, спасибо, извините за причиненное неудобство», она бы скатилась по лестнице и с песней полетела бы назад в Москву. Этакий страхолюд татуированный, и с таким работать? Вести дело? Да он пальцем придушит и не заметит. И за что-то ведь его «не взяли в полицию». О, она теперь знает за что – за эти вот татуировки: дракон какой-то сине-красный, чуть ли не иероглифы на бицепсах выколоты.
– Кто сказал?
– Что кто?
– Кто сказал насчет оказания помощи?
Голос его звучал спокойно, низко.
– Шеф криминальной полиции полковник Гущин.
– Проходи.
Он отступил, открывая путь Кате в квартиру, нет, в свое логово, как тот людоед из сказки, что так и не съел маленького, ушлого мальчика с пальчик.
Девочку с пальчик… При своем высоком росте на каблуках Катя ощущала себя карликом. Квартирка оказалась тесной и уютной, захламленной, как и все давно и капитально обжитые дома наши, однако какой-то «половинчатой» – так показалось Кате.
Прихожая, кухня и одна из комнат – вполне нормально обставленные, набитые вещами. В комнате все чин-чинарем – уютнейшая лампа на столике у кресла, и корзинка с разноцветными клубками, и пропасть цветов в горшках на окне, и плед китайский с мордой тигра полосатой из оранжевого плюша. А вот другая комната – меньшая по размеру, куда открывалась дверь из прихожей: голые стены и пол, устланный циновками. И еще какой-то помост, или топчан, или ложе – деревянные доски, тощенькая циновка на них небрежно кинута и деревянный валик вместо подушки.
Только гвоздей не хватает. Окно полуприкрыто старой бамбуковой шторкой. В нише у окна над изголовьем деревянного ложа черной краской намалеван криво, с потугой на каллиграфию какой-то иероглиф.
Федор Басов встал посреди этой японско-китайской голизны, уперев мускулистые длани в бока. И в этот момент Катя узрела у него в правой руке пистолет.
– Вы так всех в дверях встречаете, Федя, вооруженный? – осведомилась она. И голос ее уже звучал нормально. Нормально звучал! От комариного писка и следа не осталось, и от растерянности первоначальной, и от удивления.
Он не успел ответить, в двери щелкнул замок, кто-то открыл ее снаружи ключом, и в квартиру ввалилась толстая румяная блондинка здорово за пятьдесят в пестром сарафане и кофте внакидку с пятью бутылками пива в руках и большим пирогом на фарфоровой тарелке.