Шалли привстал и, сев поудобней, кашлянул.
- Ну, что ж, извольте. Секретов технологии и методов достижения вы не спрашиваете, следовательно, монополия все равно у меня, а что до общих черт работы, то, пожалуй, труда мне это не составит. Видите ли, структура окружающего нас с вами пространства не является однородной средой, она, скорее всего, представляет собой наиболее крупномасштабную среду физического вакуума.
И, учитывая это, я решил проверить существовавшую еще задолго до меня гипотезу о том, что сложные процессы, происходящие в организме человека, способны порождать не менее сложные образования во многих средах, подобные следу на песке. Хотя наилучшим примером может служить случай, когда вы на ярком свету смотрите на какой-то предмет и, убирая глаза в сторону и продолжая моргать, видите очертания этого предмета еще длительное время. Хотя бы ту же светящуюся нить лампочки.
Разумеется, что на все это влияет и местонахождение, вследствие неоднородного существования физического вакуума и температура магнитных полей и все прочее, но суть остается незыблема. Я не слишком усложняю, вам понятно, уважаемый борец за веру?
- Не поддевайте, ни к чему это, я все прекрасно понимаю. Для беседы с вами не первого же попавшегося брать будут, так что не волнуйтесь, я смогу отделить суть от ведущего к ней.
Шалли пригнулся и лег.
- Ну, так вот, есть такая штука, как аксионный газ, вот он-то и является носителем этого отпечатка человека и образовывает макроквантовые пространственные структуры, подобные увиденным.
Мое достижение заключается в том, что я сумел с помощью чувствительных фотоумножителей вычленить составляющие колебаний этих отпечатков. Кроме того, я зафиксировал эту пространственную структуру. Ну, а потом сделал самое важное, дорогой мой. Я на компьютере определил характер соответствия процессов биофизических в человеке и их собственного отражения в отпечатке, что и привело меня к результату более важному, чем промежуточные успехи с фиксацией и прочим. Все это стоило мне трех лет жизни. Трех лет, которые мне никто не вернет, но которые я прожил не зря, я доволен, они окупятся с лихвой, как только я оглашу результат.
Бородач снял пиджак и кинул его в угол.
- Не пудрите мне мозги, Шалли, я это знал и без вас из отчетов вашего института за каждый месяц. Это потрясает, но это не главное. Что является конечным пунктом в ваших исследованиях, каков результат? Что там, что же это за отпечаток? Вы ведь прекрасно понимаете, что влезли в святая святых всех людей, особенно верующих. Вы добрались до нашей души, Шалли, и я хочу слышать про нее все, что вам удалось похитить у бога, все, до последней запятой, из той информации.
Что и как вы намерены делать с этим, об этом мы поговорим позже, а сейчас о том, что же это все-таки оказалось. Что это - душа человека? Лицо его было дрожащим, глаза смотрели, не видя перед собой ничего.
Шалли помассировал глаза и провел рукой по лицу. Он вдруг с обжигающей ясностью вспомнил свою жену. То время, когда они еще были только знакомы. Кто знает, может быть, это именно она, сама того не подозревая и не собираясь что-то делать подтолкнула его, занимающегося тогда черт знает чем, а не серьезными исследованиями, на мысль обо всем этом. Может, именно ее воспоминания были ключом от двери, за которой долгий коридор исследований вывел, наконец, его к той цели, к которой он подсознательно рвался, как ученый, всю жизнь. Шалли вспомнил тот вечер, тихое уличное кафе и тот столик, за которым они сидели.
- Ты сегодня какой-то грустный, что-нибудь случилось? - Она взяла его руки и ласково погладила ладонь.
Шалли накрыл второй рукой ее руку и слегка пожал ее, выражая благодарность за беспокойство.
- Так, мелочи, я думаю, об этом не стоит, давай лучше о тебе. Ты что-то говорила о своей бабушке, она была какой-то необычной, я слышал. Расскажи, если не трудно.
Она улыбнулась и, кокетливо наклонив голову, спросила:
- А тебе это будет интересно?
Он утвердительно качнул головой.
- Ну, хорошо, только не сердись, потому что это бывает только тогда, когда я не вижу тебя. Ты ведь так часто бываешь занят у себя на работе.
Временами, когда мне бывает особенно грустно, я сажусь за письменный стол и достаю из множества его ящиков пачки старых фотографий. Обычно это бывает вечером. Полузатемненная комната как бы преображается, и я уношусь в мир своих воспоминаний и фантазий. Странно, но я вроде и не такая старая, а поведение, подобное этому, в юности без колебания назвала бы старческим, усматривая в нем безысходность реальной жизни, соответственно зовущую к облегчению, которое находят в путешествие по прошлому. Нет, прошлое нисколько не было ярче или интереснее будущего или настоящего, но именно в нем всегда почему-то находится все то, что уже безвозвратно ушло и, увы, обречено не повториться.
Моя старая бабушка, она была чрезмерно добра ко мне. Видимо, правы те, кто говорят, что внуков, по непонятным причинам, любят больше, чем детей. Как сказал кто-то, может быть, потому, что они приходят к старикам во времена увядания яркими и манящими полнотой жизни цветами. Может, так, а может иначе, но бабушка меня любила гораздо больше, чем моих родителей. Они были уже взрослыми людьми, у них была своя жизнь, наполненная каждодневными бытовыми и рабочими заботами. Они были полноправными членами общества и полноценными его участниками. Я же была, в силу, возраста, вне этой среды. Потоки ехавших на работу и по делам воспринимались мной, как нечто постороннее, не мое, тревоги и беспокойства людей мало трогали меня и мой маленький детский мир. Хотя тогда он совсем не казался мне таким маленьким.
Кажется, именно это и делало мои отношения с бабушкой столь близкими по духу. Хотя, разумеется, ничего общего в нас, кроме этого маленького нюанса и родственных отношения, пожалуй, и не было. Даже по вкусам мы были разными людьми. Бабушка признавала только духовную близость, неизбежность хороших отношений, зависящую от условий, в которых люди находились, она категорически отвергала.
- Вы можете быть братьями или сестрами, но это еще ничего не дает, говорила она своим посетителям. - Прежде всего, вы должны чувствовать друг друга, знать, что друг другу вы нужны.
Посетителей, кстати, всегда хватало.
Хотя бабушка и не относилась к легендарным личностям, скорее, это происходило только лишь из-за ее собственного нежелания. Я часто и все время, как впервые, не переставала удивляться тому, что даже на сеансах знаменитых мастеров своего дела и то воздействие их возможностей распространялось совершенно не на всех. Бабушкины же посетители, все без исключения, уходили, буквально потрясенные произошедшим. Обнаружив в себе подобные способности уже в довольно зрелом возрасте, она, спустя несколько лет, перешла к ним полностью и безвозвратно. Жизнь, работа и все прочее обесценились для нее, стали прахом, не стоящим гроша. Способности ее были не из тех, надо сказать, что у известных гипнотизеров или излучателей биоэнергии.
Стараясь вспомнить подробнее и на основании этого более точно сформулировать для себя ее талант, точнее, ее дар, я долго не могла добиться ясности в сборе множества фактов и дел. Пытаясь хотя бы бледной тенью того, что было на самом деле, но кратко и ясно выразить это так, чтобы понял хоть кто-нибудь, кроме меня, я пришла к выводу. Наиболее вероятно, что бабушка была кем-то вроде граничного существа между нами и теми, с чем она нас связывала. Это, разумеется, весьма однобоко, ведь она могла еще очень и очень многое, но центральная ее задача, по-моему, была такова.
Сколько раз я заново пытаюсь создать для себя объяснение того, чем она занималась, и все время ничего не получается. Кажется, что для определения ее занятий и то нужно иметь талант описывать, что же до самих занятий, то пересказывать их никому не хочу и не буду. Лишь сама для себя, не для познания того, что было, это бесполезно, я уже убедилась. А для удовлетворения непонятного самой себе желания я начинаю подробно вспоминать все, что видела и слышала от бабушки. И тогда все вокруг наполняется каким-то смыслом, становится ярче и интереснее, проще и понятнее. А маленькая девочка, которая сидит рядом со своей старой бабушкой, узнает то, чего старая женщина ни за что и никогда бы не рассказала взрослым. Ведь дети по-своему мудры. Придерживалась ли тех же понятий бабушка или нет, неизвестно, но временами внучка узнавала такое, что мечтали бы знать академики и лауреаты, профессора и доктора наук. Рассчитывала она, что я запомню все это, наверное, нет, потому и говорила так легко и просто, но я запомнила. Запомнила каждое слово и жест, каждую интонацию ее поразительных откровений.
* * *
Шторы были занавешены, и мрак комнаты освещали лишь три свечи, поставленные в старинный серебряный канделябр. Бабушка сидела у стола. Напротив, положив руки ладонями вниз и пристально глядя на нее, сидел пожилой мужчина в черном костюме.