Он уже садился в машину, когда вспомнил, зачем хотел увидеть Леру, но в офис к ней не вернулся. Дома поговорят. Если будет настроение… Может, и не нужно делиться с ней своими соображениями. Если жена не посмела изменить ему со своей школьной любовью, то и Сотников не подложит свинью. В конце концов, он получил свои двести тысяч, и ему не с руки дожимать жертву, провоцируя ее на опасное противодействие…
Глава 3
Облака на небе тонкие, похожие на изорванные, изодранные, вывешенные на ветер пуховые платки, солнце светит сквозь них ярко, но не жарко, в такую погоду приятно загорать, хотя и опасно – не заметишь, как обгоришь. И у реки с удочкой хорошо стоять – солнце мягко греет, ветерок ласкает, навевая сладкую, настоянную на свежем воздухе дрему. Но недосуг Михаилу Викторовичу, дела насущные, какой может быть отдых, когда вокруг кипит работа? Башенный кран гудит, в звонком перестуке стальных колес перемещаясь по рельсам, бетоновоз фыркнул, выхлопнув из трубы черную копоть, урчит у него в железной утробе, густо булькает. Прораб сально крикнул, подгоняя подсобного рабочего – начальство подъехало, а он как сонная муха…
Строится дом: всего три этажа из четырнадцати осталось, а квартиры уже продаются, и неплохо, а это прибыль – святая святых любого бизнеса.
И все-таки деньги не самое главное. Людям нужно жилье, Гордеев строит, пусть и не безвозмездное это дело, но для общества нужное. Это раньше он, как паук на мухах, паразитировал на человеческих интересах, высасывая из людей кровь, а сейчас от него никакого вреда, только польза. Эта мысль грела самолюбие и успокаивала совесть…
По соседству поднимался к небу такой же высотный дом, но это строился конкурент, которого можно было рассматривать и как партнера по освоению нового микрорайона на южной окраине города. Чем больше здесь будет домов, тем быстрей городские власти примут решение о строительстве школы, правда, тогда возникнет вопрос, кто этим займется, кому достанется ценный приз в тендерной схватке. У Гордеева были свои лазейки, он знал, к кому обратиться, как подмазать, выгадывая преимущества в конкурентной борьбе, но и у Федосова есть свой административный ресурс, а финансовые возможности у него более чем серьезные, тут с ним тягаться сложно, если вообще возможно…
Михаил Викторович собирался уезжать; осторожно ступая через грязь, он подходил к своей машине, когда появился Федосов. Черный, сверкающий на солнце «Майбах» неторопливо выкатился из ворот, закрывающих подступ к соседнему объекту, свернул на дорогу, ведущую к шоссе, немного проехал, остановился, сдал назад, направляясь в его сторону. Гордеев старался не обращать внимания на эти маневры, он сел в свою машину и вышел из нее лишь после того, как Федосов явил ему свою персону.
Это был среднего роста, коренастый, крепкой рабоче-крестьянской закваски мужик, на котором строгий костюм от Бриони смотрелся как на корове седло. Волосы жидкие, как их не вспушивай, черты лица крупные, сермяжные, кожа грубая, дубленная на ветрах и холодах, а загар прилипал к ней быстро и намертво, как у колхозника, который с утра до ночи работает в открытом поле на палящем солнце. Взгляд у него хитрый, пытливый, но это лукавство опять же как у крестьянина, который по трудолюбию своему вплотную приблизился к простому купеческому сословию, не просматривалось в нем изощренное иезуитское шельмовство, хотя способен он был на многое.
– Ну, здравствуй, Михаил Викторович! – Федосов раскинул руки, как будто собирался обнять Гордеева, но всего лишь протянул ему крупную, шероховатую на ощупь пятерню.
Жил он богато, и особняк у него такой, на какой Михаил Викторович только нацеливался, но, видимо, земля тянула его к себе, не брезговал он поработать лопатой или косой на свежем воздухе, оттого и рука у него мозолистая. И хватка крепкая – будь Гордеев слабаком, у него бы кости от рукопожатия затрещали. Но не повезло Федосову, не на того нарвался.
– Я смотрю, дела твои в гору идут! – Он кивнул в сторону дома и взглядом быстро вскарабкался по этажам.
– А куда они денутся, Юрий Васильевич? Дела идут, контора пишет, все рядком да ладком. А вас, я смотрю, что-то беспокоит?
– Думаешь? – Федосов глянул на него с насмешкой, за которой скрывалась легкая досада.
«Надо же, раскусили!»
– Вижу.
– Слышал я, к следователю тебя вызывали.
Гордеев покачал головой, с насмешливым укором глядя на собеседника. Ну разве ж можно так прямо в лоб выдавать свою осведомленность, за которой может просматриваться и прямая причастность?
– Ты только не подумай, что я здесь каким-то боком, – нахмурился Федосов, уловив его мысленный посыл.
– Как можно? – усмехнулся Гордеев.
– Одну землю осваиваем, одни проблемы на всех… Может, про меня что-то спрашивали?
– Да нет, не о том разговор был…
– А о чем, если не секрет?
– Секрет.
– Может, проблемы какие-то?
– И не мечтай! – Гордеев с намеком перешел на «ты».
Достал его Федосов своей душевной простотой, нет желания с ним разговаривать, и пусть проваливает, если нечего сказать, кроме как нос в чужие дела совать.
– Ну, смотри… Если вдруг что, я могу твое дело выкупить.
– Дело?! Выкупить?!
Гордеев смотрел на собеседника пристально, с пронизывающим подозрением, но тот как будто этого не замечал.
– В цене не обижу.
– Ой ли!
– Дай только срок, все возьму, вместе с заводами.
– Ух ты! Тебя и заводы интересуют?.. А газеты, пароходы?
– Какие пароходы? – не понял юмора Федосов.
– Да такие, которые ходят по рекам, дымят, дышать нормально мешают… Смотри, если узнаю, что ты меня под ментов подставил!..
– Я?! Тебя?! Подставил?! – вздыбился Юрий Васильевич. – Да за кого ты меня принимаешь?
– А вдруг? Ты к моей лавочке давно присматриваешься! – наседал Гордеев.
– Ну, присматриваюсь… И выкупить хочу… Но я тебя не подставлял… А если вдруг, то что?.. Что ты мне сделаешь? – Федосов смотрел на него зло, хищно, как тот кулак – на продразверстку.
А обрез у него имелся, и не один. Служба безопасности у него, связи в мире суровых людей без страха и упрека – он мог нанести очень болезненный удар, как в спину, так и в лоб. С таким человеком лучше не связываться, и Гордеев пожалел о своей несдержанности.
– Не продам я тебе бизнес! – отрезал он и повернулся к Федосову спиной.
Не стоило ему ссориться с этим далеко не последним человеком, но раз уж так случилось, то и замиряться с ним не нужно – во всяком случае, сейчас. Эффектно нужно уйти, на высокой ноте, чтобы у оппонента мурашки по коже пробежали от страха и восхищения, а потом уже можно и на мировую. Выждать, промариновать Федосова в собственных сомнениях и опасениях, а потом встретиться с ним и с чувством собственного достоинства извиниться.
А может, и бизнес ему продать? По рыночной цене… Вдруг все-таки он стоит за Сотниковым, вдруг это с его легкой руки началась смута? Если так, то продолжение следует. А может, кто-то другой мутит воду, и следствие потихоньку, пользуясь временным затишьем, обкладывает его флажками? Загонят в угол, набросят петлю на шею и зашвырнут в клетку…
Да, пожалуй, не будет ему покоя на земле, где он грешил на государевой службе, слишком уж много хвостов после него здесь осталось. Уезжать ему нужно, туда, где о нем никто не знает…
* * *Пальцы у Риты длинные, изящные, ноготки акриловые, на каждом – по букету фиалок; фиолетовые лепестки, зеленые листики, тычинки, пестики. Такими пальцами хорошо играть на фортепьяно, ловко перебирая клавиши, но Рита не училась музыке, к тому же в квартире отсутствовал инструмент. Зато здесь был Гордеев, он лежал в постели на спине, она – рядом, на боку, ее рука покоилась у него на животе, а пальчики беспорядочно блуждали по волосатой груди, поглаживая, постукивая, покручивая. Будь под ее рукой клавиши рояля, пальцы бы выбивали хаотические звуки, но в любовных утехах свой ритм, здесь главное не тактовый порядок, а душевный подход. А Рита принимала Гордеева с душой и сейчас, после громкого выплеска чувств, думала о нем, пальчиками отстукивая свои мысли, наигрывая ласковую, нежную мелодию, которую он слушал с удовольствием…
Мелодия складная, не лишенная смысла, но скучная, и в душу она не западала, не звала вперед, не вдохновляла на новые свершения. С тем же успехом он мог провести время в постели с Лерой, она бы лежала сейчас рядом с ним и точно так же выбивала пальчиками приятные ощущения. И не было бы никакой измены, и совесть бы не кололась…
Поднадоела ему Рита, не хочет он с ней больше, и засела занозой мысль поставить крест на их отношениях. Но как ей об этом сказать? Любит она его, привязалась к нему, и ей будет больно… Но выход все-таки был. Он всерьез подумывал о больших изменениях в своей жизни: продать бизнес и недвижимость, перебраться на новое место, начать все с нуля. Проблемы у него, приходится спасаться бегством, так Рите он и скажет, и она поймет. Он уедет, она его забудет – гордиев узел рассосется сам собой… Но уже вторая неделя пошла после скандального разговора с Федосовым, Гордеев позвонил ему, извинился за свое поведение, но с визитом у него не был, речь о купле-продаже не заводил. И с каждым днем его желание оставить все и уехать слабело, еще чуть-чуть, и оно совсем зачахнет. Со стороны Сотникова тишина, Федосов его простил, осознав собственную глупость, одним словом, гроза прошла – вырвала с корнями дерево на двести «тонн» «зелени», сыграла на нервах и стихла. Снова над головой чистое небо, мягкое солнце, а перед глазами – яркая улыбка Золотого Тельца. Дела идут в гору, прибыль множится, и нет желания разбирать накатанные рельсы, переносить их в неведомую даль…