Кстати, улыбнулась она, дружба-то до сего дня сохранилась – и очень может быть, что это куда лучше, чем неслучившийся брак. Поженились бы, шлялся бы Рудольф налево, она бы страдала, потом и до развода с битьем горшков дошло бы наверняка. А сейчас они встречаются хотя и не слишком часто, но всегда с удовольствием. Он ей на жен своих жалуется – уже третья, кажется? или пятая? – на детей, теперь вот о внуках вздыхать начал:
– Старшая-то моя напрочь в компьютерное приложение превратилась. Знаешь, Арчи, – он до сих пор называл ее этим придуманным когда-то давным-давно именем, – я уж и ума не приложу, как ее от ящика этого оторвать. Не поверишь, целыми днями, как приклеенная, сидит, носа из дому почти не кажет. И ладно бы делом занималась, а то так, обезьяньи радости. Нет, я не против технического прогресса, сам пользуюсь: почта там, поиск всякого нужного, новости законодательства и всего прочего, работа такая, надо руку на пульсе держать. Опять же электронные архивы куда удобнее бумажных: и места не занимают, и систематизировать одно удовольствие, и не чихаешь от них. Но Сонька-то никаким таким делом не занимается, только время убивает – типа с друзьями переписывается. Фоточками котиков меряются – у кого больше плюсиков соберет. Назвать это перепиской – все равно что вазу с гипсовыми яблоками на стол поставить, кушайте, гости дорогие! Родители даже психолога вызывали, а толку? Нет бы взяли ее да в поход какой-нибудь отправили, чтоб реальной жизни понюхала, или по Европам бы прокатили… Да хоть бы и силой! Но нет, они ж заняты ужасно… Ей-богу, лучше бы она по дискотекам, или как там они сегодня называются, бегала. Там, конечно, тоже не подарок, наркота в каждом клубном туалете, мне ли, модному адвокату, не знать?.. Но наркота – все же не обязательный элемент, а потенциальный риск. А так – какая-никакая живая жизнь. Помнишь, как мы…
Аркадия печально улыбнулась, вспомнив не «как мы», а собственного внука. Балька вон тоже часами в своем компьютере висит. То говорит – материалы учебные ищет, как с университета приноровился, так и теперь, в аспирантуре, теми же методами пользуется, то – вроде бы даже и подрабатывает. Ну может быть, может быть. И как приклеенный у монитора все же не сидит, «в свет» вылезает. Хотя как-то все по развлекушечкам. Да, пора, пора его в… как это Рудольф сказал? Пора Бальку в «живую жизнь» возвращать. Фамильное достояние должно попасть в надежные руки. Дверь пещеры Али-Бабы не всякому открыть можно, ох, не всякому. Даже если он внук родной.
Так что да, хорошо, наверное, что Рудольф Михайлович так и не превратился из любовника в мужа. Зато у Аркадии Васильевны есть хороший – надежный, что удивительно при его любовном легкомыслии – друг.
Забавно все-таки, что они с Кэт ни разу не поссорились из-за поклонников. Делить – делили, передавать друг дружке – передавали, иногда и вовсе, запав вдруг на одного и того же, мирно договаривались: ладно, этого бери себе, тебе он больше подойдет. Как будто о платьях речь шла, честное слово!
Так идти к Горностаеву на юбилей или… С Коленькой и впрямь давненько не виделись, но на подобном торжестве с виновником особо-то не пообщаешься. А значит, придется толкаться в наизусть знакомой тусовке, разглядывать наряды и драгоценности, перебрасываться фразами разной степени вежливости. Толстая Вика, супруга кого-то из «культурных руководителей», будет шипеть сквозь зубы: хорошо тебе, ты вон какая стройная, повезло с генетикой, ни килограмма с возрастом не прибавила, а другим никакие диеты не помогают, пухнет тело, как на дрожжах, и все тут, вон, говорят, от плавания хорошо худеют, так вранье все, если уж от природы заложено, то в бассейне хоть утопись, а вес не согнать.
Диеты ей, видите ли, не помогают. Видала Аркадия, как она пирожные трескает – а после глазки кругленькие, удивленные: я даже чай, говорит, без сахара пью, и все равно толстею, ужас!
Правда, в бассейн Аркадия Васильевна отродясь не ходила. И сейчас не станет. Не любила она бассейны. Не любила, как нынче модно говорить, от слова совсем. На курортах – будь то «бюджетная» Анталья или «элитные» Мальдивы с персональным бассейном (почему-то всегда в форме стоматологического лотка, вроде изогнутой для изящества фасолины) при персональном (ВИП! а как же!) коттедже – купалась только в море. Где упрямая, настоящая, неожиданная – живая! – вода не гладит тебя бессильными ладошками, а властно заявляет свои на тебя права. То в плечо со всего маху толкнет, как расшалившийся щенок – размером со слона, – то с головой накроет, то покачает нежно, успокаивая, убаюкивая, расслабляя, то, внезапно расшалившись, окатит обильными брызгами. Отплевываешься от горькой соленой влаги – и хохочешь от восторга.
Может, слетать на недельку в какое-нибудь Гоа? Где температура и воды, и воздуха круглый год плюс двадцать восемь. Или на Гавайи, к примеру? Вот прямо отложить все намеченное – и слетать, а? Похулиганить. Поучиться стоять на верткой доске, которую качает на своей тяжелой спине самый большой на Земле океан?
Вот только откладывать намеченное – дурная примета. Пути не будет. Так что вот прямо сейчас слетать к соленой воде не выйдет. И почему это около Москвы нет никакого океана? Или хотя бы моря. Только бассейны с их искусственными течениями и мармеладной водой. Ровно в мертвом корыте плещешься. Хотя многим вроде нравится. А у нее вот такой каприз: что бы там ни говорили о пользе бассейнов для поддержания пресловутой формы, не любит она их. Не лю-бит. И никогда не любила.
Зато пешком всегда ходила много. И спортзалом не пренебрегала. И в особнячке, когда ремонт делала, что-то вроде того оборудовала: шведская стенка, три-четыре тренажера, зеркало во всю стену с балетным станком. Ну и сауна рядом, и душ – циркулярный, жестокий, из трех стен сверху донизу струи лупят. Очень, знаете ли, тонизирует.
Так что в чем-то Вика права: ни килограмма Аркадия Васильевна с возрастом не прибавила. Да и не в килограммах самих по себе дело – в подвижности. Ее же до сих пор со спины «девушкой» окликают: подтянутая, стройная, шаг легкий, летящий. Ну, с лицом и шеей, конечно, не так все лучезарно. Когда-то, помнится, о подобном несоответствии говорили: сзади лицей, спереди музей. Впрочем, ей-то самой до «музея» еще далеко. Физические нагрузки в комплекте с контрастным душем очень, знаете ли, неплохо «консервируют». Вбухивать безумные деньги в косметологов, как любимая подруга Кэт, Аркадии всегда казалось… не совсем уместным, что ли. Ухоженность – это да, но чтобы без фанатизма. В конце концов, в их возрасте уже не губками пухленькими да щечками гладенькими внимание привлекают, а обаянием. Оно у Аркадии, может, и не такое сногсшибательно блескучее, как у Кэт, которая вся – фейерверк, растворенный в бокале шампанского, – но вполне, вполне. Очень даже обаятельное обаяние. Толпы поклонников, может, и нету, но двое-трое всегда наготове. И не какие-нибудь замухрышки или, паче чаяния, альфонсы малолетние.
Ох, надо бы все-таки Кэт как-то образумить. Этот ее, как она называет, «малыш» – не дело это, ох, не дело. Ведь почти что во внуки ей годится. И с места ее не сдвинешь – любовь, говорит, вот и весь сказ!
Когда Кэт называли легкомысленной, она только посмеивалась довольно: ну я же графиня Бобринская, еще бы не быть легкомысленной – при такой-то родословной! Действительно.
Первый-то из графов Бобринских вообще был, как известно, плодом того, что называется «преступной страстью». Впрочем, у венценосных особ «преступных» страстей не бывает – только неофициальные. Да и Екатерина Вторая при всей своей, так сказать, любвеобильности была дамой абсолютно прагматичной. Амурничала вроде бы напропалую, однако ж последствия сего лишь однажды случились, видать, не стала матушка-государыня императрица избавляться, пожалела. Все-таки Григорий Орлов, папочка незаконного отпрыска, был орел не только по фамилии и уж тем более не только в альковных игрищах. «Последствия» назвали Алексеем Григорьевичем, одарили графским титулом и соответствующим имением.
Кэт утверждала, что унаследовала любвеобильность и веселый нрав от самой Екатерины и даже как будто гордилась своим легкомыслием.
* * *– Ну, ты тоже, знаешь, не верх благоразумия. – Кэт смешно наморщила все еще очаровательный носик и махнула узкой ладошкой, подзывая официанта – мол, еще кофе, пожалуйста. – Эта твоя затея – авантюра чистой воды. Браслет-то не жалко? Я думала, он для тебя как часть тебя самой. Амулет. Талисман. Оберег. Как можно от собственного оберега отказаться?
Ресторанчик этот Аркадия обнаружила лет восемь, а то и десять назад – в начале двухтысячных. Ювелирный магазин «Аркадия Привалова» (почти на Тверской! хотя чего это стоило, вспомнить страшно), пройдя через все положенные трудности становления, уже заработал репутацию, доход стал вполне стабильным, и можно было наконец приняться за реконструкцию изрядно обветшавшего особнячка. Хотелось и безукоризненного быта, и чтобы не испортить. Как говорила – почти не в шутку – сама Аркадия: чтоб домовой, обидевшись на перемены, не сбежал. Но дело было, конечно, не только в домовом. Страшно было утратить привычную атмосферу семейного особняка, превратить его в безукоризненно комфортный и абсолютно безликий новодел. Но вроде все получилось.