За оградой, на высоте примерно в метре от земли, висел, или, скорее, важно покоился на воздушной подушке огромный каменный циферблат. Как и колонны, он утратил свою белизну так давно, что при мысли об этом Эрика пробрала дрожь. Лаконичные римские цифры, острые стрелки и тонкая черная окантовка… Часы производили впечатление величественности и неизбежности; рядом с ними Эрик почувствовал себя хрупким, недолговечным и несовершенным.
Часы стояли. Повинуясь непонятному порыву, Эрик решительно перелез через суровую решетку и обошел часы вокруг. С обратной стороны парящего циферблата торчал огромный ключ. Не долго думая, Эрик ухватился за него обеими руками и начал поворачивать по часовой стрелке. И едва он завершил первый оборот, как встрепенулись дремавшие механизмы, завертелись шестеренки, заскрипели пружины, и с тихим щелчком сдвинулась с места, начала свой неустанный обход минутная стрелка.
А Эрик будто причастился к сокрытой истине — он узнал главную тайну местных жителей.
У них у всех был механический завод.
Раньше Эрик, само собой, и понятия не имел, что такие — «заводные» — люди существуют на свете. Но, понаблюдав за горожанами, вскоре понял, что они и сами этого не знали. Они вели самую обычную жизнь — радовались и грустили, веселились и печалились, к чему-то стремились и в чем-то разочаровывались. Замедлялись, когда кончался завод, и снова начинали жить, когда силою случайных обстоятельств что-то или кто-то заводил их снова.
Горожане понятия не имели, что у каждого из них есть крохотная замочная скважина с ключиком, который стоит только немного повернуть — и жизнь словно начинается заново; опять появляются силы и стремления, желания и мечты.
Перво-наперво Эрик отыскал замочную скважину у Эммы. Ничто не доставляло ему большей радости, чем начинать каждое утро с того, чтобы добавлять ей полоборота ключиком. После этого она, и без того легкая и безмятежная, начинала лучиться радостью, освещавшей все вокруг.
Эмма долго допытывалась у него, как ему удается делать ее такой счастливой. Когда же Эрик наконец рассказал ей про крохотную замочную скважинку под мочкой ее правого уха, она потянулась туда рукой и изумленно заявила, что теперь и она ее нащупала. А потом сделала совсем уж неожиданную вещь — вынула ключик и недрогнувшей рукой протянула его Эрику.
— Держи, милый, пусть он всегда будет у тебя.
Вскоре Эрик научился отыскивать замочные скважинки и у горожан. Нарочно бродил по путаным улочкам в поисках замедленных, потухших людей, подходил к ним, заводил участливые беседы, а сам тем делом брался за крохотный ключик и неспеша проворачивал его по часовой стрелке.
О чудесах, которые он творит, вскоре прознал весь городок. Как только люди замечали, что угасают, теряют интерес к жизни и перестают к чему-то стремиться, они сразу спешили в большой дом с остроконечными башенками, расположенный на берегу безымянного озера.
А Эрик с удовольствием поворачивал ключики — ведь ему это ничего не стоило, зато приятно было видеть, как словно заново рождаются приходящие к нему люди.
Горожане выражали свою благодарность просто и искренне.
Эрик поначалу смущенно и неловко пытался отказываться от банок с розовым вареньем, румяных пряников, ярких мотков теплой шерсти, лоскутных покрывал, расписных глинянных мисочек и резных скамеечек.
Со временем привык, стал принимать как должное. Потом стал требовать благодарность вперед, все больше жалея, что в этом странном городке нет денег — ни долларов, ни евро, ни даже просто золотых монет. Что бы он с ними делал, Эрик не думал. Ведь просто получать что-нибудь, по возможности — ценное, взамен такой малости как пара поворотов ключом… Да, в этом что-то было.
Заводных дел мастер вошел во вкус.
Комплекс Бога формировался у Эрика постепенно, изо дня с день — с каждым новым заводом, с очередным благодарным подношением, с надеждой во взглядах приходивших к нему горожан. Да и не комплекс это был вовсе. Ведь и продавец крыльев, и старый столяр дядя Кеша, и смотритель хищного парка, и даже его ненаглядная Эмма — все они — всего лишь заводные игрушки с ключами с спине, на боку, на запястье или под волосами. Заводные игрушки, которые живут полноценной жизнью только тогда, когда он провернет ключики в их замочных скважинах.
Поэтому теперь Эрик взирал на них, несчастных заводных людей, с легким презрением, сверху вниз. И это было правильно — ведь он, в отличие от них — полноценный живой человек.
* * *Как-то Эмма разбудила его рано поутру. Эрик лениво подумал, что так и не заводил ее ни разу с той ночи, когда она безмолвной статуей сидела на подоконнике.
Впрочем, она же пока еще не замерла. А что до легкости, которую давал полный завод — ну, ничего, и так сойдет.
— Тебя внизу ждет продавец крыльев, — сообщила Эмма, усаживаясь на край кровати, — Он еле-еле дошел. Того и гляди, совсем встанет.
— Чего же он тогда так долго тянул? — буркнул Эрик. Он не любил просыпаться с рассветом.
Эмма спрятала глаза. Эрику это крайне не понравилось.
— Ну? — требовательно повторил он, — В чем дело?
— Они не хотят тебя лишний раз беспокоить, — несчастным голосом сообщила она.
— Что это значит? Почему?
Эмма повернулась к нему и твердо посмотрела прямо в глаза.
— Потому что ты очень изменился.
— Это как? — саркастически осведомился Эрик.
— Раньше тебе просто нравилось их заводить. Ты делал это ради них самих. А теперь у тебя появилось ощущение власти над ними, и ты ведешь себя совсем по-другому. Такое обращение им неприятно.
— Ну, раз неприятно, так пусть и не приходят, — огрызнулся Эрик.
На глаза Эммы навернулись слезы.
Это окончательно возмутило Эрика.
— А что такого? Имею полное право. Если бы не я, в вашем паршивом городишке давно бы уже бродили зомби на остатках завода.
— Мы раньше без тебя справлялись, — тихо вставила Эмма.
— Ах так? — воскликнул Эрик, — Справлялись? Ну так давайте! Вперед! Что же тогда у меня под дверью в очередь выстраиваться?
Эмма промолчала. Потом все-таки сказала:
— Ты мог сделать нашу жизнь лучше — без усилий. Почему это тебя испортило? Почему ты стал такой?
И тогда Эрик сказал то, о чем давно думал, но чего никогда не говорил вслух.
— Да потому что вы — всего лишь заводные игрушки, а я — нет. Я — настоящий человек. Не какая-то механическая кукла. Я не завишу от дурацких поворотов ключом в замочной скважине! Ясно?
Эмма внимательно вгляделась в лицо Эрика, будто выискивая там чего-то.
Не нашла. Грустно вздохнула и протянула вперед раскрытую ладонь.
— Дай мне, пожалуйста, мой ключик.
Гнев накрыл Эрика тяжелой волной. Он яростно сорвал с шеи цепочку и бросил Эмме в лицо.
— На! Все равно ты не можешь сама себя заводить! Не пройдет и пары месяцев, как ты навсегда остановишься. И знаешь что? Мне наплевать. Ведь я — нормальный живой человек… И вы еще приползете ко мне — все вы. Будете просить…
Эрик вдруг понял, что ему тяжело говорить. Он медленно осел на постель.
— Что со мной? — с трудом спросил он.
Эмма печально смотрела на него.
— Что… со… мной…
— Да, ты не зависишь от завода, — тихо произнесла Эмма, — Но и ты, и все вы, нормальные или, как ты их называешь, живые люди, не знаете кое-чего о себе, как не знаем мы о своих ключиках. Вы живете на батарейках. Их, конечно, хватает на гораздо больший срок, чем нашего завода. Только вот… батарейку не подзарядишь.
Эрику потребовалась, казалось, вечность, чтобы произнести всего одно слово.
— Почему…
Эмма решительно поднялась с кровати, посмотрела на него — сверху вниз. С сожалением.
— Потому что кончилась энергия, питавшая твою батарейку, — просто ответила она и направилась к двери.
Эрик тщетно старался спросить, что же это была за энергия. Силы покидали его. И Эмма тоже.
Что-то сверкнуло в лучах восходящего солнца. Из последних сил Эрик повернул голову — совсем немного. Но этого оказалось достаточно, чтобы углядеть краем глаза зажатую в кулачке Эммы цепочку, на которой качался крохотный ключик. Вперед-назад, вперед-назад, вперед…