В духе времени - Серова Марина Сергеевна страница 10.

Чернов перевел дыхание. Наверное, эта речь была для него необычайно продолжительной.

— Кабаргин? — переспросила я. — Тот, кого убили вместе с Трояновым?

— Кабаргин всегда был сволочью перепаханной, — снова вступил в разговор карлик, потому что Чернов явно обессилел от неслыханного для себя витийства. — Он еще когда у нас работал, всегда норовил «левачка» срубить. И с нашим бывшим, Тлисовым, какие-то дела перетирал, а потом свалил в коммерцию. А Тлисова наконец-то сняли. Тлисов нас всех оптом и в розницу продал бы, — заключил человечек с именем Ваня Грозный. — Говорят, он девок наших цирковых в элитарные конторы толкал, чтобы они перед толстыми папиками выдрючивались, номера откалывали. Да и новый-то, Лапоть, Федя наш ненаглядный Нуньес-Гарсиа… пока по воровской дорожке, как целка, ходит, но ничего — ссучится. Он уже под дрессуру Лени Павлова попал, а под Лениной дрессурой даже бегемоты дохли. Был у нас бегемот Поликарп — здоровущий, как слон хороший, — и что же? На Павлова взглянул, загрустил не по-детски да и помер. В Канаде помер, кстати. А Павлов непонятно с каких доходов купил себе «мерс». Ему, наверное, родственники Поликарпа из Африки денег на похороны прислали, — грустно пошутил Ваня. — Вот мои родственники уж точно не наскребли бы на «мерс» — то.

— Твои родственники, Ваня, из-за такой мелочи и с пальм-то слезать не стали бы, — сказал Голокопытенко. — А где сейчас Павлов? Не видели его? А то я его второй день пытаюсь разыскать, да что-то никак не удается.

— Павлов-то? — отозвался карлик. — Ну видел я его сегодня. А что ему тут делать? У него других забот полно. Говорят, у него дочка собралась поступать куда-то, так надо подмазать декана, чтобы поступила. Вот он и катается. Сейчас, наверное, дома. Точно, дома. Я слышал, как он говорил, что домой поедет.

Я взглянула на Голокопытенко. Володя дожевал блин и встал:

— Дома, значит?..

Глава 4

— Поедете со мной? — спросил лейтенант Голокопытенко осторожно.

— Простите?

— Я говорю, не поедете ли вы со мной к этому Павлову?

— Не вижу смысла. Если он дома, то вы и один, Володя, прекрасно с ним переговорите. А если его дома нет, то количество визитеров, которые не попадут в квартиру, сами понимаете, значения не имеет.

— Ну ладно. Как вам эти двое?

— Забавные. Они тоже участвуют в гастролях?

— А как же!

— Значит, у меня есть теоретический шанс поддерживать с ними отношения аж три недели, — вздохнула я. — Вы на такси, Володя? Транспорт сейчас ходит как-то не особенно.

— Не особенно — это у меня с деньгами. А на такси, мне кажется, денег уходит лопатой.

— Ну ладно. До свидания. Вам в какую сторону?

— Не знаю. Сейчас гляну, у меня адрес Павлова записан в блокноте. Так… Вот, нашел. Железнодорожная, восемь, квартира девятнадцать, — сказал Голокопытенко.

Я обернулась:

— Как?

— Железнодорожная, восемь, — повторил он. — Это где-то в районе железнодорожного вокзала, если судить по названию…

— В районе железнодорожного вокзала, правильно, — быстро отозвалась я. — Вам, стало быть, надо сесть на маршрутку номер тридцать два. Как раз до места… Только она, кажется, уже не ходит. Ладно, мы сделаем лучше: я покажу вам, где это.

— Вы же не хотели ехать, Женя, — ухмыльнулся Голокопытенко, шевеля своими брежневскими бровями.

— А я и сейчас не собираюсь. Просто Железнодорожная, номер восемь, — это дом напротив моего собственного. Как цирк напротив вашего РОВД.

— Правда, что ли? Значит, мне повезло. Вы ведь на такси собирались ехать?

— На такси. Поехали уж, лейтенант. А то прохладно становится.

Мы поймали машину и доехали практически до моего дома. Судя по адресу, дрессировщик, ловко покупающий «мерсы», как рассказывал карлик Ваня Грозный, живет буквально в двух шагах от него.

— Здесь, — сказала я. — У нас дома одинаковые, значит, квартира Павлова в первом подъезде на пятом этаже. Кстати, вам повезло, лейтенант. Он дома. Свет у него в окнах горит — вон те три, видите? Я посчитала.

— Вот как? — Голокопытенко поднял голову и стал шевелить губами, очевидно, тоже производя расчеты. — Ладно, я пошел.

— Ну, счастливо, — сказала я. — Удачи вам.

— Спасибо, — буркнул тот и, время от времени оглядываясь на меня, пошел к подъезду.

Проходившая мимо бабулька, моя соседка, приостановилась возле меня и, глянув вслед многострадальному Голокопытенко, произнесла с легкой укоризной в голосе:

— Здрасти-и. Что ж ты, Женечка, кавалеров-то так заворачиваешь? На нем вон лица нет. Конечно, он не сказать чтобы красивый какой, но только и ты ж не девочка, уже тридцать на носу. Вот и тетушка твоя, Людмила Прокофьевна, говорит, что замуж тебе надо бы. А ты по ночам одна по улицам ходишь.

— Знаете, я как-нибудь сама решу, где, когда и с кем мне ходить, — буркнула я недовольно.

Мои не особенно любезные слова отчего-то вызвали у бабульки положительную реакцию. Она покачала головой и произнесла:

— Вот и в добрый час. Решишься, так оно и пойдет. А то жизнь — она, как песок, сквозь пальцы проходит. Еще недавно сама девчонкой была, а теперь вот… И дед мой, помню, здоровущий мужик был, лом гнул. А сейчас самого так согнуло, что никакой лом так не завернешь. Пойду я, Женюшка, — вдруг виновато сказала старушка, хотя я ее и не держала, — деда кефиром на сон грядущий поить…

И она медленно поплелась по направлению к соседнему подъезду — второму в доме. В первый нырнул лейтенант Голокопытенко. Я пожала плечами и пошагала было к своему собственному дому. Но успела лишь дойти до середины дворика, как вдруг позади хлопнула подъездная дверь и до моего слуха долетел полузадушенный вопль:

— Женя!

Я обернулась. Лейтенант Голокопытенко, отчаянно жестикулируя, бежал ко мне. На лице его было написано нездоровое оживление. Явно что-то случилось.

— Ну? — выговорила я.

— В общем, у этого Павлова… Я не знаю, что там такое, но… Дверь у него была приоткрыта, значит, а когда я заглянул, то… В общем… он в меня выстрелил!

— Павлов?

— Не знаю кто, но только выстрелил!

Если бы только лейтенант мог предположить, с какой удручающей буквальностью отзовется эта его фраза!

В этот же момент я резко толкнула лейтенанта в бок, и пуля, чудом разминувшаяся с его головой, расщепила скамью поблизости. Я увидела блеск потревоженного стекла, когда открывали раму в подъезде, увидела вспышку… Я еще не успела осознать увиденное, а мозг дал рукам приказ действовать, и руки мгновенно включились в ситуацию. Толкнув Голокопытенко на землю, я рявкнула:

— Жить хочешь — не поднимай головы! Спрячься за скамьей, говорю!

Он хотел что-то ответить, но я не стала его слушать и припустила к подъезду. И бежала так, будто за мной по пятам мчалась парочка дьяволов. А в подъезд влетела, уже вынув из сумочки пистолет. Я ведь всегда ношу при себе оружие.

Лифт, естественно, был отключен, о чем сообщало наклеенное на створки объявление. На всякий случай я таки помучила кнопочку вызова, но, конечно же, безрезультатно, а затем молниеносно взлетела вверх по ступенькам и оказалась на площадке пятого этажа. Да, вот отсюда, из окна, и стреляли в Голокопытенко. Острый взгляд с отработанными до совершенства профессиональной четкостью и вниманием выхватил из неподвижного полумрака все детали окружающего незавидного интерьера. Стоп, Евгения Максимовна. В глаза сразу бросилось… это.

Я одним бесшумным движением оказалась возле двери девятнадцатой квартиры и, присев на корточки, мазнула пальцем по темному пятну, расплывшемуся на сером пыльном бетоне лестничной клетки.

Кровь. Совсем свежая кровь. Тут невозможно ошибиться. Мои глаза ощупали металлическую поверхность двери, на которой виднелась табличка с цифрой 19.

Дверь была закрыта.

Или Голокопытенко, убегая, прикрыл ее, или, что гораздо вероятнее, это сделал убийца.

Я натянула на руки тонкие, почти не ослабляющие остроты осязания перчатки и взялась за ручку двери.

«Тук-тук», — сказало сердце. Созвучно ему скрипнул язычок замка — я потянула дверь на себя. Не заперто. Я отошла в сторону и, прислонившись спиной к стене, рывком распахнула дверь. Лавина света пролилась в неосвещенное пространство лестничной клетки, и на полу очертился четкий освещенный квадрат.

По всем правилам, дабы не нарваться на пулю, я прянула в проем двери, вскинув перед собой пистолет. И увидела тело бородатого мужчины с лицом, сплошь залитым кровью. Мужчина был в верхней одежде — в светлой куртке и довольно плотном свитере. Видимо, он только что пришел с улицы. Характерные полосы на брюках, кроме того, указывали, что в квартиру его просто-напросто втащили. Убийство же произошло в подъезде и скоре всего — буквально несколько минут назад.

Вывод из всех моих наблюдений напрашивался один: киллер поджидал Павлова на лестничной клетке. Сделав свое дело, он не бросил жертву в подъезде, а вынул ключи из кармана убитого, открыл ими квартиру и затащил туда труп. Быть может, убийце требовалось обыскать квартиру. Но не успел он прикрыть за собой дверь, как тут появляется лейтенант Голокопытенко. Киллер в него стреляет, и тот бежит во двор, а вслед ему летит еще одна пуля. Голокопытенко повезло и не повезло одновременно. Повезло в том, что он застал киллера буквально на месте преступления, как бывает разве что в американских фильмах, а отнюдь не в российской действительности, ну и еще в том, что после этого он вообще остался жив. Пусть меня благодарит за это…