- Никогда.
- Спасибо. - Юферев положил трубку. И тут же поднял снова: - Валера? Зайди.
Через минуту в кабинет вошел Валера Брыкин - плотный румяный оперативник, в глазах у него была решимость все исполнить немедленно и до конца.
- Садись, - сказал Юферев. И опять замолчал, глядя в стол, покрытый толстым прозрачным листом.
- Что-нибудь нашли?
- Ничего. Полная пустота.
- Так не бывает.
- Конечно, - кивнул Юферев. - Слушай меня внимательно… Собирай своих ребят. Ищем нож. Они должны были выбросить нож. Отморозок сумел одним движением почти отрезать человеку голову, значит, это должен быть необыкновенный нож. А пацану почти насквозь проткнули голову какой-то железкой. Это вечные улики. От них надо избавляться. Опытный подонок от них обязательно избавится. Я так думаю… Мусорные ящики.
- Они могли в кусты бросить, в землю воткнуть, в песочнице зарыть, в проходящий грузовик бросить.
- Нет. Они должны были так избавиться от ножа, чтобы его не нашли. Завтра в пять вывозится мусор. Если мусор вывезут - нож исчезнет навсегда.
- Ну что ж, - с сомнением проговорил Брыкин. - Мысль тут, конечно, есть… Но как ты себе это представляешь?
- Берете дворников, сами подключаетесь… Нужно перевернуть и разгрести все ящики в двух, трех, четырех ближайших дворах.
- Подожди, Саша, что значит разгрести?
- Перевернуть вверх дном, высыпать мусор на асфальт и разгрести. Нож может быть завернут в тряпку, в газету, и это… Мне кажется, он достаточно большой. По размеру не менее солдатского штыка. У него должна быть длинная режущая поверхность, понимаешь?
- Саша… - Брыкин помолчал, склонив голову набок. - Саша, ты очень умный.
- Это я знаю, - досадливо отмахнулся Юферев, но смешался от столь откровенной и бессовестной лести. - Это мне все говорят.
- И женщины тоже?
- Для них у меня есть другие достоинства.
- И они говорят тебе об этих твоих достоинствах?
- Не замолкают! - рассмеялся Юферев. - И еще. - Он постучал по столу, как бы призывая оперативника сосредоточиться. - Надо пройтись по этажам подъезда, где было совершено убийство, по всем этажам, - повторил Юферев. - И собрать бумажки, окурки, пивные пробки, все, что вы там найдете. На всех этажах.
- Про этажи ты уже говорил.
- Повторяю в сотый раз - необходимо пройтись по всем этажам и собрать весь мусор.
Брыкин поднялся.
- У меня один только вопрос, насчет мусора в подъезде… Ты ждешь какую-нибудь находку? Или все подряд?
- Собирать все подряд. А что касается моих ожиданий… Да, жду. Но что именно… потом.
- Как это понимать?
- Валера, дорогой… Иди ради бога! У меня такое чувство, что каждая минута дорога.
- Как бы мне хотелось взять их… - В голосе Брыкина неожиданно прозвучала щемящая искренность.
- Считай, что нас уже двое, - без улыбки проговорил Юферев. - Я не уйду отсюда, пока ты не вернешься.
- Я вернусь, Саша, - сказал Брыкин, махнув рукой уже из коридора.
Юферев еще некоторое время смотрел на дверь, за которой исчез Брыкин, и не было в его глазах ничего, кроме полной безнадежности. Он часто ловил себя на том, что совершенно не верит в успех дела, которым занимается. Юферев лишь исправно, настойчиво, может быть, даже цепко исполнял свои обязанности.
Надо обыскать? Обыскивал.
Надо разослать ориентировки? Рассылал.
Приходила мысль, что неплохо бы сделать запрос, установить личность, допросить того или иного человечка… Он все это проделывал, ничем не пренебрегал, но не столько проявлял какой-то там охотничий азарт, сколько заранее избавлялся от возможных упреков.
«А почему этого не сделал?» - гневно спросит какой-нибудь начальник. «Ни фига, сделал».
«А вот этого не предусмотрел?» - «Ни фига, предусмотрел».
«А до того не додумался?» - опять поднимет голос большой начальник. «Ни фига, додумался и принял меры».
И не потому Юферев частенько пребывал в подавленном состоянии духа, что не любил свое дело или же оно у него не получалось. Ни фига, дорогой читатель, получалось, и гораздо лучше, чем у других, которые неслись по жизни с горящими глазами и учащенным дыханием.
Получалось.
Но Юферев каждый раз этому искренне изумлялся. Такой вот он человек. А если и была в его глазах непреходящая удрученность, то это от ясного понимания - как бы он ни блистал в своей работе, ничегошеньки ему не изменить. Не уменьшится в городе убийств, грабежей, насилия, нисколько не уменьшится. На месте каждого срубленного отморозка немедленно, с какой-то колдовской неотвратимостью вырастали двое новых - еще жаднее, еще тупее, еще злобнее прежних. Смотрел ли он телевизор, вслушиваясь в вопли очередных провидцев с лживыми глазами, читал ли откровения очередных страдальцев за благо народное или в своем же кабинете слушал признания уличенного убийцы, его не покидало ощущение полной беспомощности - работала система воспроизводства криминального мира, работала мощно, безостановочно и, как он мог судить, весьма успешно.
Никакого просвета не видел Юферев, и не происходило ничего такого, что могло бы утешить его и пообещать хотя бы в далеком будущем слабую надежду на избавление.
Неожиданно прозвучавший телефонный звонок заставил его вздрогнуть.
- Капитан Юферев слушает.
- Привет, капитан. Рад слышать твой голос.
- Кто говорит?
- Фамилия моя Кандауров, а зовут Костей.
- Ну, здравствуй, Костя. - Юферев неожиданно поймал себя на том, что ему приятен этот звонок, что ему хочется поговорить с крутым авторитетом. Может быть, он и ждал его звонка?
- Что нового, капитан? - Голос у Кандаурова был улыбчив, но куражливости, обычного ерничанья не было, чувствовалось, что он озабочен, опечален, обеспокоен.
- Работаем, - коротко отозвался Юферев.
- Знаешь, капитан, я чувствую, что мы с тобой по одному делу работаем.
- Возможно.
- Не будь так сдержан, капитан. Мы оба делаем святое дело, следим за порядком в городе. И я не знаю, у кого успехов больше. А тут видишь, как нехорошо получилось. Это наш общий прокол.
- Значит, не твоя работа?
- Саша! Как ты мог подумать?! Ты же умный человек, покидай карты туда-сюда, потасуй колоду, и сразу все станет ясно - мне нанесен удар. Мне! Это же мой банк, ты прекрасно об этом знаешь. И я принял вызов!
- Я тоже.
- Есть успехи?
- Нет, Костя, успехов, - с неожиданной болью сказал Юферев. - Нет отпечатков, нет следов, нет вещественных доказательств… Ничего нет.
- Если будут… Поделишься?
- Сложный вопрос, Костя.
- Тогда, капитан, послушай, что я тебе скажу… Если найдешь этих ребят, отдай их мне.
- Зачем?
- У тебя ведь по-разному может получиться, - продолжал Кандауров, как бы не услышав вопроса Юферева. - Следствие, суд… Улики начнут исчезать, свидетели изменят показания, потом найдется состоятельный человек, и суд выпустит их под залог… Они, конечно, тут же слиняют… И тебе будет очень обидно. До слез. Отдай, капитан. Понимаешь… Должен быть порядок в городе. Если они от тебя умыкнут и обнаружатся где-нибудь на Канарских островах… Тогда каждый решит, что и ему можно вот так поступать. Я сделаю так, что никому не захочется таких заработков. Только высшая мера, капитан.
- Значит, это все-таки не ты, - как бы про себя пробормотал Юферев.
- Обижаешь, капитан.
- Больше не буду.
- Мы договорились?
- О чем? - Юферев сделал вид, что не понял предложения. Ему требовалось время, чтобы прикинуть последствия, чтобы не пришлось потом отходить от своего же обещания - этого он не любил, знал, что и Кандауров воспримет подобное как оскорбление. Произнесенное слово - это кирпич, уложенный в стену, это камень брусчатки, его нельзя уже вынуть, нельзя потревожить, иначе возникнет брешь в стене, в дороге, в отношениях.
- Повторить? - без раздражения спросил Кандауров, видимо, поняв причину заминки Юферева.
- Повтори.
- Хорошо… Наше общее с тобой дело - найти этих отморозков. Я обещаю - все, что буду знать… Поделюсь. И хочу, чтобы ты пообещал то же самое. Еще прошу… Если найдешь - сдай их мне. Тебе с ними не совладать. У тебя будут пропадать документы из сейфа, тебя отстранят от дела, начнется чехарда со следователями, отводы судей, потом пройдет много времени и многие даже забудут, за что их собирались судить. А когда вспомнят, отпустят под залог в десять миллионов или в сто миллионов… Это уже не имеет значения. И в тот же вечер они вылетят на Канарские острова… Кстати, как тебе понравились Канарские острова?
- Как-то не довелось побывать.
- Рекомендую.
- Обязательно посещу, - усмехнулся Юферев.
- Так вот, выйдешь на след… Не жадничай, поделись. И я тебе обещаю - отрезанные головы в нашем с тобой городе резко пойдут на убыль. Я не говорю, что они исчезнут вовсе, но их будет все меньше. А эти отморозки будут весело смеяться, когда вспомнят о тебе на Канарских островах. Или на Багамских. Или еще на каких-нибудь, не менее привлекательных. Этих островов, капитан, как я недавно узнал, видимо-невидимо.