К величайшему своему удивлению, она обнаружила, что нежданные гости незаметно втолкнули ее в прихожую, и мистер Вейс, одной рукой поддерживая мистера Панто, другой уже закрывает входную дверь.
Сделав над собой усилие, она сумела улыбнуться.
— Вам уже можно предложить чего-нибудь вылить? — спросила Аделия. (Похоже, появления третьей машины в ближайшее время не предвиделось.) — Или вы предпочитаете, чтобы я сначала проводила вас в ванную?
Гости дружно попросили для начала проводить их в бар.
У Аделии Пламкетт в доме не было бара в полном смысле этого слова.
— Оршад, черносмородиновый ликер, мятный сироп, оранжад, холодный чай? — спрашивала она, быстренько притащив в дополнение к трем стоявшим в курительной креслам три чиппендейловских стула из гостиной.
Пока она безуспешно старалась понять, почему после ее слов гости мгновенно и дружно оторопели, дверь курительной вновь распахнулась, и на пороге показалась закутанная в меха молодая женщина с распущенными по плечам платиновыми волосами, скромно повязанными платочком на русский лад.
— Вот уж скоты паршивые, точно могу сказать, что вы все здесь скоты паршивые! — сообщила платиновая блондинка, окинув собравшихся в комнате мужчин взглядом чернее тучи, хотя глаза у нее были зелеными. — Этим господам и дела нет до того, что с ними дама. Их совершенно не колышет, что у этой дамы палец на ноге вдрызг раздолбан. Интересно знать, кто из вас первым заметил бы, что меня не выпустили. Я с таким же успехом могла бы прождать до Страшного Суда!
Голос у нее был теплый, но грубоватый.
Джо Уоррен нахмурился.
— Миссис Шварц, жена профессора Шварца, — неохотно представил он блондинку. — Миссис Аделия Пламкетт…
Миссис Пламкетт, стоя с бутылкой оршада в левой руке и бутылкой мятного сиропа в правой, не знала, что предпринять.
Миссис Шварц вывела ее из затруднения.
— Как поживаете, душечка? — ласково спросила она, взгромоздившись на радиатор, отчего ее узкая юбка задралась до подвязок на чулках. — Люк, дайте, пожалуйста, сигарету!.. Прямо сказать не могу, душечка, до чего у вас замечательное гнездышко.
Вот так Аделия Пламкетт, стоя с бутылкой оршада в левой руке и бутылкой мятного сиропа в правой, одновременно узнала, что на самом деле Джо Уоррена зовут Люком, и поняла, что он имел в виду, говоря о гнездышке.
Аделия опасалась, как бы ужин — поданный Кроппинс очень неохотно — не затянулся сверх меры. Опасения оказались напрасными — гости в один голос стали упрашивать ее уйти, нимало о них не беспокоясь, и уверили, что она вполне заслужила отдых. Джо Уоррен даже настоял на том, чтобы проводить Аделию до двери спальни и, воспользовавшись тем, что они остались наедине, снова перед ней извинился и намекнул на лучшее будущее.
Несмотря на свою невиннейшую биографию, Аделия знала, что на свете существуют хулиганы и драчуны. Она догадывалась и о том, что, как правило, их имена — Чарли Росс, Баггси Вейс, Питер Панто, Джой Адонис, профессор Шварц и, может быть даже, Джо — или Люк? — Уоррен. Но она знала и другое: ничто не потеряно, пока Господь вам помогает.
Она разделась, перед тем разувшись, как делала всегда, натянула поверх ночной рубашки с глухим воротом байковый халат. Стояла полная, почти неестественная тишина. Прочитав страницу из Библии, — она постепенно пристрастилась к духовному чтению, — погасила лампу у изголовья и закрыла глаза. Вот уже два месяца она, перед тем как заснуть, неизменно мечтала о Джо Уоррене, но сегодня вечером ей ни о чем не хотелось думать. Она с трудом добралась до конца своей ежевечерней безмолвной молитвы и легла, но сон не шел…
Дом был большой, построенный несколько веков назад пронизанный нескончаемыми коридорами, полный закоулков, поворотов и тупиков. «Настоящая крепость, в которой можно разместить целый полк». Любой ночной шум, откуда бы он ни исходил, разрастался беспредельно. Случалось, часы били в комнате, где никогда не было часов, или вода текла из несуществующего крана. Но Аделия терпеливо распознавала каждый из обманчивых звуков. Иногда это оказывался шум ветра, иногда шуршали крысы, а иногда просто медленно и трудно умирал старый дом. Постепенно Аделия научилась любить эти звуки, даже ждала и призывала их. Поначалу, если она всерьез пугалась чего-нибудь в таком роде, она всегда могла положиться на Беггара — самого храброго беспородного пса, какой только был когда-либо у одинокой дамы, — чтобы все прекратить. Как только спускались сумерки, Беггар становился вездесущим, он неустанно нес свой ночной дозор. Аделия уже не раз задумывалась над тем, как поступит привидение, случись ему нос к носу столкнуться с Беггаром. Скорее всего, привидение поспешит убраться в стену. Беггар умел при необходимости вести себя отвратительно! В этот вечер Аделия, на свою беду, начисто позабыла о его существовании, а Беггару не нравилось чувствовать себя заброшенным. В подобных случаях он мстил на свой лад всегда одинаково. Забившись под плиту или под какой-нибудь шкаф, он ждал, пока его закроют в кухне, наедине с остатками ужина…
Этот шум не походил ни на какие другие звуки.
Кто-то медленно, натыкаясь на стены, поднимался по лестнице. Кто-то или что-то… Двое мужчин с тяжелым грузом, а может, раненое животное, кто знает, кто или что, но только «оно» поднималось, и ступеньки попарно стонали. Аделия затаила дыхание. Прямо у нее под дверью скрипнул пол, до нее донесся глубокий вздох, послышался неясный шепот. На краткий и нескончаемый миг снова воцарилась полная, почти осязаемая тишина. Затем половицы снова заскрипели, где-то пропела дверь — дверь гостевой комнаты в глубине коридора, кто-то, похоже, крадучись прошел обратно, и шаги заглохли на лестнице…
Аделия не могла пошевелиться, на лбу у нее выступил холодный пот. Но она должна была узнать, что происходит, пусть бы даже ей пришлось встретиться с призраком Бальи (местные жители считали, что в доме водятся привидения). Заглушив страх, она встала, на цыпочках пересекла комнату и осторожно открыла дверь. Большая, слабо освещенная площадка выглядела как обычно. Аделия сделала шаг, потом второй, вглядываясь в темные углы. Она могла бы подумать, что ей приснился страшный сон, если бы снизу не доносились еле слышные голоса и если бы ковер на том месте, где она сейчас стояла, не был сдвинут кем-то, кто недавно здесь прошел.
После недолгих колебаний Аделия двинулась по коридору, отыскивая гостевую комнату, откуда доносился скрип. Когда она наугад толкнула приоткрытую дверь, та подалась, но тут же наткнулась на неожиданное препятствие.
Дрожащая Аделия подождала, пока глаза привыкнут к темноте.
Вход загораживал большой чемодан. Большой плетеный чемодан.
Аделия вздохнула с облегчением.
Так вот что ее напугало! Обычный шум, какой производят двое мужчин, когда поднимаются по лестнице с таким чемоданом. Двое, потому что такой чемодан можно дотащить только вдвоем!
Аделия потянула дверь на себя и уже собиралась ее закрыть, но снова замерла, не в силах пошевелиться.
Опять послышался шум. Странный. Зловещий. Она впервые слышала этот ни на что не похожий звук.
Прижавшись к дверному косяку, Аделия с трудом заставила себя оглянуться через плечо.
Чемодан шевелился.
Кто-то ворочался внутри.
Кто-то, кто старался оттуда выбраться.
II Человек с песчаной равнины
Джордж Крафтон не любил ланды в темноте. Ночью заправочная станция, одиноко стоявшая в ложбине, казалась съежившейся до размеров детской игрушки. Местные называли этот участок дороги «перекрестком Banshees[1]». И Джордж Крафтон готов был поклясться, что это правда: только глухой мог не услышать, как они лопочут или стонут при малейшем дуновении ветра.
Вот как сегодня ночью…
Джордж Крафтон, посиневший от холода, несмотря на то, что поверх рабочего комбинезона на нем была замшевая куртка, уже собирался вернуться в натопленное помещение, но тут неподалеку что-то зашевелилось.
Кто-то, странным образом согнувшись и спотыкаясь, спускался с горы. Время от времени он прислонялся к дереву, потом бросался бежать, словно за ним гнались.
Джордж Крафтон почувствовал, что волосы у него встали дыбом. До ближайшего дома, в котором еще мерцал огонек, было не меньше пяти километров. И, если хорошенько сообразить, этот человек — на вид больной или пьяный — не мог прийти ниоткуда. Похоже, он вылез прямо из земли, слоено эльф или корриган[2].
У Джорджа Крафтона в одном из ящиков стола лежал старый револьвер. Конечно, он понимал, что против призрачных обитателей ланд это оружие бессильно. Но Крафтон боялся не только banshees. Он опасался и ночного нападения. В случае нападения его парализованная, прикованная к креслу жена Лиззи ничем не могла ему помочь. У нее не хватило бы сил даже на то, чтобы дотащиться до телефона, хотя этот телефон все равно соединялся через раз.