— Возьми, служивый, только помоги горю.
— Ну, поди ложись в телегу, а поверх себя положи попадью, я влезу и будто тебя от. бу!
Поп лег в телегу, попадья на него, а солдат задрал ей подол и ну валять на все корки. Поп лежал-лежал, и разобрало его; х…й у попа понатужился; просунулся в дыру, сквозь телегу, и торчит, да такой красный! А попова дочь смотрела-смотрела и говорит:
— Ай да служивый! Какой у него х….й здоровенный: матку и батьку насквозь пронизал, да еще конец мотается!
Жидовка
Пошел парень на работу; увидел на дороге кабак и заехал ночевать. А тот кабак держал жид; у него была жена. Вот стемнело, и полегли они спать на полу. Показалось жидовке жарко, она спросонок раскидалась и посбросила с себя все: лежит с открытой п…дой. Взяла мужика охота; он не думал долго, взлез на нее и давай валять. Жидовка думает себе, что это муж ее качает, и говорит:
— Волько, волько! А парень отвечает:
— Какого ты черта волькаешь? Жид проснется!
Жидовка схватила его за голову, пощупала — а пейсиков
нет!
— Ай вей, волько?
— И так потихоньку! — сказал парень, отработал и слез долой.
Охотник и леший
Ходил охотник по лесу, ходил-ходил и ничего не убил, нарвал орехов и грызет себе. Попадается ему навстречу дедушка леший.
— Дай, — говорит, — орешков. Он дал ему пулю. Вот леший грыз ее,
грыз, никак не сладит и говорит:
— Я не разгрызу! Охотник ему:
— Да ты выхолощен или нет?
— Нет!
— То-то и есть! Давай я тебя охолощу, так и станешь грызть орехи.
Леший согласился. Охотник взял защемил ему х…й и муди между осинами.
— Пусти, — кричит леший, — пусти! Не хочу твоих орехов!
— Врешь, будешь грызть!
Вырезал ему яйца, выпустил и дал взаправский орех. Леший разгрыз.
— Ну вот, ведь я сказывал, что будешь грызть!
Пошел охотник в одну сторону, а леший в другую сторону и грозит ему:
— Ну, ладно! Придешь овин сушить, я сыграю с тобою штуку!
Пришел охотник домой, сел на лавку и говорит:
— Ох, жена! Я устал, поди-ка ты овин сушить.
Баба пошла в овин, развела огонь и легла у стенки. Вот приходят два лесовика[85] и говорят промеж себя:
— Давай-ка зажжем овин!
— Нет, давай наперво посмотрим, такова ли у него рана, какую он у тебя сделал.
Посмотрели.
— Ну, брат! У него еще больше твоей; видишь, как рассажена — больше шапки, да какая красная!
И пошли они прочь — в свой лес.
Хитрая баба[86]
Жил-был мещанин, у него была пригожая жена. Жили они и прожилися[87]. И говорит жена мужу:
Надо нам с тобой поправиться, чтоб было чем свои головы прокормить.
— А как поправиться?
— Уж я придумала, только не ругай меня.
— Ну, делай, коли придумала.
— Спрячься-ка, — говорит жена, — да выжидай. Я найду и приведу к себе гостя, ты и застучи: тут мы дело и обделаем.
— Ну, хорошо.
Вот взяла она короб, насыпала сажею и поставила на полатях; мужа спрятала, а сама набелилась, нарумянилась, убралася и вышла на улицу, да и села подле окошечка — такая наряженная! Немного погодя едет мимо верхом на лошади поп; подъехал близко и говорит:
— Что, молодушка, нарядилася, али у тебя праздник какой?
— Какой праздник! С горя нарядилася: теперь я одна дома.
— А муж где?
— На работу уехал.
— Что ж, голубушка, твоему горю пособить можно; пусти-ка меня к себе в гости, так и не будешь одна ночь коротать!
— Милости просим, батюшка!
— Куда ж лошадь девать-то?
— Веди на двор; я велю батраку прибрать ее.
Вот вошли они вдвоем в избу.
— Как же, голубушка, надо наперед выпить; вот целковый, посылай за вином.
Принес батрак им целый штоф водки; они выпили и закусили.
— Ну, теперь пора и спать ложиться, — говорит поп, — поваляемся да и пое…емся немножко!
— Послушай, батька! Коли грешить, так грешить: раздевайся догола — так веселее!
Поп разделся донага и только улегся на кровать, как муж застучит шибко-нашибко.
А жена кричит:
— Ох, беда моя! Муж воротился! Полезай, батюшка, на полати и спрячься в короб.
Поп как был голый, так и вскочил в короб и улегся в саже. А муж идет в избу да ругается:
— Что ты, мать твою разэдак, дверь долго не отворяешь?
Подошел к столу, выпил водки стакан и закусил; вышел потом из избы и опять спрятался, а жена поскорей на улицу и села под окошечком. Едет мимо дьякон. С ним то же случилось. Как застучал муж, дьякон, раздетый догола, чебурах в короб с сажею и прямо попал на попа.
— Кто тут?
— Это я, — говорит поп шепотом. — А ты, свет, кто?
— Я, батюшка, дьякон.
— Да как ты сюда попал?
— А ты, батюшка, как?
— Уж молчи, чтоб хозяин не услыхал, а то беда будет!
Потом таким же образом заманила к себе хозяйка и дьячка.
Очутился и он в коробе с сажей, ощупал руками попа и дьякона:
— Кто здесь?
— Это мы, я и отец дьякон, — говорит поп, — а ты, кажись, дьячок?
— Точно так, батюшка!
Наконец пошла хозяйка на улицу и звонаря заманила. Звонарь только разделся, как раздался шум и стук; он бултых в короб:
— Кто тут?
— Это я, свет, с отцом дьяконом и дьячком, а ты, кажись, звонарь?
— Так точно, батюшка!
— Ну, свет, теперь весь причет церковный собрался!
Муж вошел и говорит жене:
— Нет ли у нас сажи продажной? Спрашивают, купить хотят.
— Пожалуй, продавай, — говорит жена, — на полатях целой короб стоит.
Взял он его с батраком, взвалил этот короб на телегу, и повезли по большой дороге. Едет барин.
— Сворачивай!. — кричит во всю глотку.
— Нельзя, у меня черти на возу!
— А покажи, — говорит барин.
— Дай пятьсот рублей.
— Что так дорого?
— Да коли открою короб, только и видели их — сейчас уйдут!
Дал ему барин пятьсот рублей; как открыл он короб — как повыскочил оттуда весь причет церковный да во всю прыть бежать — настоящие черти, измазанные да черные!
Битье об заклад
Жил поп, содержал на большой дороге постоялый двор. Идучи с заработков, заходили к нему ночевать и обедать всякие мужики. Вот разговорился раз поп с одним парнем:
— Что, свет, хороша ль работа была? Много ль денег заработал?
— Сот пяток несу домой.
— Это доброе дело, свет! Давай-ка с тобой поспорим да об заклад побьемся на эти
пять сотен: коли выиграешь, будет у тебя целая тысяча.
— О чем нам с тобой спорить-то?
— А вот что: живи у меня сутки, пей, ешь, что твоей душе угодно, только до ветру не ходи; вытерпишь — твое счастье, а не вытерпишь— мое!
— Изволь, батька!
И ударились об заклад. Поп сейчас поставил на стол всякого кушанья и вина; парень давай уписывать, нажрался и напился до того, что вздохнуть невмоготу. Запер его поп в особую горницу. Только дня еще не прошло, а мужику захотелось срать — невтерпеж пришло.
— Что делать, — говорит он попу, — отопри, батька, проспорил!
Поп обобрал с него деньги и отпустил домой начистоту. Понравилось попу огребать денежки, надул еще двух-трех мужиков таким же манером. Прошел о нем слух по деревням и селам, и выискался один хватюга[88]. Шел он домой с работы, а денег у него в мошне-то меньше гроша. Пришел к попу ночевать.
— Откуда идешь? — спрашивает поп.
— В работниках жил, теперь иду домой.
— А много ль денег домой несешь?
— Тысячи полторы будет.
Поп как услышал, чуть не подскочил от радости.
— Давай, — говорит, — об заклад биться. Ешь и пей ты у меня, что душе угодно, только до ветру не ходи целые сутки. Вытерпишь — я плачу тебе полторы тысячи, а не вытерпишь — ты мне заплатишь. Хочешь?
— Давай, батька!
Уселся мужик и давай угощаться: поп не успевает носить кушаньев да вина подливать — так все и прибирает. Нажрался, напился и спать повалился. Поп его и запер накрепко. Ночью проснулся мужик, и так захотелось ему до ветру, что, кажись, последнюю калитку ломает — туго приходит! Мужик увидал:-на гвозде висит большая попова шапка» снял ее, навалил в нее больше половины и опять повесил на стену, а сам улегся спать.
Прошли сутки, мужик давай стучать: "Отпирай, батько!" Поп отпер, осмотрел везде — нигде не видать насранного. Тут мужик и прижал попа: подавай денежки! Поп морщится, а делать нечего, заплатил ему деньги и спрашивает:
— Как тебя, проклятый, зовут-то? Николи тебя пущать не буду.
— Меня зовут Какофием, батько! — отвечал мужик; взял денежки и ушел.
Остался поп один и раздумал: жалко стало ему денег. "Пойду, с горя лошадей посмотрю". Схватил со стены шапку и напялил на голову; говно и потекло оттуда по голове на шею ему и на плечи. Поп еще пуще взбесился, выскочил на двор, сел верхом на лошадь и погнал по большой дороге, а навстречу ему извозчики едут. Поп и спрашивает: