Она смотрела только на Дениса и даже не пыталась больше заставлять себя хотя бы время от времени отводить глаза.
Гостиница, в которой им предстояло провести ночь до первого троллейбуса на Симферополь, была самая заштатная. Почти что и не гостиница, а обыкновенное общежитие с отключенной горячей водой и сомнительной чистоты удобствами в коридоре. Зато она была почти пуста зимой, и им достался целый этаж.
– Вы, девушки, как себе хотите, – сразу же заявила Галочка, – а я проведу эту ночь по-человечески. В отдельном номере! Чувство дружеского локтя в боку – дело хорошее, но иногда утомляет.
Таким образом отдельный номер достался и Еве. И, вздрагивая сердцем и телом, она думала о том, что это, конечно, не случайно…
Наверное, она не была темпераментна. Хотя откуда ей было это знать? Если ей и снилось иногда что-нибудь, от чего все тело даже во сне пронизывал ток, то всегда это было что-то неопределенно-счастливое, никак не связанное с мужчиной и с какими-нибудь его действиями. Ева совсем не представляла, чего она хочет, и кипение крови ее не будоражило.
Поэтому то, что происходило с ней, когда она осторожно, словно с испугом, закрыла за собой дверь в номер, – происходило впервые. Она ждала Дениса и знала, что он придет.
Она знала это, неподвижно стоя у окна и глядя на закрытую дверь, знала, ложась в постель, знала, когда выключала лампу, стоящую на тумбочке у кровати, – и боялась дышать в темноте, как будто могла спугнуть его своим дыханием. Она ждала его, впервые в жизни спутав течение времени, и минуты растягивались до бесконечности, а часы пролетали незаметно.
Его не было – ни через час, ни через два, ни когда за окном сгустилась глубокая тьма и очертания предметов в комнате сделались неразличимыми. Его не было, и бесплодный ужас ожидания охватывал Еву все сильнее, повергая в полное отчаяние.
Она вдруг поняла, что совсем ничего не знает и не чувствует в окружающей ее жизни. Никогда прежде эта мысль не приходила ей в голову, не становилась такой ясной и пугающей. Прежде ей казалось естественным жить в собственном мире, а мир внешний не был к ней враждебен – и чего же больше можно было от него ожидать? Но теперь, в эти мучительные минуты…
«Я думала, что он придет, что он не может не прийти, – лихорадочно стучало у нее в висках. – Я знала, что он придет, но почему же я это знала? Почему я решила, что могу знать, как он поведет себя, как вообще ведет себя мужчина, поцеловавший женщину?»
При одном только воспоминании о его поцелуе Ева чувствовала, что щеки у нее пылают в темноте сухим жаром.
«А его нет, – метались ее мысли. – Его и не должно было быть, наверное, и вот его нет, его совсем нет и быть не может…»
Одновременно с этой мыслью она услышала негромкий скрип двери – и тут же почувствовала, как в глазах у нее темнеет. Хотя как могло темнеть в глазах, когда кругом и так было темно?
Денис не постучался, не спросил, можно ли войти. В эту минуту не нужны были пустые вежливые слова, и он их не произнес.
Ева лежала, боясь пошевелиться и по-прежнему не дыша. Пройдя через комнату так уверенно, словно все не было погружено в кромешную темноту, Денис остановился рядом с кроватью и присел на корточки. Его рука легла на подушку на расстоянии ладони от Евиной головы и, сделав одно быстрое движение, коснулась ее щеки, волос…
Он придвинул к себе Евину голову, наклонился, губами нашел ее губы и поцеловал. Сначала сквозь стремительное биение собственного сердца ей показалось, что он целует ее так же, как утром в тумане. Но уже спустя мгновение она почувствовала, что поцелуй совсем другой. В нем больше не было той медленной ласки, которая была утром. Твердые мужские губы прижимались к ее губам нетерпеливо и горячо, властно раскрывали их, а языком Денис помогал губам. Ева и не пыталась сопротивляться, но она не умела помочь ему, и, разжав наконец губы, сделала это не так, как делает женщина в поцелуе, а как открывает рот беспомощный птенец, почувствовавший прикосновение материнского клюва.
Может быть, это вызвало у него легкую досаду; Ева не поняла. Денис на секунду оторвался от ее губ, потом погладил ее по щеке, провел ладонью по лицу, словно проверяя, она ли это. Она торопливо приподнялась, опершись на локоть, потянулась за его ладонью, и он снова принялся ее целовать, но теперь так же, как поцеловал впервые – легко прикасаясь к ее лбу, вискам. Потом он стремительно поднялся и сел на край ее кровати.
Ева тоже села в постели, обняла Дениса за шею, снова почувствовав руками эти жесткие, уже до слез любимые завитки на затылке. Он был все в том же грубой вязки свитере, который так шел ему, и от него по-прежнему пахло костром, горным воздухом и еще чем-то особенным, чему Ева не знала названия и от чего больше всего кружилась ее голова.
– Уснули все наконец, – сказал Денис так тихо и таинственно, что ей тут же показалось, будто он произносит какие-то необыкновенные слова. – Устали гаврики, угомонились. Ну, иди ко мне. – Голос его едва ощутимо дрогнул на последней фразе. – Иди ко мне, хорошая…
С этими словами он немного опустил руку, нащупал вырез футболки, в которой Ева легла в постель, – и рука его скользнула за этот неглубокий вырез. Ева негромко вскрикнула от неожиданности и тут же почувствовала, как все ее тело пронзает такой ток, какой не снился ей в самых невероятных снах. Одна рука Дениса гладила ее грудь, небольно сжимая и лаская, а другая уже отбрасывала одеяло, скользила вниз по животу, и сладкая судорога бежала по всему Евиному телу.
Он незаметно стянул с нее трусики – и тут она почувствовала, что все ее тело трепещет больше, чем способно выдержать сердце. Еве даже показалось, что Денис ощутил ее бешеное сердцебиение и поэтому на мгновение остановился.
– Подожди, я сейчас разденусь, – сказал он. – Сейчас, сейчас, погоди-ка…
Он быстро снял свитер, тоже оставшись в футболке, расстегнул джинсы. Евины глаза совсем привыкли к темноте, и каждое его движение она видела теперь так ясно, как будто весь он был озарен ослепительным светом. Белели его плечи в темноте, голова была слегка откинута назад, потом он нетерпеливо тряхнул головой.
– Ну вот и все, – прошептал Денис, ложась рядом с нею. – Подвинься чуточку, а?
Она отпрянула к стене и тут же повернулась к нему, снова обняла его за шею, прижалась всем телом, неизвестно чего больше боясь – что он исчезнет или что опять прикоснется к ней этими страстными, нетерпеливыми движениями.
Все дальнейшее утонуло для Евы в тумане гораздо более плотном, чем туман в утро их первого поцелуя. Она догадывалась, что Денис ведет себя с нею как с опытной женщиной. Да и как можно было вести себя, зная ее возраст? Кажется, он не был груб. Впрочем, этого она не понимала, потому что ей просто не с кем было его сравнить. Движения его были уверенными, и ей оставалось только подчиняться каждому его движению. А саму ее вдруг охватило такое оцепенение, которого она совсем от себя не ожидала…
Ева так растерялась, что не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Тот первый страстный ток, который пробежал по всему ее телу от прикосновения Денисовой руки, сменился нервной дрожью, и больше всего она боялась, что он почувствует это. И что он сделает тогда? Отшатнется недоуменно и брезгливо, пожмет плечами, встанет, оденется?
Представив, что такое может произойти, Ева испугалась еще больше и прижалась к Денису еще сильнее, уже совсем не думая о себе, о своих чувствах, и думая только об одном: лишь бы он не догадался, ни о чем не догадался!
Но скорее всего Денис принял эту ее нервную дрожь за страсть. Весь он напрягся, обнял Еву так крепко, что дыхание у нее стеснилось, и вместо легких, мимолетных прикосновений поцеловал сильно, до боли, зубами прижавшись к ее губам.
– Я давно уже хотел, – прошептал он. – Я бы давно уже, но нельзя же было… Ну ничего, теперь еще слаще. Как хорошо с тобой, ты горячая какая, вся горячая какая!..
Ева почти не понимала его слов – расслышала только, что в его голосе нет отвращения, даже наоборот. Она чувствовала гладкую кожу его плеч и жестко вьющиеся волосы на животе, и что щека у него опять колючая к ночи, и что мозоли на руках слегка царапают ей грудь… Она не знала, хочет ли продлить его ласки, но если бы он вдруг исчез – у нее сердце остановилось бы в ту же минуту, это Ева знала точно.
– Ну, погладь меня, – прерывисто прошептал он. – Я, правда, и так уже… Но ты мне все-таки погладь, немножко. Ну, Евочка, дай руку.
Она не понимала, о чем он говорит, и робко прикоснулась рукой к его щеке. Но Денис перехватил ее руку и потянул вниз.
– Нет, зде-есь… – выдохнул он. – Вот так, так!..
Ева почувствовала, что ее ладонь прикасается к его напрягшейся плоти, и от неожиданности едва не отдернула руку. Но Денис не дал ей этого сделать, сжал ее запястье, и, снова испугавшись, что он вдруг встанет и уйдет, Ева обхватила рукой то странное, твердое, живое, что так пугало ее…