Оставалось попробовать юмористическое представление, и Джошуа с Таддеусом создали труппу и принялись репетировать. Дело немного затруднялось тем, что даже Езекии не удалось найти актерских трансмогов, но все равно получалось у них неплохо.
Несмотря на то что ни одна из их попыток не дала результатов, роботы снова и снова отправлялись в деревни, трудились не покладая рук, снова и снова пытались продать товары, в надежде, что рано или поздно они найдут ключ, который поможет им отпереть дверь скрытности и упрямства, за которой прячутся местные жители.
В один прекрасный день Гидеон радировал на базу откуда-то издалека, где он был один:
– Стив, тебе бы надо посмотреть самому кое на что здесь под деревом.
– Кое на что?
– На существо совсем другой породы. Вроде бы разумное.
– Гарсонианина?
– Тоже гуманоида, но не гарсонианина.
– Сейчас буду, – сказал Шеридан. – Оставайся на месте, чтобы ты мог мне его показать.
– Оно, наверно, меня заметило, – сказал Гидеон, – но я к нему близко не подходил. Я подумал, что тебе, может быть, захочется заняться им самому.
Существо, как и говорил Гидеон, сидело под деревом. Перед ним была расстелена искристо поблескивавшая скатерть, на ней стоял затейливо разукрашенный сосуд, и существо было занято тем, что доставало разные разности из чего-то, что, очевидно, служило корзиной для провизии.
Будучи, как и гарсониане, гуманоидом, существо, однако, выглядело куда приятнее, чем они. Лицо было точеное, а тело – змеино-гибкое в своей стройности. Его облекали одежды из роскошных тканей, и на нем было множество драгоценностей. Вид у него был явно светский.
– Привет, друг, – сказал по-гарсониански Шеридан.
Кажется, существо его поняло, но высокомерно улыбнулось. Судя по всему, появление Шеридана его не обрадовало.
– Быть может, – сказало оно не сразу, – у вас найдется время присесть?
Тон, каким это было сказано, ясно и недвусмысленно предлагал Шеридану сказать: нет, он благодарит, но не может, ему надо идти.
– С радостью, – вместо этого сказал Шеридан. – Большое вам спасибо.
Он сел и стал смотреть, как существо достает из своей корзины со съестным все новые и новые припасы.
– Для нас с вами несколько затруднительно, – сказало существо, – общаться друг с другом на этом варварском языке. Но другого выбора, я полагаю, у нас нет. Вы, случайно, не говорите на балльском?
– Увы, – сказал Шеридан. – Я даже никогда о нем не слышал.
– Я подумал: а вдруг? На нем говорят многие.
– Мы вполне сможем объясниться и на языке этой планеты, – спокойно сказал Шеридан.
– О, безусловно! – согласилось существо. – Надеюсь, я не вторгся ненароком в ваши владения? Если да, то я, разумеется…
– Что вы! Я был рад вас здесь встретить.
– Я бы предложил вам пообедать вместе со мной, но боюсь. Ваш обмен веществ наверняка отличен от моего. Мысль, что я могу отравить вас, для меня непереносима.
Шеридан кивнул в знак благодарности. Пища и вправду выглядела весьма привлекательно. Вся в красивой упаковке, и кое-что на вид было так соблазнительно, что у него потекли слюнки.
– Я посещаю эти места для того, чтобы…
Существо искало гарсонианское слово и не находило его.
Шеридан попытался помочь:
– На своем родном языке я бы, пожалуй, назвал это пикником.
– Поесть-на-воздухе, – сказал незнакомец. – Это самое близкое, что я могу обнаружить в языке наших любезных хозяев.
– Мы с вами думаем одинаково.
От этого свидетельства взаимопонимания настроение существа ощутимо поднялось.
– По-моему, мой друг, у нас много общего. Быть может, я могу оставить вам часть пищи с тем, чтобы вы сделали ее анализ? Тогда в следующий раз, когда я снова здесь буду, вы смогли бы составить мне компанию.
Шеридан покачал головой:
– Не думаю, чтобы я задержался здесь надолго.
– Ах вот как? – сказал незнакомец, кажется приятно удивленный. – Так вы здесь тоже только на время? Шорох крыльев в ночи – только что был рядом и уже унесся навеки.
– Весьма поэтично, – сказал Шеридан, – и весьма образно.
– Впрочем, – сказало существо, – я здесь бываю довольно часто. Мне полюбилась эта планета. Чудесное место для того, чтобы поесть на воздухе. Все так спокойно, просто, неторопливо. Никакой суеты, и жители так чистосердечны в своей приветливости, хотя, увы, грязноваты и чрезвычайно, чрезвычайно глупы. Но, заглядывая в свое сердце, я обнаруживаю, что люблю их за неискушенность, за близость к природе, за ничем не омраченный взгляд на жизнь и за простоту, с которой они эту свою жизнь проживают.
Он умолк и испытующе посмотрел на Шеридана.
– Вы с этим не согласны, мой друг?
– Разумеется, согласен! – довольно поспешно сказал Шеридан.
– В Галактике так мало мест, – загрустил незнакомец, – где можно побыть в блаженном уединении. О, я не имею в виду уединение полное кого-то ты встречаешь и здесь; но в уединении в том смысле, что есть где повернуться, что ты перестаешь быть игрушкой слепых ненасытных желаний и тебя не душит неодолимый напор чужих характеров. Существуют, конечно, ненаселенные планеты, ненаселенностью своей обязанные лишь тому, что на них невозможно жить физически. Их мы исключаем.
Он ел понемножку, изящно, даже манерно, однако из сосуда с затейливыми украшениями отхлебнул изрядно.
– Вкус превосходный, – сказал незнакомец и протянул сосуд Шеридану. – Может, рискнете все-таки?
– Нет, я лучше воздержусь.
– Это, пожалуй, мудро, – признал тот. – Жизнь не принадлежит к числу тех вещей, с которыми расстаются не раздумывая.
Он глотнул еще, поставил сосуд к себе на колени и теперь, продолжая разговор, то и дело его поглаживал.
– Это отнюдь не означает, – сказал он, – что я ставлю жизнь превыше всего. У вселенского бытия наверняка есть и другие грани, ничуть не менее…
Они просидели за приятной беседой до самого вечера.
Когда Шеридан пошел к автолету, сосуд у незнакомца был уже пуст, а сам он лежал, раскинувшись, в блаженном опьянении, среди остатков пикника.
4
Хватаясь за одну нить, за другую, Шеридан судорожно искал в общей картине место, куда бы вписался любящий пикники пришелец с другой планеты, но такого места не находилось.
Быть может, он, в конце концов, и есть то, чем хочет казаться, путешествующий бездельник, одержимый страстью есть в одиночестве на воздухе и любовью к бутылке.
И в то же время он знает местный язык и, по его словам, бывает здесь часто – и одно это более чем странно. Ему, по-видимому, доступна вся Галактика, так что же тянет его к Гарсону-4 – планете (во всяком случае, на человеческий взгляд), весьма мало к себе располагающей? И еще: как он сюда попал?
– Гидеон, – спросил Шеридан, – ты, случайно, не заметил где-нибудь там, поблизости, транспортного средства, на котором наш друг мог прибыть сюда?
Гидеон покачал головой:
– Теперь, когда ты об этом заговорил, я могу точно сказать, что нет. Я бы увидел, обязательно.
– Не приходило ли вам в голову, сэр, – спросил Езекия, – что он, быть может, владеет способностью к телепортации? Это не исключено. Например, та цивилизация, на Пилико…
– Верно, – сказал Шеридан, – но пиликоане одолевали сразу не больше мили или около того. Помнишь, как они скакали? Будто большой заяц прыгнет на целую милю, но так быстро, что самого прыжка и не видно. А этот тип, судя по всему, прыгнул через световые годы. Он спрашивал меня о языке, о котором я никогда не слышал. Сказал, что этот язык широко распространен, по крайней мере, в некоторых частях Галактики.
– Сэр, вы уделяете этому слишком много внимания, – сказал Езекия. Нам следует подумать о делах более важных, чем этот праздношатающийся инопланетянин с его любовью к странствиям.
– Ты прав, – согласился Шеридан. – Если дело с торговлей не пойдет, мне головы не сносить.
Но ему так и не удалось окончательно отделаться от мыслей о той встрече под деревом.
Он попытался оживить в своей памяти их долгую праздную болтовню и, к своему изумлению, обнаружил, что она-таки действительно была совершенно праздной. Он не помнил, чтобы существо рассказало ему о себе хоть что-нибудь. Битых три часа, а то и дольше оно говорило не умолкая – и ухитрилось не сказать за все это время ровным счетом ничего.
Вечером Наполеон, когда принес ужин, присел на корточки возле стула, на котором сидел Шеридан, аккуратно подобрав белоснежный фартук к себе на колени.
– Наши дела плохи, ведь так? – спросил он.
– Да, пожалуй.
– Как нам быть, Стив, если мы так и не сможем ничего сделать – вообще не достанем лодаров?
– Наппи, – сказал Шеридан, – я изо всех сил стараюсь об этом не думать.
Но теперь, когда Наполеон об этом заговорил, Шеридан живо себе представил, как будет реагировать «Центральная торговля», если весь груз стоимостью в миллиард долларов ему придется доставить назад. И даже, в несколько более ярких красках, что ему придется выслушать, если он просто оставит его здесь и вернется без груза.