Я внимательно посмотрела сначала на набор, потом на Петра Ильича, затем на мамулю. Она была сама любезность и приветливость. Но я-то хорошо изучила свою мать и могу определить, когда она просто любезна, а когда по-настоящему радуется гостю. Так вот, сегодня она действительно была рада. Она глядела на этого бодрячка Илью Петровича, то есть тьфу! – Петра Ильича, совершенно телячьими глазами, улыбка умиления не сходила с ее лица. Кем он ей был? Говорит, что учились в институте, а такое впечатление, что сроднились, сидя в яслях на одном горшке… И потом, он кажется гораздо старше… Хотя мамуля-то умеет маскировать свой возраст как никто! Больше сорока пяти ей не дашь, а на самом деле моей мамочке… Если родила она меня в двадцать восемь, а мне сейчас двадцать пять… то мамуле… Ужас какой, если она узнает, что я разболтала всем про ее возраст, она просто сживет меня со свету!
Надо отдать должное мамуле и ее гостю: после совместного чаепития они удалились в мамулину комнату и предались там воспоминаниям юности, а меня оставили в покое. Я быстренько выудила из Интернета все, что касалось музыкальных новинок, и накатала рецензию на новый детективный роман Мымриной «Затерянный в супермаркете». На сегодня работу можно было считать законченной, но отчего-то я не испытывала никакого морального удовлетворения.
Я выключила верхний свет и легла на диван. Было скучно, не хотелось ни читать, ни смотреть телевизор. В такие минуты я сама себе противна. Некрасивая, заурядная личность, к тому же абсолютно бесталанная. Гожусь только на то, чтобы давать краткий обзор новинок видеорынка. Ничего не читаю, кроме дурацких детективов, и те приходится просматривать наспех, а иногда просто заглядывать в конец, иначе никакого времени не напасешься. Мне двадцать пять лет, но нет на примете ни одного приличного мужика, с которым хотелось бы не то чтобы жить вместе, но хотя бы встречаться чаще, чем раз в две недели. Относительно замужества даже мамуля никогда не заводит никаких разговоров. Она понимает, что ее дочь для замужества вряд ли когда созреет.
Провалявшись в полутьме минут сорок, я решила, что хватит заниматься самобичеванием, и вскочила с дивана. Вдохнула свежий вечерний воздух из открытого окна и подумала, что если бы все на самом деле обстояло так плохо, как я сейчас представила, то выход у меня был бы только один – немедленно выброситься из этого самого окна на улицу, а учитывая, что мы живем на втором этаже, вряд ли удалось бы достичь желаемого эффекта.
На самом деле со мной все не так уж отвратительно. Насчет красоты, как утверждает мамуля, – все относительно. То есть если уже меня совсем припечет, можно отдаться в мамулины опытные руки, и она сумеет сотворить из своей непутевой дочки что-то приятное для глаз. Дальше, я вовсе не одинока, меня любят в редакции, и еще есть куча приятелей. Относительно мужчин: только не подумайте, что я старая дева! В этом смысле все нормально, все произошло в свое время, просто я считаю, что любовь в жизни – не самое главное. И пишу я не так плохо, просто Гюрза придирается – такая уж стерва уродилась. И если сейчас встряхнуться и сделать несколько звонков, то можно закатиться с компанией в ночной клуб или в ресторан.
Успокоившись, я послушала еще немного, как на улице заливается сигнализация в машине соседа, закрыла окно и легла спать.
Вернувшись на следующий день с работы, я обнаружила в доме кучу гостей. Очень мило: мамуля даже не удосужилась меня предупредить.
Мамуля сбилась с ног и летала, как заведенная, из кухни в комнату. Увидев меня, она прощебетала что-то и упорхнула, а в коридор выплыла Ираида.
– Сашок, привет! – она подставила щеку для поцелуя.
Я ткнулась носом в тугую щеку, в который раз поразившись ее упругости. Ираида – старинная мамулина приятельница, сколько себя помню – вечно она толчется у нас в доме. Сама по себе Ираида ровным счетом ничего из себя не представляет – работает где-то изредка непонятно кем, но есть у нее постоянное хобби: Ираида коллекционирует мужей. Сейчас она на перепутье после четвертого, но, зная Ираиду, все уверены, что скоро быть ей замужем за пятым. Внешность у нее яркая и довольно-таки вульгарная, она любит носить блестящие платья, на шее какое-нибудь монисто и в ушах – огромные серьги, которые покачиваются и звенят при ходьбе, как китайские колокольчики от ветра. Все четыре предыдущих Ираидиных мужа были абсолютно разными: первый – физик, доктор наук, он сейчас в Штатах работает, второй или третий – директор кафе «Сарацин», что на Большом проспекте (директор сейчас в Израиле, а вместо кафе в том помещении находится зоологический магазин «Кошачьи подарки»). Был среди мужей нищий запойный художник, и уж не помню кто еще, но у всех этих мужчин была одна, вернее две общие черты: во‑первых, они все по очереди женились на Ираиде, а во‑вторых, все они, несмотря на разницу в общественном положении, были людьми талантливыми и очень незаурядными. Ираида, несмотря на кажущуюся внешнюю недалекость, обладает сверхъестественным нюхом на интересных мужчин. Она выискивает их где угодно и умеет заинтересовать своей персоной настолько, что многие решаются на ней жениться. Правда, продолжались все ее браки недолго – максимум лет пять, но все же количество мужей о чем-то да говорит.
Трудно себе представить более несхожих людей, чем Ираида и моя мамуля, но тем не менее дружба их продолжается, как я уже говорила, много лет. Думаю, что мамулю с ее стильностью и хорошими манерами не может не отталкивать Ираидина вульгарность, но ее, как и всех нас, привлекает Ираидина жизнерадостность и неиссякаемый оптимизм. Ираида просто налита жизненной энергией, она бьет из нее через край.
– Как жизнь? Что-то ты бледненькая, хахаль бросил? – забросала меня вопросами Ираида.
Я не обиделась бы на нее, если бы даже и вправду меня только что бросил «хахаль» – Ираида никогда не говорит людям гадости из любви к искусству.
– Устала что-то, – пожаловалась я просто так, чтобы что-то ответить.
– Это нехорошо, с этим надо бороться, – всерьез озаботилась Ираида, – мужика заведи себе поздоровее – все как рукой снимет.
– Где его взять-то? – уныло возразила я. – На дороге мужики не валяются…
– На дороге только самое дерьмо валяется, – согласилась Ираида, – хорошую вещь на дороге не найдешь.
– Помогла бы, что ли, – машинально бормотала я, снимая ботинки.
– Сама сейчас на безрыбье, – вздохнула Ираида, но я-то видела, как горят у нее глаза охотничьим блеском, а лучи обаяния, исходившие от нее, можно было наблюдать в темноте невооруженным глазом.
Из кухни выглянул Петр Ильич. Был он без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, мамулин клетчатый передничек смотрелся на нем как фиговый листок на носороге.
– Сашенька, детка! – обратился он ко мне. – Где у вас штопор?
Я только хотела ответить, как мимо пронеслась Ираида с криками: «Я знаю, я сейчас найду!» Она смела меня под вешалку и исчезла на кухне. Ошеломленно потирая ушибленный бок, я скрылась в своей комнате.
На мониторе компьютера был прикреплен листок бумаги с нарисованным на нем черным фломастером восклицательным знаком. Это были ценные указания от мамули: переодеться, причесаться, подкраситься, соорудить на лице приветливую улыбку и немедленно выйти к гостям. М-н-да, пожалуй, сегодня не спасут никакие джинсы, хоть серо-буро-малиновые. Мамуля заботливо выложила для меня длинную черную юбку, ею же когда-то и купленную, и темно-сиреневый джемперочек. Ну что ж, не будем спорить с мамулей, тем более что мне абсолютно все равно, что надеть. Откровенно говоря, раньше я всегда считала, что сиреневый цвет хорош только в одном случае – на благоухающих весной кустах сирени, но в нынешний сезон все с ума посходили от сиреневого. Сиреневые костюмы, сумочки, сиреневые куртки с сиреневым же мехом и даже сиреневые легковые автомобили! Что ж, не будем отставать от моды.
Я принарядилась, причесала волосы и, внимательно оглядев свитерочек, подобрала ему в тон губную помаду – валялась какая-то в ящике с незапамятных времен. Поглядевшись напоследок в зеркало, я сама поразилась полученному эффекту. Яркие губы очень оживляли лицо, а глаза приобрели этакий таинственный блеск… Пожалуй, мамуля не так уж неправа, когда придает такое значение косметике и одежде.
Застолье было шумное и веселое – моя мать умеет принимать гостей. Я скромно сидела в уголке, потому что мамулины знакомые не вызывают у меня интереса – другое поколение, сами понимаете. Я вообще не люблю застолий, потому что не ем мяса. Не подумайте, что выпендриваюсь или комплексую по Фрейду – мол, в детстве в деревне зарезали любимую курочку или поросеночка. Я вообще в деревне была два раза в жизни и никаких курочек там и в помине не было. Просто в раннем моем детстве родители с удивлением обнаружили, что у ребенка стойкое отвращение к мясу. Тошнит меня от всего мясного похлеще, чем беременных!