Иначе бы я не позволил им забрать все это. Ни за что на свете!
Рук чувствовал себя так, словно его ударили секирой – все еще на ногах, но голова уже идет кругом.
– Они забрали моего коня? – спросил он чужим голосом.
– Оружие и доспехи тоже. – Стоя на безопасном расстоянии, владелец постоялого двора позволил себе усмехнуться. – Кровопийцы! Они еще заставили меня сбегать наверх, чтобы я им принес вашу кольчугу и шлем.
Изабелла оставила его безоружным.
Тридцать семь золотых флоринов. Как раз столько, сколько, как ей было известно, было у него в кошельке. И еще коня. Меч. Доспехи.
Он обхватил голову руками и поднял лицо к небу. Тяжелый стон вырвался у него из груди, жуткое рычание, которое эхом отразилось от стен каменных построек, как крик раненного зверя. Слезы бессильной ярости навернулись на глаза Рука. Он прислонился спиной к стене и медленно опустился на землю. Там, в грязи, он сидел не замечая времени, обхватив голову руками.
– Вы можете подать на них прошение в суд. И если они были не правы, вам все вернут, – любезно продолжал хозяин постоялого двора.
Рук только зло рассмеялся в ответ:
– Сколько все это может продлиться?
– А кто знает? Пару лет, наверное.
– Да, и стоить это будет столько, что хватит на двенадцать кобыл.
– Это верно, – с готовностью согласился тот.
Рук продолжал сидеть на земле в том же положении. Он слышал, как хозяин ушел, слышал, как какие-то люди говорили, проходя мимо. Он не хотел двигаться. Ему некуда было идти. У него больше не было ни жены, ни денег. Ничего. Он все еще никак не мог осмыслить всю чудовищность случившегося.
По его плечу кто-то тихонько похлопал, но даже от этого слабого прикосновения он чуть было не упал. Он отнял от лица руки. Он не знал, сколько прошло времени, но, видно, немало, так как тени на улице стали заметно длиннее.
По плечу снова постучали, и он, не думая, схватил с проклятием чью-то руку. Перед ним стоял тот самый немой горбун, которому он дал деньги, и первой его мыслью было потребовать деньги назад.
Попрошайка протянул ему мешок. Рук зло посмотрел ему в лицо. Горбун потряс мешочек и протянул его ближе к Руку. Он ждал, с надеждой глядя, как тот взял его.
В нем оказалась свернутая бумага и мелкая монета. Нищий все еще стоял рядом и ждал. Рук подержал монету в руке и, повинуясь гордости или тщеславию, швырнул ее нищему. Тот широко улыбнулся и, зашаркав прочь, жестами поблагодарил его.
Рук грустно смотрел, как удаляется его обед и ночлег в постоялом дворе. Удаляется по узкой улице с горбатым попрошайкой. Затем он развернул бумажку и подскочил от изумления – ему в глаза ударил сноп зеленого пламени.
«Я нанимаю тебя на службу. Возьми это сейчас в виде оплаты. И не подведи меня в этом.»
Он смотрел на письмо и на два изумруда в своей ладони. Один был маленьким – не больше глаза у стрекозы. Зато другой оказался таких размеров, что на него можно было купить коня, оружие и доспехи, да еще оплатить услуги одного оруженосца за целый год. По размеру это было похоже на изумруд, украшавший горделивую грудку сокола.
Он сжал камни в руке и стал смотреть, как в них вспыхивают и мигают лучи. Он знал, что ему бы сейчас следовало направиться в ее дворец и бросить их ей в лицо. Добрый, благочестивый человек так бы и поступил. Благочестивый человек не стал бы связываться с такой, как она.
Он отдал свою жену Богу.
И еще своего коня, доспехи, деньги.
Рук сжал в ладони ее камни и произнес клятву о том, что посвящает себя служению этой дочери архидьявола.
Год уходит и не возвращается больше,
Унося все с собой, но не закончив дела.
Миновал вновь июль, пролетит и оставшийся срок,
И сезоны последуют снова один за другим.
Так уходят вчера, обращаясь в ушедшее время,
И зима наступает опять.