Она вспомнила, к каким ужасным мерам прибег Джиан Навона, чтобы гарантировать невинность их совместных ночей со своим незаконнорожденным сыном во время путешествия в Англию и обратно. То, что он сделал с Аллегрето, было выше ее понимания и вне прощения.
– Пошли. – Она приподняла юбку, шагнула по лестнице, но он вдруг тихо прошипел что-то, предостерегающе подняв палец, и, не дожидаясь пока она пройдет мимо, сам пошел впереди нее. Он ступал мягко и острожно, совсем неслышно.
У Меланты забилось сердце. Это было ее слабостью, такой же, как страх Аллегрето к соколу. Ей никак не удавалось умерить сердцебиение, когда это было необходимо, когда ее мозг работал на полную мощь и его нельзя было отвлекать. В ушах отдавались удары сердца и мешали слушать. Она оглянулась и затем достаточно громко произнесла в пустоту:
– Давай, поцелуй меня на прощанье, Аллегрето, и разойдемся.
Она ничего не услышала, только шумно билось ее сердце, и кровь пульсировала в висках. Немного подождав, она тихо двинулась вверх по лестнице, вслед за скрывшимся Аллегрето. Ее рука легла на рукоятку кинжала, глаза устремились к изгибам стены. Винтовая лестница вела из часовни, находившейся внизу, к помещениям верхней части замка. Примерно посередине лестницы имелась дверь в стене, которая позволяла попасть в узкий каменный коридор, ведший к ее покоям. Ей сразу же не понравилось расположение ее комнаты, как только она приехала сюда. Сейчас же дорога к себе казалась ей просто опасной.
Дверь в коридор осталась открытой. Там было темно, и она медлила, оценивая степень опасности и примеряясь к ней. Гринголет сидел смирно, но, с другой стороны, сокол все-таки не собака, чтобы чуять опасность на расстоянии. Меланта вынула кинжал из ножен и выставила клинок. Приподняв Гринголета, она приготовилась в случае атаки немедленно освободить его.
– Идите, госпожа.
Приглушенный, точно из загробного мира, голос Аллегрето донесся до нее из коридора. Она затаила дыхание и шагнула в тьму за дверью. Там оказалось сумрачно, но не так темно, как казалось. Аллегрето стоял на коленях над чем-то. Ей показалось, что она видит светлое пятно – раскрытую ладонь. Затем она разглядела руку и наконец разобрала очертания лежащего на полу человека. Это был убийца от Риаты, и он был мертв.
Крови не было. Она видела, как он отрабатывал этот страшный удар на свиньях – удар, который сразу останавливает всю деятельность организма, и после которого вся кровь попадает не наружу, а в легкие жертвы. Так он объяснял ей тогда, улыбаясь от счастья, что обладает таким искусством и мастерством. Сейчас он не улыбался, а быстро и умело занимался делом, сдирая и срезая с трупа ливрею.
Она плотно сжала зубы.
– В мою уборную, – прошептала она. – Я отошлю Кару и всех других.
Он кивнул. Меланта скользнула быстро вниз по ступеням лестницы в часовню, откуда она ранее вышла, и притворилась, что молится. Затем она снова вышла, но теперь направилась в свои апартаменты уже по центральной лестнице. У себя она удалилась в отдельную комнату, потребовав, чтобы ей приготовили вина с душистыми цветами и розами, и не шумели, дав покой ее утомленной голове. Прислуга слишком хорошо знала, что это означало, и все мигом исчезли, вознамерившись как можно дольше не возвращаться, чтобы не попадаться ей на глаза.
Когда Меланта убедилась, что осталась одна, она отворила дверь в коридорчик. Аллегрето ждал в темноте. У его ног лежал уже совсем обнаженный труп его жертвы. Он взвалил тело себе на плечо. И это вышло у него очень ловко и умело, хотя, сделав шаг, он покачнулся – груз был слишком тяжел.
– Толстая свинья Риаты, – пробормотал он, улыбаясь из-под бледных ног, свисавших у него перед лицом.
Она ответила укоряющим взглядом, от чего он только развеселился еще больше.