– Моя жизнь за твое хваленое целомудрие. Что ты сделаешь?
Она смотрела на него огненным взором:
– Ты – грешник, Рук.
– Правду! – закричал он неистово. – Неужели у тебя не осталось любви для меня?
Его слова эхом отразились в лесу, что представляло собой достаточно сильный соблазн для бродяг и преступников, но он стоял не двигаясь, ухватившись рукой за седло и ожидал ее ответа.
Она начала медленно раскачиваться, затем подняла глаза к освещенным солнцем облакам.
– Увы, – сказала она мягко, – но я люблю тебя так непоколебимо, мой муж, что лучше буду лицезреть твою смерть перед собою, чем поддамся и пойду на ужасные пригрешения перед лицом Господа.
Он не сводил с нее взгляда. Он стоял и, не мигая, смотрел на нее, чувствуя, как каменеет его тело.
Она улыбнулась ему и наклонилась, чтобы потрепать его волосы.
– Откровение еще придет к тебе.
Он поймал ее пальцы и сжал их в своих, облаченных в металл.
– Изабелла, – сказал он удрученно. Она перекрестилась свободной рукой.
– Давай дадим обет целомудрия. Я люблю тебя, как мать любит своего сына.
Он отпустил ее. Некоторое время он с удивлением озирался, как будто не мог понять, что ему делать дальше. Затем резко пошел дальше, молча ведя за собой коня.
Прохладный ветер трепал его темные волосы, развевая их в разные стороны.
Конь вскинул голову. Его ноздри раздулись.
Рыцарь насторожился. Он остановился, и его рука легла на рукоятку меча. Конь жадно вдыхал какой-то запах, доносимый ветром, и налитыми кровью глазами смотрел на изгиб дороги, исчезавшей дальше в лесу. Стояла абсолютная тишина, почти не нарушаемая шелестом листьев.
– Великий Боже с нами, – громко сказала Изабелла.
За этим ничего не последовало: не вылетело ни стрелы, не выскочил из засады враг.
– Подвинься назад.
Рыцарь надел шлем и перекинул поводья через голову коня. Изабелла перелезла через заднюю луку седла, и он вскочил на коня. Она обхватила руками его за пояс. Он вытащил меч, пришпорил коня, и, издав боевой клич, отразившийся целым переливом лесного эха, ринулся дальше по дороге. Конь поскакал, разбрызгивая своими копытами воду, и вскоре обогнул изгиб дороги.
Перед глазами у них мелькнули мертвые тела и красная грязь. Конь собирался было броситься дальше, но он натянул поводья, и конь остановился на месте, пританцовывая среди окружавшей их неподвижности.
Он ничего не говорил, лишь поворачивал и поворачивал коня, кружась на одном месте. Перед глазами его проплывали тела их бывших спутников. Теперь их лица были мертвенно-бледными, вокруг них собирались алые лужи, еще не смытые дождем.
Изабелла прижалась к нему.
– Бог уберег нас, – сказала она почти неслышно. – Поклянись же сейчас нашему спасителю Иисусу, что ты будешь вести жизнь, полную целомудрия!
Он наклонился, пытаясь выяснить, не остался ли кто-нибудь в живых. Конь переступал с ноги на ногу, погружая свои копыта в мокрую траву и грязь и выбивая какой-то непонятный ритм. Грабители хорошо знали свое дело.
– Боже праведный! Их убили буквально только что.
Он весь напрягся, рассматривая окружающие их заросли.
– Бандиты только что удрали.
Он развернул коня, но отъехав, остановил, чтобы вновь взглянуть на жуткую картину, оставшуюся позади, словно для того, чтобы удостовериться, что все это – правда.
– Они скончались не исповедовавшись, – прошептала Изабелла и стала бормотать молит?
Она ни на секунду не отрывала от него своих рук даже для того, чтобы перекреститься.
– Так поклянись же сейчас в благодарение Богу за его милосердие и наше избавление от опасности, что ты навсегда будешь целомудренным.
Авиньон напугал его и вызвал неприязнь. В темных жарких улицах перед дворцом пап он стоически переносил тяготы ожидания Изабеллы, пока та молилась.