— Я не хочу с ним разводиться. Я люблю его. Да и уходить мне некуда, сама знаешь.
— Куда уходить, это мы найдем. А вот если любишь, дело, конечно, хуже. Значит, надо выяснить, что же с ним происходит, но готова поспорить, тут дело в другой бабе. Надо ее вычислить и разобраться с ней.
— „Разобраться“ — это как? — от Таниных наивных, но искренних попыток помочь, на душе стало легче. Маша даже рассмеялась: — Танька, фантазия у тебя, конечно, безграничная, но надо же реально смотреть на вещи…
— Я и смотрю реально…
— А реальность заключается в том, — продолжала Маша, не дав перебить себя, — что я стала ему неинтересна. Он не обижает меня открыто, не бьет, не устраивает пьяных демаршей, провоцируя разрыв, но я просто медленно и уверенно превращаюсь в мебель. У меня дервенеют ноги, и руки принимают вид подлокотников… — ей самой так понравился этот образ, что она замолчала, отчетливо представляя процесс собственного перевоплощения.
— Тяжелый случай…
Дверь распахнулась, и на пороге появился бородач в джинсовой рубашке.
— Привет, девчонки. А „Тиккурилла“ у вас есть?
— Есть, — Маша со вздохом поднялась и направилась к застекленному стенду.
Костя, наконец, осилил написание письма. Перечитал его и остался доволен. Для себя он кратко сформулировал его смысл следующим образом: „Вы все козлы, а мы в белом фраке. И не лезьте к нам больше со своими идиотскими претензиями“.
Посмотрел на часы. Время незаметно близилось к обеду.
Костя не мог себе позволить брать из дома всякие бутерброды, как делали остальные сотрудники. Ему почему-то казалось, что, если директор питается бутербродами, стыдливо закрываясь в кабинете, это говорит о полном упадке фирмы. Поэтому он всегда ходил обедать в кафе, расположенное на другой стороне улицы. Это выглядело совсем по западному и, кстати, оказалось гораздо дешевле, чем он предполагал изначально. Его уже знали все официантки и всегда накрывали его любимый столик у большого окна, выходившего на улицу. Он любил с некоторым пренебрежением взирать на людей, жующих на ходу чебуреки, понимая, что они не могут позволить себе ежедневно обедать в этом уютном полутемном зале.
— Вы на обед? — спросила Лена, стоявшая с чайником посреди комнаты, когда Костя показался из кабинета.
— Да, пора уже.
— А мы вот чайку. Не хотите?
— Кесарю кесарево, — Костя развел руками и пошел дальше. Игривый Ленин голос продолжал звенеть в ушах. Он подумал, каким бы ветреным и беспутным не являлось это существо, с ней гораздо веселее и приятнее, чем дома. По всем параметрам, включая внешность, ей, конечно, далеко до Машки, но как обрыдли эти разговоры про краски и обои, текущий кран и, вообще, вся рутинная бытовуха. Он представил конец рабочего дня, когда по уже сложившемуся ритуалу сначала в кабинет заглянет „бабуля“, чтоб попрощаться, потом войдет Юля, строгая и напряженная. Потупив глаза, она спросит, можно ли ей идти домой. Он, конечно, великодушно разрешит и добавит при этом, будто невзначай: „Да, а Лена пусть останется. Нам еще надо поработать“. На кого была рассчитана эта глупая конспирация, неизвестно, ведь все давно обо всем знали. Зато так получалось гораздо интереснее.
Костя вошел в кафе и направился к своему столику. Меню ему уже давно не приносили, потому что он знал его наизусть.
— Как обычно, — сказал Костя, отвечая на улыбку официантки, — если, конечно, у вас ничего не изменилось.
— У нас меняется только вечером, а днем все по стандарту.
— Зайдем как-нибудь к вам и вечером.
— Приходите. У нас хорошо. Живая музыка с девяти.
— Ладно, — Костя подумал, что надо будет в следующий раз (не сегодня, конечно) зайти сюда с Ленкой, а то „вечерние отчеты“ тоже начали терять свою остроту и новизну. В конце концов, можно устроить девочке маленький праздник и посмотреть, как она будет вести себя дальше.
Официантка ушла, а Костя по привычке повернулся к окну.
„Конечно, не Монмартр, но все равно приятно ощущать себя эдаким благополучным буржуа, совершенно не обеспокоенным завтрашним днем, имеющим небольшую, но собственную фирму, верную жену и молодую любовницу“.
Ел он тоже медленно, словно любуясь самим собой. Допив последний глоток безалкогольного пива, очень пожалел, что обед уже закончился и пора возвращаться. Надо не забыть спуститься к „рабам“, чтоб обсудить с технологом новые заявки. Сможем ли мы, вообще, изготовить клише с этим долбанным пингвином, жрущим эскимо?.. Да, и пленка, наверное, заканчивается… Эти технари разве сами напомнят о себе? Шлепают да шлепают, пока что-нибудь не кончится…
Костя подождал, пока загорится зеленый глазок светофора, и чинно направился к широкому крыльцу.
— Маш, закрывай на обед. Я кофе ставлю, — сказала Таня, вставая из-за кассы.
— За булочками сходить?
— Ну, естественно.
Распределение обязанностей произошло между ними уже давно, с того самого момента, когда Таня заварила свой фирменный кофе. За него Маше совершенно не трудно было дойти до угла, где стоял ларек со всякой ароматной сдобой. Непонятно, кому пришло в голову, поставить его в этом захолустье, но их обеих это вполне устраивало.
Когда Маша вернулась, Таня, еще колдовавшая над чашками, подняла голову и сказала, будто мимоходом:
— Я все придумала.
— Что? — не поняла Маша.
— Что-что… Как решить твои проблемы. Надо тебе тоже найти мужика.
— Зачем?
— Как зачем? Чтоб ты перестала обращать внимание, что твой Костик сказал, да как посмотрел на тебя… или не посмотрел. Пока он один-единственный мельтешит у тебя перед глазами, ты и ждешь от него чего-то. Тебе больше ждать неоткуда. У нас с Сашкой тоже так было. Я мигом перестала на все реагировать, когда любовника завела. Знаешь, как классно! Сразу все по барабану стало.
— А закончилось-то тем, что вы все равно разбежались, — Маша протянула Тане воздушную, еще теплую булку, и придвинула чашку, — а я так не хочу. Я не хочу с ним разводиться. Я хочу, чтоб он любил меня, как раньше.
— Ну, Машка, — Таня сделала маленький глоток, — а, может, ты его любишь, потому что других не видела? Знаешь, сколько их, классных, без толку пропадает?
Маша молчала, наслаждаясь напитком, и думала, что „мужик“, скорее всего, не поможет, даже „классный“. Если б все было так просто! А то выход из аналогичной ситуации ищет, наверное, половина семей, а до сих пор никто не смог придумать ничего радикального, кроме развода. Но разве это решение вопроса?..
— Без мужика тебе никак не обойтись, — Таня будто разговаривала сама с собой, не слыша никаких возражений. — Машка, — ее лицо озарилось улыбкой, — я даже знаю, кто тебе нужен. Мы с тобой такое организуем! Все будет суперкласс!
Маша безнадежно вздохнула. Спорить было бесполезно, и она решила, что от знакомства с таинственным „мужиком“ ей не отвертеться. Но не приведет же Танька какого-нибудь маньяка-насильника? Конечно, нет. А, значит, ему можно будет просто объяснить ситуацию и то, что рассчитывать ему, в принципе, не на что. Ну, придется извиниться, конечно. Может, даже согласиться посидеть с ним где-нибудь…
Домой Костя попал в девять, когда рабочий день давно закончился. За закрытыми жалюзи кабинета он даже не заметил, как стемнело. Ленка увлекла его своим азартом, возвращая ощущение бесшабашной молодости. С ней он снова чувствовал себя студентом, как когда-то запирающимся с однокурсницей в темной аудитории, потому что найти другое место для встреч не хватало ни фантазии, ни возможностей. Славное время, когда вся жизнь еще впереди… А то сейчас…
Костя открыл дверь и почувствовал запах котлет. С каким бы удовольствием он променял их на паршивую банку консервов в общежитии, куда можно являться в любое время дня и ночи, даже не переобуваясь, чтоб не носить песок в квартиру…
Маша стояла на пороге кухни.
— Привет. Что ж ты не позвонил, что задержишься? Я с ужином спешила, а тебя все нет.
На какое-то мгновение Косте сделалось стыдно, но что он мог ответить? Что она ему надоела, и не ее собачье дело, где он проводит время? Нет, так он тоже не хотел, потому что жена у него может быть только эта, и никакой другой.
— Замотался совсем, — он вздохнул, — в подвале с технарями просидел. Новые образцы обсуждали. На часы не глянул, а окон там нет, сама знаешь.
— Откуда же я знаю? Я у тебя на работе не была ни разу.
— Ну, сама посуди, какие в подвале окна? — а сам подумал: „И хорошо, что не была. Неизвестно, какой фортель Ленка б могла выкинуть в ее присутствии. И еще эта пришибленная Юля вдруг начнет каяться, что согрешила с ее мужем. От нее тоже всего ожидать можно…“
— Проходи. Я уже раскладываю, — Маша вернулась на кухню.
Костя быстро переоделся, вымыл руки.
— А ты? — спросил он, видя на столе всего одну тарелку.