– Ты так прелестна, что небесам должно быть стыдно, когда они хмурятся, глядя на тебя, – хрипло произнес молодой человек, видя собственное отражение в ее глазах.
Губы Элисон слегка приоткрылись в ответ на столь мудреное заявление, и она перевела взгляд на щенка спаниеля, резвившегося у подножия скалы. Внезапно на ее тонких чертах промелькнуло тревожное выражение.
– Пибоди! Ко мне! – воскликнула она резким и нетерпеливым тоном, настолько несвойственным ей, что и мужчина, и собака изумленно уставились на нее.
Щенок радостно бросился к хозяйке, и лицо Элисон снова приняло мечтательное выражение. Рассеянно почесав собаку за ушами, она выпрямилась и позволила своему спутнику увести себя.
Шорох осыпающейся гальки заставил Алана оглянуться. Подмытый морем берег начал медленно сползать вниз, и спустя мгновение травянистый выступ, где только что находился щенок, обрушился и исчез в волнах.
Невольно затаив дыхание, Алан бросил взгляд на Элисон, с безмятежным видом собиравшую осенние цветы среди камней. Затем медленно выдохнул и усмехнулся, дивясь собственной глупости:
– Это что, образчик шотландского ясновидения, которым, если верить слугам, ты обладаешь?
Элисон вскинула на него удивленный взгляд, но, заметив его поддразнивающую усмешку, рассмеялась. Подобрав нижние юбки, она сорвалась с места и помчалась вниз по склону в укромную ложбинку.
Алан легко догнал ее и, как только они оказались в тени холма, притянул смеющуюся красавицу в свои объятия. Их губы слились, и спустя несколько коротких секунд смех превратился в нежный шепот и томные вздохи.
С румянцем на щеках вспоминая тот летний день, Элисон перегнулась через балюстраду и окинула взволнованным взглядом просторный холл внизу. Ветви хвойных растений и гирлянды из остролиста украшали обшитые деревянными панелями стены и отполированные до блеска перила старинной лестницы. Из кухни струились восхитительные ароматы, а в дальних уголках дома раздавались приглушенные голоса и смешки. Волна возбуждения пронеслась по ее жилам, когда она увидела, что лакей направился к входной двери и взялся за тяжелые створки.
Он приехал! Элисон отступила в тень. Сердце гулко забилось. Она знала, что чванливые родители Алана войдут первыми и не одобрят ее нетерпения, если она бросится навстречу их сыну. Пристроившись на узкой кушетке наверху лестницы, она прислушивалась к басовитым мужским голосам, доносившимся снизу. Один из них принадлежал Алану, и девушка нежно улыбнулась, представив, как он сбрасывает с плеч тяжелый плащ и отдает его лакею. Наверное, он надел парик, короткий и элегантный, в отличие от парика его отца – старомодного каскада пышных буклей. И, конечно, новый зеленый камзол с широкими черными обшлагами и золочеными пуговицами. Она не могла решить, какой на нем жилет, но не сомневалась, что он будет великолепно смотреться с накрахмаленными кружевами сорочки и золотой цепочкой от часов. Когда она попыталась представить себе его остальное облачение, ее бросило в жар.
Элисон минуло восемнадцать лет. Она никогда в жизни не покидала Корнуолла, и Алан Тремейн был единственным молодым джентльменом, которого она знала. Ей было неведомо, как устроена мужская одежда и что под нее надевается, но она слышала достаточно намеков и шуток на кухне, чтобы догадываться, что там имеется некий замечательный секрет, и была уверена, что Алан – тот самый человек, кто посвятит ее в эту тайну. Возможно, даже сегодня вечером. Они так давно не виделись. Элисон не представляла, что время может тянуться так медленно, пока он был в Лондоне.
Из холла донеслось громогласное приветствие ее деда. Элисон проворно вскочила на ноги и поспешила в гостиную, расположенную на втором этаже. Скоро граф пригласит гостей наверх, и ему не понравится, если он застанет ее здесь, притаившуюся в темноте, словно простая горничная.
Впрочем, леди Тремейн наверняка считает, что незаконнорожденная внучка графа ничем не лучше служанки. Презрительно фыркнув, Элисон уселась в кресло без подлокотников и принялась расправлять голубую парчовую юбку в ожидании появления гостей. Она прекрасно знала, что союз ее родителей не был освящен церковью, но трагическая история их любви перевешивала оскорбительные прозвища, которые произносились за ее спиной. К тому же ее дед женился на бабушке с материнской стороны, что, казалось, делало ее положение вполне законным, особенно если учесть, что она никогда не знала собственных родителей. Ее отец погиб в море, а мать умерла от чахотки через год после ее рождения. Дед и бабушка были единственными родителями, которых она когда-либо знала.