Дверь мгновенно открылась, и передо мной предстал крепкий охранник в хорошем костюме и светлой рубашке с галстуком, но без обязательного в таких случаях бейджа с именем на лацкане. Он посмотрел на меня спокойным и равнодушным взглядом профессионала, причем самого высокого класса, и спросил ровным голосом хорошо отлаженного механизма:
– Чем я могу вам помочь?
– Меня зовут Татьяна Александровна Иванова. Я частный детектив. Меня здесь ждут, – исчерпывающе отметила я.
– Предъявите, пожалуйста, документы, – тем же тоном попросил он.
Я протянула ему удостоверение и паспорт, которые он изучил самым внимательным образом и только после этого пригласил меня войти. Но сначала я оказалась не в холле или вестибюле, а в коротком коридоре между двумя дверями, причем внутренняя была заперта, и ему пришлось еще повозиться, чтобы ее открыть. Попав наконец в холл, я, желая немного позлить его, спросила:
– Что же вы об оружии ничего не спросили? А вдруг я с пистолетом?
С таким же успехом я могла бы общаться со сфинксом. Тут ко мне подошел второй охранник, который ничем не отличался от первого, как будто их на одной фабрике под штамповку делали, и точно таким же ровным голосом пригласил меня пройти на второй этаж. По дороге я посматривала по сторонам и не могла не отметить, что интерьер был выдержан в строгом классическом стиле и свидетельствовал о высшей степени респектабельности и хорошем тоне. За закрытыми дверями слышались голоса, шум оргтехники, но никто из любопытства не выглядывал, стремясь узнать, что происходит, и мы не встретили ни души. На втором этаже охранник подвел меня к двери и, заглянув в комнату, кратко сообщил:
– Иванова.
Наверное, ему просто кивнули, потому что он распахнул дверь и пригласил:
– Проходите.
Войдя, я остановилась у дверей, чтобы осмотреться, и увидела под низко висящей лампой небольшой прямоугольный стол. За ним сидели трое мужчин в строгих костюмах, белоснежных рубашках, при галстуках и производили на вид самое благоприятное впечатление, которое порой бывает ох как обманчиво. В торце сидел пожилой худощавый мужчина среднего роста с бледным лицом и гладко зачесанными назад седыми волосами. Его узкие губы были поджаты, а глаза скрывали очки с дымчатыми стеклами. Я мысленно окрестила его Седым. Несмотря на невзрачную внешность, от него исходило ощущение такой колоссальной силы, причем совсем недоброй, такой холодной, рассудочной ярости, которая внешне ничем не проявлялась и потому казалась до того страшной, что у меня мороз пошел по коже и даже пальцы на ногах поджались. По одну сторону от него располагался крупный, толстый, практически лысый мужчина с потным багровым лицом, которое он постоянно вытирал большим носовым платком, уже превратившимся в бесформенный лоскуток. По другую же – сидел очень симпатичный, ухоженный до невозможности, смуглый мужчина лет под пятьдесят. Его волосы цвета «перец с солью» были коротко подстрижены, на носу красовались модные очки с опять-таки дымчатыми стеклами, а весь его вид выражал неизменную готовность немедленно сорваться с места и броситься выполнять приказы начальства. Не люблю я таких! Типа «чего изволите?». Не уважаю! И я решила, что буду звать его Красавчиком.
Поздоровавшись, но, не дожидаясь приглашения, я прошла и села за стол напротив седого мужчины, решив, что, судя по его главенствующему положению за столом, он и есть мой клиент.
– Я могу отчитываться? – спросила я.
– Да! – кивнул мне Седой, но голос его был мне незнаком.
– Простите, но… – недоуменно сказала я, но он перебил меня, обратившись к Толстяку тоном не только уверенного в себе человека, но и человека, который привык отдавать приказы, которые к тому же мгновенно и безропотно выполняются:
– Вы ведь не возражаете, Иван Степанович?
– Нет-нет! – торопливо заверил его Толстяк, и я узнала голос звонившего мне человека, только сейчас он больше походил на испуганное блеяние.
– Итак, я слушаю вас, Татьяна Александровна, – повернулся ко мне Седой и предложил: – Начните, пожалуйста, с самого начала. С того самого момента, как Иван Степанович позвонил вам в первый раз.
Я послушно рассказала все с самого начала и отчиталась о проделанной работе. Меня слушали в гробовом молчании, а, когда я закончила, Седой жестко сказал, обращаясь больше к Толстяку, чем ко мне:
– Иван Степанович обманул вас. У Вадима Сергеевича не возникнет никаких неприятностей. У него по определению не может быть никаких неприятностей, а вот у Ивана Степановича будут, – твердо закончил он и спросил у меня: – Значит, среди мертвых и больных Смирнова нет?
– Я объехала все больницы и осмотрела всех без исключения, кто как-то пострадал за эти дни. Также я посетила не только городской морг, но и морги больниц и могу уверенно сказать, что Смирнова там нет. Не была только в психиатрической больнице, но, если предположить, что в результате какого-либо ранения или травмы Смирнов потерял память, то его все равно сначала отвезли бы в обычную больницу, а уже потом в психиатрическую, – заявила я.
– Ну что ж, вы проделали большую работу и довольно оперативно, – одобрил Седой и, помолчав, продолжил: – Я навел о вас справки, Татьяна Александровна, и мне доложили, что у вас светлая голова и есть некоторые аналитические способности.
– Благодарю вас, – сказала я, сделав паузу, которая должна была дать ему понять, что не мешало бы и представиться.
Он понял меня и спокойно ответил:
– Зовите меня Куратор, меня все так зовут.
– Благодарю вас за добрые слова, господин Куратор, – повторила я, удивляясь царившей среди этих людей конспирации и недоумевая, куда же это я попала.
– Мне также доложили, что вы всю жизнь прожили в Тарасове, неплохо проявили себя, работая в прокуратуре, и еще лучше – на вольных хлебах частного детектива. Вы знаете порядки, царящие в вашем городе, обросли агентурой, без которой невозможна ваша работа, вот и поделитесь с нами своими соображениями, куда мог деться Смирнов, – сказал Седой.
Формально это являлось просьбой, но вот только никаких просительных интонаций в его голосе даже не промелькнуло, это было неприкрытое требование, что мгновенно вывело меня из себя, хотя я все же постаралась держаться в рамках.
– Господин Куратор, – подумав, начала я. – Вариантов столько, что только одно их перечисление займет уйму времени. А я не ясновидящая и не располагаю никакой исходной информацией, и это начисто исключает возможность строить какие-либо предположения. Я не знаю, из какого дома вышел Смирнов и даже в каком районе этот дом находится, потому что в каждом районе города свои заморочки: в Пролетарском – одни, в Ленинском – другие, в Центральном – третьи и так далее. Я не знаю, зачем он вышел из дома. Может, он с собакой гулял, отправился купить сигареты или выкинуть мусорное ведро. Мне сказали, что у него нет ни друзей, ни родственников, но так, простите, не бывает. Обязательно кто-то есть! Он вполне мог зайти к друзьям в гараж, чтобы выпить и поговорить за жизнь. Я не знаю, каков его характер и на что он способен. Вдруг он авантюрист или борец за справедливость, который, не раздумывая, бросится защищать женщину от хулиганов и сам же от них пострадает. А может быть, его исчезновение связано с работой, с семейной или личной жизнью, я имею в виду все тех же друзей. А что? Пятница, конец недели. Зашел Смирнов выпить к кому-нибудь из них, поссорился и получил сковородкой по голове. Дружки, опомнившись, вывезли его в лес под Тарасовом, и по весне милиция получит очередной «подснежник». Извините, но данная ситуация очень сильно напоминает мне одну историю, когда родители попросили меня найти их сына, который ушел из дома, но при этом постеснялись сообщить мне, что он наркоман. В результате я провозилась почти неделю, хотя, знай я раньше о его пагубных пристрастиях, уложилась бы в два-три дня. Так что я поостерегусь что-либо предполагать. Точно могу сказать одно: его не похитили для того, чтобы продать в рабство куда-нибудь на Кавказ, потому что местная милиция совсем недавно провела широкомасштабную операцию и накрыла всю сеть работорговцев, а для того, чтобы создать новую, потребуется довольно много времени. Хотя, при желании это довольно легко проверить, если иметь соответствующие связи.
– В милиции? – впервые подал голос Красавчик.
– Нет, у тех, кто находится по другую сторону баррикад, – обтекаемо заметила я.
– И вы такими связями располагаете? – уже с интересом спросил он.
– Это моя работа, – так же обтекаемо ответила я, но с некоторым вызовом.
– Не дерзите, Татьяна Александровна. Не по чину вам это, – равнодушно заметил Седой, но от его тона я мгновенно покрылась мурашками.
Несколько минут в комнате стояла мертвая тишина, причем не я одна не решалась ее нарушить. Наконец Седой сказал:
– Характера, упорства, работоспособности и наглости вам не занимать, полагаю, что вы нам подходите. – И спросил: – Если вы будете располагать всей исходной информацией, вы сможете оперативно… Подчеркиваю! Очень оперативно выяснить судьбу Смирнова? Учтите, он нужен нам живой! Слепой, глухой, немой, безрукий, безногий, но живой! Мы его от всего вылечим! Все, что нужно, пересадим! Любые лекарства достанем и любых врачей привезем, хоть с Марса! – В его голосе впервые прозвучало хоть что-то человеческое. – Но вы должны его найти! Любая помощь на любом уровне! В деньгах вы не стеснены! А оплата будет царской!