— Какой Аллах, о чем ты? Ты что, собираешься взорвать вокзал? Сколько тебе говорил Али-хазрат,[6] кто убил одного человека, тот убил всех людей! Разве не это сказано в Коране?
— Али-хазрат — муртад и мунафик. Когда мы его убьем — он предстанет перед Аллахом и Всевышний обрадует его мучительным наказанием.
— Ты что говоришь, опомнись! Ты собрался убивать людей?! Ты собрался убить Али-хазрата, которого уважает весь город? Ты знаешь, что после этого нам будут все плевать вслед!?
— Этот твой хазрат ест свинину, дает деньги в рост и не расходует на пути Аллаха — зато выстроил себе дом не хуже этого! Он построил себе дом на деньги закята, деньги, которые должны были пойти на помощь моджахедам и их семьям!
Отец замычал от бессильного горя — он понял, что говорит с чужим человеком.
— Это все неправда. Он помогает наркоманам, нуждающимся, у него для каждого есть доброе слово! И для тебя тоже?
— Доброе слово?! — сын оставил фугас, над которым он колдовал — ты говоришь, доброе слово? Да, оно сильно поможет тем, кто томится в застенках! Кого убивают русисты, к кому врываются в дома, насилуют женщин и уводят детей только за то, что они уверовали в Аллаха, Великого, Хвалимого!
Сын произнес фразу на незнакомом языке, которую отец не понял.
— Опомнись. Именем абики[7] Фатимы, она тебя вырастила, опомнись!
В обеденную залу — зашел еще один человек, коренастый, плохо одетый, лет сорока, заросший щетиной. Бросил презрительный взгляд на лежащего на полу главу администрации
— Заканчивай. Времени мало.
— Да, амир…
Амир ушел.
— Ты слушаешь какого-то оборванца, от которого воняет, но не слушаешь родного отца! — в который раз попытался отец — не жалеешь мать, не жалеешь сестру! Подумай, как твой брат сможет жить в Москве, если скажут, что ты — ваххабит! Ты сломаешь жизнь и ему тоже!
Сын оставил в покое бомбу, подошел ближе к отцу
— Что ты, что мой старший брат — мунафики, потому ты мне не отец, а Султан — не брат! Вы все — гребете под себя и ничем не делитесь с ближними, не расходуете на пути Аллаха! Помнишь, как ты считал свой закят — сколько дать, чтобы не выглядело мало, но при этом сэкономить?! Интересно — а какой закят полагается выплачивать с взяток, которые ты берешь?
— Я брал деньги для того, чтобы вы жили хорошо! Ты мой сын!
— Я уже живу хорошо. Мне ничего не страшно, потому что Аллах — заботится о тех, кто идет по пути джихада. Мои уста и мои помыслы — не осквернены ложью, как у тебя, и меня — ждет рай, а тебя — огонь, когда бы ты не умер. Эти люди — мне братья, потому что они, как и я — идут по пути джихада. Когда мы победим — не останется ни лжи, ни горя, ни унижения, ни распрей, все примут ислам и будут бояться одного лишь Аллаха и наказания Его. Амир — стал мне как отец, он объяснил мне, как должен жить настоящий мужчина. Но ты — этого не поймешь. Аллах Акбар!
И с этими словами — сын вернулся к проводам и бомбе…
Черная Приора — остановилась в самом начале небольшой улочки, где были только богатые дома, невидимые из-за высоких заборов красного кирпича. Фары машины не горели…
— Ильгиз, Слава идите, проверьте… — сказал Скворец — Дима, прикрой их…
Сам Скворец уже надел разгрузку с длинными, толстыми магазинами и вооружился Вепрем-12 с коллиматорным прицелом EOTECH, передней рукояткой, лазерным прицелом и фонарем. Такое оружие — стоило под сотку, но оно того стоило…
Дима — выбрался из машины, занял позицию, положив на крышу машины винтовку Тигр с незаконным ночным прицелом…
— На улице чисто.
Ильгиз, закинув на плечо свою Сайгу — резко потрусил вдоль заборов, отыскивая нужный. Слава — побежал за ним.
Во дворе роскошного особняка главы администрации, куда не посмеет сунуться ни один полицейский — стоял полноприводный, высоко сидящий над дорогой КамАЗ. Машина эта — была путейской, и ее должны были пропустить на товарную станцию. Боевики носили заранее подготовленные заряды и клали их в кузов. Поскольку — снарядов было только три, их недостаток восполнили удобрениями, залитыми дизельным топливом. Еще у них было два десятка заправленных газовых баллонов.
Боевики выбивались из сил, торопились — нужно было грузить в кузов большие бочки с заранее приготовленной адской смесью, подсоединять провода. Никто и не заметил — мелькнувшее над забором лицо…
Слава, маленький, но крепкий башкир с русским именем — встал спиной к забору. Ружье впереди на ремне, руки сцеплены в замок — первая и вторя ступеньки. Третья — плечи Славы. Он забрался наверх, глянул — и тут же спрыгнул обратно.
— Чего там…
— Пошли.
Они отбежали в темноту, Ильгиз достал сотовый телефон
— В адресе духи, рыл десять. У двоих калаши.
— Уверен?
— Сам видел. Грузят КамАЗ.
— Чем?
— Бочками. Большими…
Командир их четверки помолчал, прикидывая варианты. КамАЗ, вооруженные автоматами люди и бочки — весьма скверное сочетание…
— Может, ментам слить?
Как же… Как-то раз слили — ублюдки через месяц на свободе были, вся диаспора впряглась. Если будет русское государство — надо будет все диаспоры объявлять вне закона.
— Нет. Ты боезапас взял?
— Да.
— А Слава?
— Тоже.
— Занимайте позиции. По левой стороне улицы. Как будут выезжать… закроются двери, валите вглухую. Без предупреждения…
— Понял.
— По тенту не стрелять. Только в крайнем случае.
— Понял.
— Аллах акбар, братья. Настало время показать русистам, кто здесь хозяева. Русисты несколько веков назад отняли эти земли, всегда принадлежащие правоверным. Настало время вернуть то, что принадлежало нам всегда по праву!
— Аллах акбар!
Амиром агрызского джамаата был человек по имени Абдулла. Невысокий, но крепкий, по виду опустившийся, пропахший перегаром — но это только для того, чтобы не выследили русисты, состоящие на собачьей службе.[8] Но за ним было прошлое — во второй чеченской войне он воевал на стороне боевиков, после войны — был завербован ДШБ[9] и отправлен обратно, в Россию. Он вернулся уже не в свой город — а в Агрыз, устроился там путевым рабочим. Ему сказали, чтобы он осматривался по сторонам, подбирал верных людей и был готов парализовать железнодорожное движение в этой части страны…
— Говори, Курбан.
— В два — пятнадцать пройдет грузовой состав — начал говорить Курбан, он тоже работал на станции — это воинский эшелон, там груз боеприпасов, он идет под охраной. Охрана — в отдельном, прицепном вагоне, по ночам они все спят, я это видел и не раз. Я знаю, как перевести этот поезд на пути, ведущие в Камбарку, они почти заброшены, но в порядке. Если довести этот состав до Камбарки и там взорвать — русисты узнают, что такое смерть.
В Камбарке — был завод по уничтожению химического оружия. Оно до сих пор — было уничтожено не полностью.
— Можно еще довести этот состав до Казани или повернуть на Ижевск…
— На Ижевск не надо, брат… — сказал еще один ваххабит — там вся железная дорога идет далеко от высотных домов, где бы мы его не взорвали — толку будет мало. А вот в Казани — вокзал прямо в центре города, если там, на вокзале взорвать этот поезд…
То погибнут тысячи людей. Но ваххабиты — этого и хотели…
— Решим по ситуации. Может взорвать и здесь, но если получится — пойдем на Казань. Казань — давно отложилась от движения, там живут люди, которым свое имущество и свои прибыли — дороже Аллаха. А Аллах не ведает народа распутного! Аллаху Акбар!
— Аллаху Акбар!
Сын — вывел из подземного гаража машину отца. Тойота Ланд Круизер, практически стандарт для главы администрации в сельских районах необъятной России, и комфорт как в лимузине, и проходимость почти как у танка. Если даже на станции не знают машину главы администрации — все равно пропустят, не захотят связываться. Пройдет и КамАЗ.
Семеро боевиков набились в Тойоту — в ней было как раз семь мест, пять и два в багажнике. Остальные двое — сели в просторную кабину КамАЗа, еще один должен был открыть дверь, потом закрыть ее и тоже ехать в КамАЗе.
— Аллах с нами… — внушительно сказал один из братьев в Тойоте — Аллах всегда с теми, кто идет по пути джихада…
Али Алхасов — тронул машину с места, одними губами произнося молитву.
Они выехали на улицу — темную, плохо освещенную, остановились, ожидая КамАЗ. КамАЗ вышел вторым, колонна остановилась, чтобы один из террористов мог закрыть ворота — не дело оставлять их открытыми. Тридцать лет назад — обязательно нашелся бы кто-нибудь, кто заинтересовался бы, а зачем со двора главы администрации района отъезжает КамАЗ, и еще ночью. Но сейчас — людей накрепко отучили вмешиваться в чужие дела…