Он выкрикнул заклинание, вскинув в сторону Синдбада руку, и Синдбад начал уменьшаться в размерах, пока не превратился в человечка ростом с палец.
— Ты не будешь нуждаться в воздухе, в еде и питье, — продолжал творить колдовство безжалостный джинн, — болезни не тронут тебя, и жить в этом кувшине ты будешь вечно, вечно, вечно… — и Синдбад почувствовал, как его против воли влечет к горлышку золотого сосуда, которое неожиданно стало таким большим, что он мог пролезть в него. Вместе с сосудом многократно увеличилась комната, a eгo зловещий двойник сделался настоящим великаном. Джинн хохотал, глядя, как коротышка Синдбад вползает в горлышко. Миг — и сосуд оказался закупоренным пробкой. Еще один миг — и сосуд, взлетев, упал в руки джинну. Он вышел с ним на балкон, под усыпанное звездами ночное небо. Внизу раскинулась панорама спящего Багдада, его сверкающие под звездами белые купола и тонкие, как иглы, минареты…
Джинн поднял сосуд над головой, выкрикнул заклинание и сосуд вдруг взвился в воздух и со скоростью пушечного ядра понесся над городом. Вслед ему летели колдовские слова ибн Джалиджиса, и скорость летящего сосуда с каждой минутой увеличивалась. Сотни городов, рек и гор пронеслись под ним. Сосуд поднялся над необозримым океаном и рухнул в самую его середину, камнем пойдя на дно. А лже-Синдбад затанцевал на балконе, засмеялся и захлопал в ладоши, призывая слуг.
— А ну-ка, несите сюда из кухни все, что там есть съестного, — приказал он. — Ваш хозяин проголодался до того, что готов проглотить целого быка!
Слуги забегали по лестницам, внося в комнату все, что осталось от вечернего ужина и что было приготовлено назавтра. Джинн набросился на еду с жадностью, и к ужасу и изумлению повара Касима за четверть часа умял большого, зажаренного целиком барана со всеми его внутренностями и костями. Блинчики, лепешки, фрукты, рис джинн поглощал стремительно, слуги едва успевали ставить перед ним все новые и новые блюда.
— О хозяин, — пролепетал вконец опешивший повар, — в доме не осталось больше ничего съестного…
Джинн подошел к окну и окинул недовольным взглядом двор.
— А это что? — спросил он, показывая на привязанного у сарая бычка. — Разве это не съестное?
— Прикажете освежевать, хозяин? — с низким поклоном спросил повар. — Бычок будет приготовлен к завтрашнему утру…
Лже-Синдбад, не ответив, вынул из-за пояса нож и спустился во двор. Одним взмахом он вспорол бычку живот и тут же отхватил громадный кус дымящегося кровавого мяса. Удовлетворенно урча, он затолкал его себе в глотку. Туда же последовали и другие куски, на которые он разрезал убитое животное. Хасим, Ахмед и Мустафа присели в отдалении на корточки и с ужасом, раскрыв рты, наблюдали за его трапезой.
— Что вытаращились? — заорал джинн и запустил в них здоровенной костью. — А ну, прочь отсюда, бездельники!
Перепуганные слуги бросились вон со двора. А лже-Синдбад, поглаживая раздувшийся живот и утирая сальные губы, направился по устланной красным ковром лестнице в женскую половину дома. Там, за дверцей, скрытой бархатной занавесью, ожидала мужа прекрасная жена Синдбада. А настоящий Синдбад был в эти минуты за тысячи, десятки тысяч километров от родного дома…
Так началось его новое путешествие. Синдбад не слышал ни свиста воздуха за стенками сосуда, ни плеска сомкнувшихся над ним вод. Лишь стенки колебались, заставляя его кататься по вогнутому полу, словно под ним была палуба корабля, терпящего бедствие в жестокий шторм. Синдбад громко кричал, плакал и клял судьбу, посылая молитвы Аллаху, но небеса оставались глухи к его мольбам. Пробка и не думала откупориваться, выпуская его на свободу…
И неведомо было ему, что его горячая молитва все же достигла престола Всевышнего. По неизреченной милости Аллаха сосуд, в который коварный джинн заточил Синдбада, был проглочен гигантским осьминогом, всплывшим с темного и неведомого, кишащего ужасающими чудовищами, морского дна. Этот осьминог уже не раз всплывал на поверхность, и его жертвами становились не только рыбацкие парусники, но и торговые корабли, плывущие к большому плодородному острову, который лежал посреди океана. К тому времени, когда осьминог проглотил сосуд с Синдбадом, на упомянутый остров уже давно не заходили корабли с материка. Опасаясь прожорливого чудовища, капитаны избегали показываться в водах, омывающих остров. Причалы портового города опустели, и его жители, всматриваясь в морской горизонт, уже много месяцев не видели ни одного паруса. Зато часто, особенно перед штормом, когда волны начинали набухать пеной и, как стадо разъяренных тигров, набрасываться на каменные дамбы, из темных вод вдруг вырастали страшные щупальцы осьминога-исполина, а затем показывалось и его круглое, глянцево блестевшее при вспышках молний туловище, ставшее могилой для сотен отважных мореходов. И жители города в ужасе бежали прочь от берега, опасаясь быть захваченными длинными змеящимися щупальцами. Осьминог, не имея достаточной добычи в море, осмелел настолько, что подплывал к городским причалам и протягивал свои многометровые щупальцы в улицы и двери домов, и то, что прилипало к его присоскам, уже не могло оторваться и уносилось в море, где тотчас попадало в пасть к чудовищу. Лишенные подвоза многих необходимых товаров, жители острова испытывали жестокую нужду. Угроза голода нависла над некогда благодатной и процветавшей землей.
Наконец царь острова призвал к себе магов и звездочетов и приказал им пустить в ход все свое волшебное искусство и избавить страну от нашествий кровожадной твари. Не один день думали и советовались мудрецы. Три недели прошло в бесплодных поисках средства, и вот старейший из мудрецов вспомнил о рукописи древних жрецов, хранившейся в заброшенной башне. Свиток с подобающими церемониями был извлечен и развернут, и в ночь, когда осьминог снова показался на горизонте, колдуны острова поднялись на крутой обрыв над морем. В то время, как подплывала ужасающая тварь, они, простирая руки и потрясая головами, выкрикивали заклинания, начертанные на древнем пергаменте. А старый мудрец, упав на колени и вонзив ногти в сухую землю, громко, в такт их крикам, начал призывать птицу Рухх.
Влекомая силой колдовства, гигантская птица стремглав одолела бескрайние просторы, отделяющие ее жилище от уединенного острова посреди океана, и вскоре в небе раздался грохот, подобный раскатам грома. Могучие крылья закрыли половину неба, отчего на остров опустилась темнота. Подданные островного царя, завидев еще одно, на этот раз небесное чудовище, в ужасе бросились из своих домов в лес, надеясь спастись под широкими кронами деревьев.
Между тем исполинский осьминог подплывал к острову, нетерпеливо хлопая пo воде щупальцами и поднимая волны. Он был голоден, за весь сегодняшний день он проглотил несколько десятков крупных и мелких рыбин и золотой сосуд с заключенным в него Синдбадом, а это было для него так мало, что он не чувствовал никакого привеса в своем необъятном желудке. Он плыл к городу, надеясь найти поживу в его домах и улицах.
Маги, собравшиеся над обрывом, продолжали творить колдовство. Повинуясь их воле, птица Рухх, тяжело взмахивая крыльями, закружила над островом и вскоре заметила невдалеке от его берегов всплывшие щупальцы и глянцевое тело чудовищной твари. Исступленно вскрикнул старый маг, указывая пальцем на птицу Рухх, и она, разразившись громовым клекотом, от которого все мудрецы попадали без чувств, сложила крылья и стремглав ринулась на страшного осьминога. Увидев ее своими торчащими над водой круглыми глазами, осьминог заревел, щупальцы его вздыбились и обрушили яростный удар на атаковавшую его птицу Рухх. Однако она увернулась и вонзила когти в его чудовищное тело. Осьминог заревел громче прежнего, испытывая боль, в то время как исполинская птица, тяжело и быстро забив крыльями, начала вытягивать из воды его гигантскую тушу. Щупальцы бессильно извивались в воздухе и норовили ударить или оплести могучую птицу, но она, крепко держа осьминога в когтях, поднялась над морем, на лету раздирая осьминожье брюхо стальным клювом и отбиваясь от его змеящихся конечностей.
Но даже могучей птице Рухх оказалась не под силу такая ноша, как гигантский осьминог. Пролетая над островом, она не смогла удержать его и осьминог рухнул, накрыв своим туловищем целый город. Мудрецы без чувств лежали на скале и некому было читать заклинание, чтобы вновь направить птицу Рухх на бой с гигантом. Освободившаяся от навеянных на нее чар, она громко вскрикнула и, расправив изрядно побитые в борьбе с морским чудовищем крылья, унеслась прочь, тотчас забыв о своем противнике. Но главное она сделала.
Поклеванный и израненный, осьминог уже не мог добраться до моря и скрыться в его спасительной глубине. Он лежал, распластавшись посреди острова, вздрагивая всем своим чудовищным телом, и щупальцы его в предсмертной судороге извивались и крушили все, что им подворачивалось. Два близлежащих города были полностью снесены его мощными конечностями. Жители гибли под обломками зданий, в ужасе бежали в леса, а иные прилипали к присоскам и, не в силах отлипнуть от них, погибали, когда присоски бились об землю.