От неожиданности Вера плюхнулась в кресло и уставилась на меня ничего не понимающими глазами. Она долго думала, будто переводила мои слова с иностранного языка, а когда перевела и вникла в их смысл, спросила:
– Полина Андреевна, вы это серьезно?
– Разумеется, – подтвердила я. – Вера, вы можете быть со мной откровенной. Я хочу вам помочь разобраться с тем человеком, чтобы впредь ничего такого не происходило.
– Нет, этого просто не может быть. Я ни с кем не ссорилась, никому не грубила, мыла посуду и мыла…
– То есть вы без понятия насчет того, кто это был? – уточнила я, и Прошкина кивнула. – Вера, а где вы работали до ресторана?
– Много где. Вообще-то по образованию я музыкальный педагог, но семейные обстоятельства вынудили меня уволиться из музыкальной школы сразу после декретного отпуска. Я не могла отдать Мишу в садик, поэтому стала искать работу с неполной занятостью, своей специальностью пришлось пренебречь…
– Понятно, а непосредственно до ресторана вы где работали?
– В одной коммерческой фирме, уборщицей… Так что уборка для меня дело привычное.
Кажется, она продолжала надеяться, что я оставлю ее домработницей. Я же решила, что пришло время приоткрыть перед ней завесу…
– Вера, я не случайно задаю вам эти вопросы. И Стас Бабенко прислал вас ко мне не случайно. Дело в том, что я помогаю людям решать их проблемы.
– Какие проблемы?
– Такие, с которыми больше пойти некуда. Ну, чтобы вам было понятней, я назовусь вам как мисс Робин Гуд.
– Мисс Робин Гуд? – переспросила Прошкина, кажется, запутавшись еще больше. – Что это значит? Нет, я решительно ничего не понимаю!
– Я помогаю людям добиться справедливости, когда закон оказывается бессилен. Вера, у вас есть недоброжелатель. Он как минимум один раз лишил вас работы и, вероятно, на этом не остановится…
Прошкина молчала, она лишь качала головой из стороны в сторону, давая понять, что не согласна со мной. Это меня удивляло. Если у человека есть заклятый враг, он хорошо знает его имя. Неужели Вера на самом деле ни сном ни духом насчет того, кто ее лишил работы и почему?
– Полина Андреевна, у меня нет никаких недоброжелателей, – наконец вымолвила женщина. – Напротив, вокруг очень много добрых людей. Просто в моей жизни настала черная полоса. Такое бывает, надо только немного подождать, и все образуется… Главное, чтобы интернат не закрыли, а остальное все пустяки… Работу я найду…
– Интернат? Какой интернат?
– Мой сын учится в школе-интернате для детей с нарушением опорно-двигательного аппарата.
– Это в том, что на Стрелковой улице?
– Да, – кивнула Вера, – так вот его собираются закрыть.
– А как же дети?
– Распределят по другим учреждениям области. Если это случится, то мне придется забирать Мишеньку домой только на каникулы. Я не представляю, как перенести эту разлуку, да и для Миши это будет большим потрясением. Потом, я его здесь в бассейн вожу, на конюшню…
– На конюшню? – удивилась я.
– Да, катание на лошадях без седла очень благотворно действует на детей с ДЦП. Я уже давно познакомилась с одной фермерской семьей. У них дочка с таким же заболеванием, так они специально для нее купили пони. Прогресс стал заметен уже через несколько месяцев. Девочка начала передвигаться, пусть и с посторонней помощью. Тогда эти люди купили еще несколько пони и лошадей и стали за символическую плату катать детишек с детским церебральным параличом. Моему сыну такая «конетерапия» тоже пошла на пользу. А в другом городе кто будет с Мишенькой заниматься? Боюсь, что там его состояние может ухудшиться…
– Значит, у вашего сына детский церебральный паралич?
– Да, врачи считали, что он никогда не сможет самостоятельно передвигаться, обслуживать себя… Но я столько труда в него вложила! Мишенька ходит, да, не так, как здоровые дети, но и это для нас счастье! Ему восемь лет, а он даже мне старается помогать…
– Вера, а где ваш муж?
– Я не была замужем. Мы жили в гражданском браке. Хотели оформить наши отношения после рождения ребенка, но не случилось. Как только Андрей узнал, что у сына ДЦП, сразу же бросил нас. Сказал, что ему такая обуза ни к чему.
– Но хоть материально он вам помогает?
– Нет.
– Но как же так?
– Наверное, я в этом сама виновата. Когда Мише было полгода, Андрей принес ему пластмассовый паровозик, а я сказала, что лучше бы пачку подгузников купил. Он психанул и ушел.
– Так вы с тех пор не общались?
– Один раз общались, по моей инициативе. Мишеньке тогда пятый год шел, и ему требовались дорогостоящие лекарства. Я как раз только что маму схоронила, с деньгами совсем туго было… Занимать у кого-то не имело смысла, отдавать-то все равно нечем. В общем, я решилась на крайние меры, подкараулила Андрея около дома, рассказала о нашем сложном положении и попросила купить сыну лекарства. – Вера замолчала, ее губы задрожали.
– Он вам отказал? – предположила я.
– Да, Барсуков заявил, что стоит только раз пойти у меня на поводу, так я возьму за правило тянуть из него деньги, а он не Центробанк. Я сказала, что прошу денег в первый и последний раз, причем не для себя, а для нашего сына, и впредь его не потревожу. Но Андрея это только взбесило. Он заявил, что на эту удочку его не поймаешь, поскольку он совсем не уверен, что Миша его ребенок, обозвал меня и зашел в свой подъезд. С тех пор мы не поддерживаем никаких отношений.
– Извините, что своим вопросом я заставила вас рассказывать о человеке, который вас предал. Наверняка его образ ассоциируется у вас не с самыми приятными воспоминаниями…
– Знаете, мне со временем стало казаться, что это вообще не моя, а чужая история. Когда мы с Андреем случайно встречаемся в городе, то проходим мимо, не здороваясь, как будто никогда не были знакомы, – сказала Вера почти равнодушно. – У меня даже ненависти к нему не осталось. Только ощущение пустоты. Вы мне не верите?
– Ну почему же? Я знаю, что прошлое может быть слишком тяжелым, для того чтобы постоянно носить его с собой. От этого с ума сойти можно.
– Вот именно. Недавно мы с Андреем в приемной у депутата Дымова встретились, так внутри меня даже ничто не дрогнуло. А Барсуков меня, кажется, вообще не узнал.
– А что вы делали у депутата?
– Ну, я была там в составе инициативной группы. Мы просили Дымова оказать поддержку в ремонте здания… Барсуков, наверное, тоже о чем-то просил. Он после нас был на приеме…
– Понятно. Ну и что сказал вам депутат?
– Обещал сделать все возможное, но пока никаких результатов. Если Дымов не поможет, то рассчитывать больше не на кого. Ой, что-то я совсем заболталась! Мне уже пора. Спасибо вам за все, Полина Андреевна!
– Так я же ничего для вас не сделала!
– Вы очень добрая. Мне уже доводилось работать в одном доме, так хозяйка постоянно всем недовольна была… Ладно, я пойду… А насчет вашего предложения, мисс Робин Гуд, то оно не для меня.
– Вера, по-моему, вы не хотите смотреть правде в лицо.
– Ну, какой правде? – измученно спросила Прошкина.
– Некий человек потребовал вас уволить. Бабенко понял, что тот не шутит, обещая неприятности. Стасу было нелегко сообщать вам об увольнении, но он это сделал. А вы проговорились, что на прошлом месте работы все получилось точно так же…
– Не совсем. Тогда я забыла в одном кабинете убраться, точнее, не смогла, потому что ключ не нашла…
– За это сразу не увольняют, самое большее делают выговор. Или было что-то еще?
– Нет, – Вера смотрела на меня честными-пречестными глазами. – Полина Андреевна, это у богатых людей бывают враги, которые строят козни, чтобы завладеть их деньгами или занять их место… А кому я сдалась? Нет, все это какое-то недоразумение…
– Какое?
– Ну, может, меня с кем-то перепутал тот человек?
– Может быть, – сказала я и поняла, что продолжать дальше этот разговор бессмысленно. Прошкина была уверена, что полоса невезения в ее жизни скоро закончится без чьей-либо посторонней помощи.
Я проводила Веру и поднялась к деду. Он сидел в кресле-качалке и просматривал газету.
– Ну, так кто там объявил войну посудомойщице? – осведомился Ариша, глядя на меня из-под очков.
– Без понятия. Прошкина даже не догадывается, кто мог вынудить Бабенко ее уволить. Думает, что это просто недоразумение, поэтому от моей помощи она отказалась.
– Не догадывается, – не без скепсиса повторил дедуля. – Другая бы руками и ногами ухватилась за такую возможность, а эта отказалась. Странно!
– А что ты так удивляешься? Можно иметь зрячие глаза, но не видеть, что происходит вокруг. Она слишком поглощена заботами о больном ребенке и о хлебе насущном.
– У нее больной ребенок?
– Да, у него детский церебральный паралич. Отец, как узнал об этом страшном диагнозе, сразу дал деру. Алименты не платит, так как они в браке не состояли. В общем, Вера крутится, как может.
– Значит, тот, кто вставляет ей палки в колеса, либо не знает этих обстоятельств, либо у него начисто атрофировалось чувство сострадания.